Aichi B7A Ryusei
| Палубный торпедоносец </br>«Рюсэй» («Метеор»)</br>Аити B7A | |
|---|---|
 | |
| Тип | торпедоносец/пикирующий бомбардировщик |
| Разработчик | Айти |
| Главный конструктор | Норио Одзаки |
| Первый полёт | май 1942 |
| Начало эксплуатации | апрель 1944 |
| Конец эксплуатации | сентябрь 1945 |
| Статус | снят с эксплуатации |
| Основные эксплуатанты |  ВВС Императорского флота Японии
|
| Годы производства | апрель 1944 - август 1945 |
| Единиц произведено | 114 (включая 9 прототипов) |
Палубный торпедоносец «Рюсэй» ( (яп. 艦上攻撃機「流星」 Кандзё: ко:гэкики Рю:сэй)/«Аити» B7A (яп. 愛知 B7A Аити Би-нана-Эй)/«Рюсэй» («Метеор») (яп. 流星))— палубный многоцелевой бомбардировщик-торпедоносец времён Второй мировой войны. Последний и самый большой из японских палубных бомбардировщиков-торпедоносцев.
Разработка проекта перспективного палубного бомбардировщика для замены бомбардировщиков-торпедоносцев ВМС типов «Суйсэй» («Комета») и "Тэндзан («Горы поднебесья») началась на авиационном заводе «Айти Кокуки» под руководством главного конструктора Норио Одзаки в 1941 году (шифр проекта — AM-23). С мая 1942 г. по февраль 1944 г. заводом «Айти Кокуки» было построено 9 летных прототипов бомбардировщика. Серийное производство началось в апреле 1944 г., всего до конца войны на авиазаводах «Айти Кокуки» в городах Фунаката и Омура произвели 105 самолетов.
В связи с выходом из строя основных тяжелых авианосцев ВМС Японии, пригодных для базирования торпедоносцев, бомбардировщики типа «Рюсэй» никогда не передавались в состав авианосных соединений, а передавались на вооружение двум авиаполков береговой авиации ВМС.
Содержание
Разработка проекта
Техническое задание на создание палубного бомбардировщика для замены более ранних машин типа «Тэндзан» завода «Накадзима» и «Суйсэй» завода «Йокосука» было выдано ВМС Японии в 1941 году (16-й год эпохи Сёва по японскому летоисчислению, откуда первоначальный шифр проекта «16-С»). Оно включало в себя следующими требования:
- Вооружение из двух 20-мм курсовых авиапушек и одного крупнокалиберного (13-мм) оборонительного пулемёта задней полусферы на турели, бомбовая нагрузка до 800 кг (одна торпеда или две бомбы по 250 кг или шесть бомб по 50 кг);
- Максимальная скорость полёта 300 узлов (555 км/ч);
- Максимальная дальность полёта 1800 морских миль, нормальная—1000;
- Маневренность, позволяющая взаимодействовать с основным палубным перехватчиком ВМС «Мицубиси Тип 0».
Бомбардировщик предназначался для новых строящихся авианосцев ВМС Японии, в связи с чем на него не распространялось ограничение ангаров и подъемников на максимальную длину крыла в 11 м.[1].
Выполнение проекта по выданному техническому заданию в КБ авиационного завода «Айти Кокуки» велось под руководством главного инженера Н. Одзаки совместно со специалистами М. Мори и Я. Одзава. Исходя из требований к скорости, дальности и бомбовой нагрузке, в качестве силовой установки был выбран звездообразный (18 цилиндров) двигатель воздушного охлаждения типа «Слава» («Хомарэ») разработки завода «Накадзима».
Из-за большого диаметра четырёхлопастного винта и необходимости размещения внутреннего бомбового отсека конструктивно самолёт представлял собой цельнометаллический среднеплан с крылом типа «обратная чайка». Крыло оснащалось опущенными элеронами (отклонявшимися вниз на 10° для использования в качестве вспомогательных закрылков), его законцовки были сделаны складывающимися. На элеронах и фюзеляже находились воздушные тормоза, нужные для пикирования. В КБ завода проект получил внутреннее обозначение AM-23[2].
Производство и эксплуатация
Первый летный прототип перспективного торпедоносца ВМС был закончен постройкой на авиазаводе «Айти Кокуки» в г. Фунаката в мае 1942 г. На нем был установлен на тот момент экспериментальный двигатель «Хомарэ-11» разработки завода «Накадзима», однако после доводки мотора самолёт показал на испытаниях очень высокие для бомбардировщика ЛТХ: благодаря высокому аэродинамическому качеству на нем была достигнута скорость 574 км/ч. До февраля 1944 г. было построено всего 9 прототипов торпедоносца , последовательно модифицировавшихся для устранения мелких проблем с планером и оборудованием[3].
