Айеро, Фрэнк

Фрэнк Айеро Frank Anthony Iero Jr.
Основная информация
Полное имя	Фрэнк Энтони Томас Айеро мл.
Дата рождения	31 октября 1981(1981-10-31) (42 года)
Место рождения	Бельвилль, Нью-Джерси, США
Страна	США США
Профессии	гитарист, певец
Инструменты	гитара, ритм-гитара
Жанры	альтернативный рок, панк-рок, пост-хардкор
Псевдонимы	Pansy
Коллективы	Pencey Prep, Hybrid, Sector 12, I Am a Graveyard, Give Up the Ghost, Leathermouth, My Chemical Romance
Сотрудничество	Reggie and the Full Effect
Лейблы	Epitaph Records

Фрэнк Энтони Томас Айеро мл. (англ. Frank Anthony Thomas Iero Jr.) — бывший ритм-гитарист и бэк-вокалист альтернативной рок-группы My Chemical Romance (2001-2013), возглавлявший также собственный коллектив Leathermouth. В 2014 году организовал сольный проект «FrnkIero AndThe Cellabration» .

Биография

Фрэнк Энтони Томас Айеро-младший родился 31 октября 1981 года в Бельвилле, Нью-Джерси. Он рос болезненным ребёнком: страдал хроническим бронхитом, другими инфекциями. В подростковом возрасте у Фрэнка был обнаружен вирус Эпштейна — Барр, следствием чего явились симптомы, сходные с симптомами мононуклеоза.

Айеро-старший был музыкантом: под его влиянием Фрэнк научился играть на инструментах (сначала на ударных, затем на гитаре) и сформировал музыкальные вкусы. Однако родители развелись, и мальчика воспитывала мать Линда, также сыгравшая важную роль в формировании его творческой личности. Именно она предоставила ему в полное распоряжение подвал дома, где он и начал проводить репетиции — сначала самостоятельно, затем с группой, которую собрал в возрасте 11 лет. С этого времени он играл в разных составах — Hybrid, Sector 12, I Am a Graveyard и Give Up the Ghost. По окончании католической школы Queen of Peace High School в Северном Арлингтоне Айеро поступил в Рутгерский университет, но вскоре учёбу ему пришлось оставить.

8 марта 2008 года женился на своей школьной подруге Джамии Нестор, с которой встречался около семи лет. 7 сентября 2010 года Айеро объявил, что они стали родителями двух близнецов Черри и Лили, 7 апреля 2012 родился сын Майлз.

Творческая жизнь

Открыв для себя Nirvana, Black Flag и Bouncing Souls, Фрэнк Айеро собрал с друзьями группу Pencey Prep, где стал вокалистом и ведущим гитаристом.

My Chemical Romance

Фрэнк присоединился к My Chemical Romance (как раз искавшим себе второго гитариста) в тот момент, когда группа записывала дебютный альбом I Brought You My Bullets, You Brought Me Your Love. В интервью «Керрангу» он так вспоминал об этом:

Я играл в другой группе, и мы выпустили пластинки на одном лейбле. Помню, мы все находились у меня дома, и я стал парням из My Chem делать намёки: мол, моя группа вот-вот распадётся, а их группа мне так нравится… В дебютном альбоме я сыграл в двух или трёх треках, но по сути прошёл с ним весь процесс от начала до конца… Помню, как в фургоне прослушал «Early Sunsets Over Monroeville»: нужно было тут же набросать гитарную партию и ехать её записывать. Я обожал их тексты: в них было столько фантазии, воображения. Джерард был этаким жутковатым комиксовым пареньком. Помню, увидел его на каком-то пати - подумал: Вау, парень крут! Сошлись мы с ним мгновенно. Оригинальный текст (англ.)   I was in another band and we'd had a record out on the same label. I remember bein at my house and dropping hints to the My Chem guys that my bavd was breaking up and I really loved their band. I only played on two or three tracks on that record, but I was there for the entire thing. I remember bein in the van outside, listenint to Early Sunsets Over Monroeville, having to write my parts in the van and then run in and record them. I loved the lyrics. There was so much imagery in them, Gerard was just this creepy comic book kid, and I remember meeting him at a party and thinkig: Wow, that kid's fucking rad', and we just got along straight off the bat. Фрэнк Айеро, Kerrang!, февраль 2009 года.

