Айзенман, Питер

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Питер Айзенман
Peter Eisenman
Основные сведения
Страна

США

Дата рождения

11 августа 1932(1932-08-11) (91 год)

Место рождения

Ньюарк (Нью-Джерси)

Пи́тер Айзенма́н (англ. Peter EisenmanПитер Эйзенман; род. 11 августа 1932, Ньюарк, штат Нью-Джерси) — американский архитектор, автор многочисленных монографий и статей, профессор архитектуры, один из основоположников архитектурного деконструктивизма.





Биография

Из еврейской семьи.[1][2] Архитектурное образование П. Айзенман получил в Корнелльском университете (бакалавр архитектуры); в Высшей Школе Архитектуры Колумбийского университета (магистр архитектуры); а также защитил диссертацию в Кембридже.

В 1967 году он основал Институт исследования архитектуры и градостроительства (Institute for Architecture and Urban Studies — IAUS), которым руководил до 1982 года. В разное время П. Айзенман преподавал в Купер Юнион, Принстонском и Йельском университетах, он был учителем Даниэля Либескинда, из его архитектурного бюро вышли лидеры «блобмейстеров» — Грег Линн (Greg Lynn), Джеф Кипнис (Jeff Kipnis), Марк Уигли (Mark Wigley), Сэнфорд Квинтер (Sanford Kwinter).

Творческий путь

В начале своего творческого пути Питер Айзенман входил в состав «нью-йоркской пятерки» (также группа известна как «пятеро белых»), в которую помимо него входили: Чарльз Гуотми (Charles Gwathmey), Джон Хейдак (John Hejduk), Ричард Мейер и Майкл Грейвз (Michael Graves). Группа была организована по итогам конференции, посвященной проблемам изучения окружающей градостроительной среды, проведенной в музее современного искусство (MOMA) в 1969 году. Работы группы представляли т. н. нью-йоркскую архитектурную школу[3]. В этот период Айзенман работает с геометрическими абстрактными композициями и творческим наследием Ле Корбюзье.

Кризис 1978 года

С этого периода П. Айзенман отходит от сугубо рационалистических поисков и переходит в область иррационального. Внешним событием, спровоцировавшим этот перелом, оказался курс лечения Айзенмана у психоаналитика. «Именно тогда я начал путешествовать по своему подсознанию. Уходить в самоанализ и все меньше ориентироваться на рационалистические функции мозга. Это вызвало сдвиг в моей архитектуре. Мои здания стали закапываться в землю и в область подсознательного».[4]

Этот период поисков Айзенмана можно обозначить как деконструктивистский, несмотря на то, что сам архитектор всячески отказывается от каких-либо четких определений. Сам себя он в разные периоды провозглашал постфункционалистом, постмодернистом, деконструктивистом. Такое отсутствие чёткой позиции — и есть позиция Айзенмана, последовательно уклончивая и непоследовательно деструктивная. Он считает, что человек волен выбирать из всего многообразия, предлагаемого этим миром, без каких-либо ограничений, все, что покажется лично ему близким в данный момент, что вызывает резонанс, заставляет задуматься о себе.

Работая как деконструктивист, Айзенман в первую очередь исследует архитектуру как идею, а основными источниками вдохновения для него являются тексты Жака Деррида и психоанализ. Совместно с Деррида он создал проект «Хоральное произведение», включающий в себя литературный и архитектурный дискурс. При этом Деррида выступил в качестве дизайнера, а Айзенман — как литератор. Это были две параллельные работы, которые были одновременно и независимы друг от друга, и в тесной корреляции между собой. В результате возник образец многоголосой, многоязыкой «архитектуры-полиглота». «Словесный дизайн» включает в себя хореографию, музыку, пение, ритмические эксперименты.

По мнению Айзенмана, архитектура должна быть критична, она не должна удовлетворять нужды заказчика и решать его проблемы, напротив, — архитектура ставит проблемы. В соответствии с этой концепцией, Айзенман выстраивает не только теории, но и реальные сооружения, часто шокируя заказчика. Например, в проекте «Гордиола Хаус» он заявил заказчику, что согласно его теории, окна дома не должны выходить на океан (о чём так мечтал заказчик); в «Векснер-центре», предназначенном для экспозиции работ художников, очень трудно повесить на стену картину (хотя бы потому, что стен как таковых нет). Здание заставляет художников искать иные способы самовыражения, работать не с пустыми стенами, а с весьма не простым контекстом.

Все исследования Айзенман декларирует в своих текстах. Понять его архитектуру в отрыве от теории очень сложно, из-за чего Чарльз Дженкс причисляет его к модернистам, заставляющим мир подстраиваться под их идеи. Однако сам Айзенман утверждает, что в данном случае это не абстрактные идеи, но то, что всегда было заложено в самой архитектуре, но до сих пор было скрыто. Задача архитектора — вскрыть то, что было подавлено, помочь выразится тому, что считалось нефункциональным, бессмысленным и т. д. «Если между супружескими кроватями есть щель, — говорит Айзенман, — в которую можно провалиться — это меня не заботит. Если в семье есть ребёнок — это меня не волнует, если оказывается, что из обеденного стола в столовой выпирает столб — мне на это наплевать, если люди не могут увидеть из своего дома океан через окно — ну и пусть».[5]

Чтобы избавиться от предрассудков традиции, он использует метод «чтения в пробелах», который во многом совпадает с постмодернистской концепцией «складки» (Жиль Делёз. Складка: Лейбниц и барокко. 1988). По его мнению, традиционные оппозиции между структурой и орнаментом (декорацией), абстрактным и фигуративным, формой и функцией могут быть упразднены. Архитектура может начать объясняться «между» этими категориями (не порывая с ними окончательно).