В апреле 1944 г. следующая модификация торпедоносца с двигателем «Хомарэ-12» была запущена в серийное производство под обозначением «Рюсэй» («Метеор») (модификация B7A2) . Сборочные линии для него были развёрнуты на авиазаводе в городе Фунаката и военном заводе (арсенале) ВМС №21 в г. Омура (Сасэбо). Темпы производства росли медленно, несмотря на то, что машина была технологически более простой в производстве, чем уже освоенный заводом бомбардировщик «Суйсэй» («Комета»).
На торпедоносцах «Рюсэй» поздних серий был установлен изначально предполагавшийся проектом крупнокалиберный пулемет «Тип 2» калибра 13,2-мм (вместо пулемета «Тип 1» калибра 7,92-мм на первых модификациях). В мае 1945 г. авиазавод в г. Фунаката был сильно поврежден землетрясением, поразившем японский регион Токай, и выпуск самолётов там был прекращен. До конца войны авиазавод в г. Фунаката выпустил 80 ед. торпедоносцев «Рюсэй» (B7A2), ещё 25 ед. сдал 21-й военный завод (арсенал) ВМС. Всего было выпущено 105 ед. торпедоносцев «Рюсэй» ([4].
Боевое применение торпедоносцев «Рюсэй»
К 1944 г. ВМС Японии потеряли практически все тяжелые авианосцы, способные обеспечивать вылеты морской торпедоносной авиации. Торпедоносцы «Рюсэй» поступили на вооружение авиационных частей берегового базирования ВМС — авиаполк «Йокосука» и 752-й бомбардировочный авиаполк (БАП) ВМС. Они ограниченно использовались ВМС Японии в боевых вылетах до конца войны, получив у авиации ВМС США кодовое обозначение «Грейс» (Grace). Одна машина в экспериментальном порядке была переоборудована под двигатель «Хомарэ-23» с взлётной мощностью в 2000 л. с. Существовал также аванпроект КБ завода «Аити» «Рюсэй-модернизированный» («Рюсэй-кай», B7A3) с установкой двигателя «Мицубиси» MK9A [5]мощностью 2200 л.с.[6].
После окончания войны трофейные торпедоносцы проходили испытания в ВС США. Единственный сохранившийся до нашего времени «Рюсэй» экспонируется в Национальном музее авиации и космонавтики в Вашингтоне.
Технические характеристики
| Характеристики[7]: | Прототипы (B7A1) | Серийные машины (B7A2) |
|---|---|---|
| Длина | 11,49 м | |
| Высота | 4,075 м | |
| Размах крыла | 14,4 м | |
| Площадь крыла | 35,4 м² | |
| Нагрузка на крыло | ? | 158,9 кг/м² |
| Масса | ? | 3810 кг (пустого) 5625 кг (нормальная взлётная) 6500 кг (максимальная) |
| Двигатель | Накадзима NK9B (Хомарэ 11) |
Накадзима NK9C (Хомарэ 12) |
| Мощность на взлётном режиме | 1800 | 1825 л. с. |
| Мощность на высоте | 1440 л. с. на 1800 м 1560 л. с. на 6400 м |
1670 л. с. на 2400 м 1560 л. с. на 6550 м |
| Скороподъёмность | ? | 4000 м за 6 мин 55 сек |
| Максимальная скорость на высоте | ? | 566,7 км/ч на 6550 м |
| Дальность полёта | ? | 1850 км (нормальная) 3037,3 км (максимальная) |
| Практический потолок | ? | 11 250 м |
| Стрелково-пушечное вооружение | 2×20-мм курсовые пушки тип 99 модель 2 1×7,92-мм пулемёт тип 1 |
2×20-мм курсовые пушки тип 99 модель 2 1×7,92-мм пулемёт тип 1 (на ранних) 1×13,2-мм пулемёт тип 2 (на поздних) |
| Бомбовая нагрузка | Одна 800-кг торпеда или 800 кг бомб (1×800, 2×250, 6×50) | |
Напишите отзыв о статье "Aichi B7A Ryusei"
Примечания
- Комментарии
- Сноски
- ↑ Франсийон, 1979, p. 288.
- ↑ Франсийон, 1979, p. 288-289.
- ↑ Франсийон, 1979, p. 289.
- ↑ Франсийон, 1979, p. 289-290.
- ↑ В армейской авиации СВ Японии имел также обозначение "Мицубиси Ха-43"
- ↑ Франсийон, 1979, p. 290.
- ↑ Франсийон, 1979, p. 291.
Литература
- на английском языке
- René J. Francillon. Japanese Aircraft of the Pacific War. — London: Putnam, 1979. — 566 с. — ISBN 370-00011-1.
| Самолёты Aichi Kokuki KK |
|---|
| B7A Ryusei | D1A | D2A | D3A | E10A | E11A | E12A | E13A | E16A Zuiun | H9A | M6A Seiran | S1A Denko |
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Aichi B7A Ryusei
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.
В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.
В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