Будучи принят в состав, Айеро бросил университет, присоединился к группе, уже имевшей репутацию самой интересной на местной музыкальной сцене, и идеально вписался в состав, дополнив стилистическую палитру, в которой до этого доминировал основной гитарист Рэй Торо, в большей степени следовавший традициям хэви метал. «Я чувствую, что с приходом Айеро наша группа приобрела завершённость. Именно поэтому наше выступление далось нам легче, и мы все стали как единое целое, ещё один человек, который поддерживает всех своей энергетикой, это чертовски здорово, мне это нравится», — говорил Джерард Уэй.

Второй альбом Three Cheers for Sweet Revenge записывался в Лос-Анджелесе. По словам Айеро, это был party time, но как только дело доходило до записи, группа проявляла «рабочие качества». Бывший фронтмен Black Flag Кейт Моррис спел бэк-вокал в нескольких треках альбома исключительно благодаря Айеро, который уговорил его приехать в студию, когда случайно встретил на бензозаправочной станции.

Работа над The Black Parade запомнилась Айеро прежде всего потому, что участники группы жили в особняке с привидением. Согласно легенде, оно являлось здесь ещё Мерлу Хэггарду, который написал об этом песню. По воспоминаниям Айеро переезд в Лос-Анджелес благотворно сказался на качестве материала группы: песни приобрели внутреннюю напряженность. Об эти днях он вспоминал:

Помню, однажды вечером я зашёл в комнату Джерарда: он читал книгу о Преисподней. Мы разговорились о моральных пьесах, о менестрелях и он стал рассуждать о том, почему что никто в наши дни не пытается возродить эти формы искусства. Потом разговор перешёл на более личные темы… Джерард — человек, увлекающийся, импульсивный рассказчик: в нём уживаются артист и писатель. Фрэнк Айеро, Kerrang!, февраль 2009 года.

Уже будучи участником My Chemical Romance, Айеро сформировал побочный проект Skeleton Crew, который объединил в себе фэшн-линию, записывающий лейбл и издательскую компанию.

Leathermouth

Находясь на гастролях с материалом второго альбома MCR Three Cheers for Sweet Revenge (2004), Айеро узнал о том, что дома трое друзей собрали новую группу. Вернувшись на неделю, он получил от них инструментальную демо-плёнку, которая произвела на него сильное впечатление. К тому моменту, как MCR приступили к первым сессиям The Black Parade, новая группа всё ещё не нашла себе вокалиста. «Мне они очень нравились, хотелось хоть в каком-то качестве поучаствовать: нельзя же было допустить, чтобы всё просто так испарилось, — рассказывал он в интервью. — Тогда я сказал: дайте мне пару дней, я напишу несколько песен к текстам, и посмотрим, как пойдет дело».

В результате появились песни «Bodysnatchers Forever» и «Murder Was The Case That They Gave Me», наполненные (по выражению корреспондента журнала Kerrang!) «почти животной хардкор-агрессией». Совершенно неожиданно для себя Айеро — уже с микрофоном, а не гитарой, — оказался фронтменом новой группы, в состав которой вошли также гитарист Роб Хьюз, Уолтер Сикерт и Джон Хэйг.

По словам гитариста, сохранить баланс не составило для него проблемы:

Переход произошел очень легко. Я вернулся из турне и вдруг ощутил необходимость начать нечто совершенно новое, свежее, что бы открыло мне в голове новые пространства в иной музыкальный жанр… Другое дело, живые выступления: они расшатывают нервы. Я вообще-то не считаю себя фронтменом ни в каком смысле этого слова. После того, как понял, что это такое, я ещё больше зауважал Джерарда! Фрэнк Айеро, Kerrang!, 17 января 2009 года.

