Айва (картина)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Виктор Тетерин
Айва (Айва и чайник). 1966
Холст, масло. 59 × 80 см
Частное собрание, Россия
К:Картины 1966 года

«Айва» — декоративный натюрморт ленинградского живописца Виктора Кузьмича Тетерина[1] (1922—1991), на котором изображены плоды айвы и чайник на серебряном подносе.





История

Написанный в 1966 году в ходе очередной поездки В. Тетерина в Гурзуф, натюрморт «Айва» (иногда упоминается как «Айва и чайник») стал одной из знаковых работ для художника, которыми был отмечен заметный перелом в его творчестве. Композиция работы решена автором бесхитростно, «в упор», что вполне соответствовало эстетике «шестидесятников». Плоды айвы и чайник на серебряном подносе приближены к зрителю, занимают почти всю плоскость холста. Колорит сочный, декоративный, письмо отличается широтой, раскованностью и смелостью живописного обобщения[2][нужна атрибуция мнения][неавторитетный источник?]. Тетерин впервые сумел, по его[кто?] выражению, «понять Матисса», то есть освоить, приспособить для осуществления собственных замыслов декоративно-изобразительные принципы французского живописца, так давно уже его занимавшие[3]. В «Айве», а также в написанных тогда же «Южном натюрморте», пейзажах «Оливковая роща», «Дом с балконами» (все 1966) впервые так мощно проявились свобода самовыражения художника, лёгкость исполнения и раскрепощённость живописи наряду с убедительностью пластического языка.>[нужна атрибуция мнения]. Плоды айвы написаны Тетериным с необыкновенной живописной энергией.>[нужна атрибуция мнения].

По мнению Г. И. Чугунова, это был настоящий взлёт в развитии дарования художника, источники которого видились в собственном творческом росте живописца и крымской природе, напоённой солнцем и светом, хотя, быть может, и понятой сквозь призму творчества Матисса[3]. Отныне художник основное внимание будет уделять цвету, ритмической организации холста, передаче световоздушной среды. Этим задачам будут подчинены достаточно условные композиция и рисунок. По меткому замечанию Г. И. Чугунова, искусству Виктора Тетерина совершенно не свойственен драматизм. Бурные стихийные явления так же далеки от художника, как и обострённость душевной жизни человека. В этом заключается своебразие и особая притягательность его творчества. По складу своего характера, мировоззрению, склонностям художник стремился к изображению единства природы и человека, они диктовали ему непреодолимое желание искать в устройстве окружающего мира гармонию, душевную ясность, незамутнённость духовной жизни[4].

Впервые натюрморт был представлен в 1972 году в Ленинграде на выставке одиннадцати ленинградских художников в новом выставочном зале Союза художников РСФСР на Охте[5]. В 1988 году картина демонстрировалась в выставочных залах Ленинградского отделения Союза художников РСФСР на совместной выставке произведений Виктора Тетерина и Евгении Антиповой[6]. В 1997 году картина экспонировалась в Мемориальном музее Н. А. Некрасова на выставках «Художники круга 11-ти»[7] и «Памяти учителя», посвящённой творчеству ленинградских художников — воспитанников мастерской А. А. Осмёркина[8].

См. также

Напишите отзыв о статье "Айва (картина)"

Примечания

  1. Справочник членов Союза художников СССР. Том 2. — М: Советский художник, 1979. — С.424.
  2. [www.leningradschool.com/still-life-at-the-leningrad-table_r.html Иванов С. В. Тихая жизнь за ленинградским столом]
  3. 1 2 Виктор Кузьмич Тетерин. Выставка произведений. Каталог. — Л: Художник РСФСР, 1988. — С.6.
  4. Виктор Кузьмич Тетерин. Выставка произведений. Каталог. — Л: Художник РСФСР, 1988. — С.8—9.
  5. Каталог выставки одиннадцати ленинградских художников. — Л: Художник РСФСР, 1976. — С.18.
  6. Виктор Кузьмич Тетерин. Выставка произведений. Каталог. — Л: Художник РСФСР, 1988. — С.6, 27.
  7. «Художники круга 11-ти» — СПб, Мемориальный музей Н. А. Некрасова, 2001. С.3.
  8. Памяти учителя. Выставка петербургских художников — учеников мастерской А. А. Осмеркина. — Санкт-Петербург: 1997. — С.4, 5.

Источники

  • Каталог выставки одиннадцати ленинградских художников. — Л: Художник РСФСР, 1976. — С.18.
  • Справочник членов Союза художников СССР. Том 2. — М: Советский художник, 1979. — С.424.
  • Мочалов Л. Виктор Тетерин. — Л.: Художник РСФСР, 1982.
  • Справочник членов Ленинградской организации Союза художников РСФСР. — Л: Художник РСФСР, 1987. — С.130.
  • Виктор Кузьмич Тетерин. Выставка произведений. Каталог. — Л: Художник РСФСР, 1988. — С.6, 27.
  • Евгения Антипова, Виктор Тетерин. Живопись. Рисунок. — Санкт-Петербург: ЗАО «ПОНИ», 1999.
  • Памяти учителя. Выставка петербургских художников — учеников мастерской А. А. Осмёркина. — Санкт-Петербург: Мемориальный музей Н. А. Некрасова, 1997. — С.4,5.
  • Художники круга 11-ти. СПб: Мемориальный музей Н. А. Некрасова, 2001. С. 3.
  • Иванов, С. В. Неизвестный соцреализм. Ленинградская школа. СПб: НП-Принт, 2007. С. 72—73.
  • Иванов, С. В. Тихая жизнь за ленинградским столом // Петербургские искусствоведческие тетради. Выпуск 23. СПб: 2012. С. 90—97.

Ссылки

  • [www.leningradschool.com/still-life-at-the-leningrad-table_r.html Иванов С. В. Тихая жизнь за ленинградским столом.]
  • [leningradartist.com/bio/t_rus.htm#30 Виктор Кузьмич Тетерин (1922—1991). Биография и библиография.]

Отрывок, характеризующий Айва (картина)

– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.


На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.
– Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.
Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
– Вот еще одного ведут! – сказал один из офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два казака.
Один из них вел в поводу взятую у пленного рослую и красивую французскую лошадь.
– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.
– Les huzards de Pavlograd? [Павлоградские гусары?] – вопросительно сказал он.
– La reserve, sire! [Резерв, ваше величество!] – отвечал чей то другой голос, столь человеческий после того нечеловеческого голоса, который сказал: Les huzards de Pavlograd?
Государь поровнялся с Ростовым и остановился. Лицо Александра было еще прекраснее, чем на смотру три дня тому назад. Оно сияло такою веселостью и молодостью, такою невинною молодостью, что напоминало ребяческую четырнадцатилетнюю резвость, и вместе с тем это было всё таки лицо величественного императора. Случайно оглядывая эскадрон, глаза государя встретились с глазами Ростова и не более как на две секунды остановились на них. Понял ли государь, что делалось в душе Ростова (Ростову казалось, что он всё понял), но он посмотрел секунды две своими голубыми глазами в лицо Ростова. (Мягко и кротко лился из них свет.) Потом вдруг он приподнял брови, резким движением ударил левой ногой лошадь и галопом поехал вперед.