Именно в новой группе Айеро, по его словам, смог реализовать все негативные чувства по отношению к обществу и окружающему миру, чего ему не удавалось сделать в основной группе. Осенью 2008 года Leathermouth провели турне, выступая в первом отделении концертов Reggie and the Full Effect, а в октябре подписали контракт с Epitaph Records.

Дебютный альбом Leathermouth XØ вышел 27 января 2009 года на Epitaph. Работа над пластинкой началась, ещё когда записывался The Black Parade. Айеро рассказывал: «Как только выдавалась свободная минутка, мы отправлялись репетировать ко мне домой и записываться в подвале. Чистого времени на альбом ушло месяца два, но они распылились на пару лет».

17 января 2009 года рецензент журнала Kerrang! Алистер Лоуренс высоко оценил как альбом в целом (4/5), так и вклад в него Айеро, отметив острые и злые тексты, основными мишенями которых стали коррумпированные политики, «безмозглый общественный конформизм», а также средства массовой информации, подвергающие нападкам рок-музыку, перекладывая на неё ответственность за общественные пороки.

Признано официально: Айеро теперь — рассерженный молодой человек. При том, что Leathermouth — вполне самостоятельная группа, фокус внимания сконцентрирован на Айеро, мало того, что знаменитом гитаристе MCR, так теперь ещё и фронтмене и ведущем вокалисте. Поработал он здесь отменно. Отбросьте предубеждения: «XO» — один из самых едких, острых и злобных хардкор-панк-альбомов, которые вы услышите в этом году. — Kerrang!, Алистер Лоуренс .

Оригинальный текст (англ.)  

Frank Iero is officially an angry young man. Much as Leathermouth are a proper band, the focus is undoubtedly on Iero, famous as the guitarist in MCR but stepping into limelight here as Leathermouth's lead vocalist and frontman. He's done a great job too. Ditch your preconceptions: XO is one of the most caustic, abrasive and vitriolic hardcore punk albums you'll hear all year.

Факты

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

• У Фрэнка глаза цвета темного ореха, а естественный цвет волос темно-каштановый.
• Обычный его выбор среди гитар — Epiphone Elitist Les Paul Custom, хотя иногда играет и на других. На его любимой гитаре было написано «Pansy» — его собственный ник.
• Большим городам, типа Лос-Анджелеса или Нью-Йорка он предпочитает Нью-Джерси.

На самом деле я не знаю ничего, кроме Джерси. Я люблю его грязь. Сейчас я начинаю узнавать мир, и это здорово, но он [мир] не лучше, чем Джерси.

• Своей любимой книгой он называет «Гарри Поттера».
• Фрэнк восхищается Билли Джо Армстронгом (Green Day), он учился играть на гитаре, подражая ему.
• В 2007 году Айеро был членом жюри на 7-й ежегодной премии в области независимой музыки.
• Наряду с Алисой Милано он был провозглашён самым сексуальным в мире вегетарианцем 2008 года (по версии PETA2).
• Летом 2008 года участвовал в проекте в поддержку The Cure под названием The Love Cats.
• Играл на бас-гитаре во время прощального тура группы Reggie and the Full Effect.
• В числе любимых Фрэнк называет группы The Misfits, Black Flag, American Nightmare, The Bouncing Souls, Beastie Boys, фильмы — «Nightmare Before Christmas», «Рашмор», «Техасская Резня Бензопилой» Тоуба Хупера.

Дискография

Pencey Prep

• Heartbreak in Stereo (2001)

My Chemical Romance

• I Brought You My Bullets, You Brought Me Your Love (2002)
• Three Cheers for Sweet Revenge (2004)
• The Black Parade (2006)
• Danger Days: True Lives Of The Fabulous Killjoys (2010)

Leathermouth

• XØ (2009)

FrnkIero AndThe Cellabration

• Stomachaches (2014).

Примечания

Комментарии

Источники

Отрывок, характеризующий Айеро, Фрэнк

Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.


В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.