Кризис осени 1988 года

Начиная с 1990-х, П. Айзенман окончательно отказывается от деконструктивистского дискурса и переключает свои поиски в область нелинейной архитектуры. В качестве переломного момента можно обозначить кризис осени 1988 года, когда Айзенман окончательно осознал «смерть деконструктивизма»(чему способствовала организованная при поддержке Филипа Джонсона знаменитая выставка «Деконструктивистская архитектура» в нью-йоркском Музее современного искусства) и перед ним встал вопрос: «а что же дальше?». Новое вдохновение пришло со стороны современных открытий в науке, идеи самоорганизующихся органических структур, теории складки Ж. Делеза, теории фракталов.

Постройки и проекты

Награды

2007

  • American Institute of Architects, National Honor Award for Design
  • Memorial to the Murdered Jews of Europe, Berlin

2006

  • Golden Cube for Architectural Achievement, Architecture Annale, Naples, Italy
  • Berlin Architectural Prize, Distinction
  • Memorial to the Murdered Jews of Europe
  • International Fellowship from the Royal Institute of British Architects
  • Honorary Doctor of Fine Arts, Syracuse University, Syracuse, New York

2005

  • American Institute of Architects, New York Chapter, Honor Award
  • Memorial to the Murdered Jews of Europe, Berlin

2010

Библиография

  • Five Architects: Eisenman, Graves, Gwathmey, Hejduk, Meier (Paperback), Oxford University Press, USA (January 9, 1975)
  • Peter Eisenman, Houses of Cards. New York: Oxford University Press, 1987.
  • Peter Eisenman, Diagram Diaries (Universe Architecture Series), Thames and Hudson, 1999.
  • Blurred Zones: Investigations of the Interstitial : Eisenman Architects 1988—1998
  • Peter Eisenman, Giuseppe Terragni: Transformations, Decompositions, Critiques, New York, The Monacelli Press 2003
  • Peter Eisenman, Eisenman Inside Out. Selected Writings 1963—1988, New Haven-London, Yale University Press 2004
  • Daniel Libeskind, Peter Eisenman, Chamber Works: Architectural Meditations on Themes from Heraclitus, Architectural Association, ISBN 0904503232 / 9780904503234 / 0-904503-23-2
  • Elizabeth Grosz, Peter Eisenman, Architecture from the Outside: Essays on Virtual and Real Space, MIT Press, ISBN 0262571498 / 9780262571494 / 0-262-57149-8
  • Peter Eisenman, AA Words One : Supercritical: Peter Eisenman Meets Rem Koolhaas, Architectural Association, ISBN 1902902513 / 9781902902517 / 1-902902-51-3
  • Jacques Derrida, Peter Eisenman, Jeffrey Kipnis, Thomas Leeser, Chora L Works: Jacques Derrida and Peter Eisenman, Monacelli Press, Incorporated, ISBN 1885254407 / 9781885254405 / 1-885254-40-7
  • Peter Eisenman, Code X, Monacelli Press, Incorporated, ISBN 1580931383 / 9781580931380 / 1-58093-138-3
  • Peter Eisenman, Deconstruction, Doherty Associates, LLC, Tom, ISBN 0312031599 / 9780312031596 / 0-312-03159-9
  • Peter Eisenman, Luca Garofalo, Digital Eisenman: An Office of an Electronic Era, Springer Verlag, ISBN 0817660941 / 9780817660949 / 0-8176-6094-1
  • Peter Eisenman, Claudia Gould, Fertilizers: Olin / Eisenman, Univ Pennsylvania Inst of, ISBN 0884541096 / 9780884541097 / 0-88454-109-6
  • Peter Eisenman, John Hejduk: Seven Houses, MIT Press, ISBN 0262590158 / 9780262590150 / 0-262-59015-8
  • Peter Eisenman, Peter Eisenman: Diagram Diaries, Thames & Hudson, ISBN 0500281289 / 9780500281284 / 0-500-28128-9
  • Peter Eisenman, Re-Working Eisenman, Academy Editions, Limited, ISBN 1854901125 / 9781854901125 / 1-85490-112-5
  • Peter Eisenman, Jeffrey Kipnis, Written into the Void: Selected Writings, 1990—2004, Yale University Press, ISBN 0300111118 / 9780300111118 / 0-300-11111-8
  • Добрицына Ирина. Произведение архитектуры как драма познания. К проблеме символизации смысла современности / Произведение искусства как документ эпохи. Сборник статей. Часть 1. // Отв. ред. Малинина Т.Г. - М:. НИИ теории и истории изобразительных искусств РАХ, БуксМАрт, 2014. - С. 95. Статья целиком посвящена философии Питера Айзенмана

Напишите отзыв о статье "Айзенман, Питер"

Примечания

  1. [www.war-memorial.net/Holocaust-Memorial--Architect-Peter-Eisenman,-Berlin-2005-2.66 The Holocaust Memorial]
  2. [articles.cnn.com/2005-05-10/world/berlin.holocaust_1_holocaust-memorial-peter-eisenman-belzec?_s=PM:WORLD Berlin unveils Holocaust memorial]
  3. Five Architects: Eisenman, Graves, Gwathmey, Hejduk, Meier (Paperback), Oxford University Press, USA (January 9, 1975)
  4. Ч. Дженкс и П. Айзенман. Беседы // Зодчество мира, № 4, М., 1999, С. 83
  5. Ч. Дженкс и П. Айзенман. Беседы // Зодчество мира, № 4, М., 1999, С. 89
  6. [www.wolffund.org.il/cat.asp?id=26&cat_title=ARTS Сообщение на сайте премии Вольфа]

Ссылки

  • [www.eisenmanarchitects.com/ Официальный сайт мастерской П.Айзенмана]
  • [www.archi.ru/foreign/guide/architect_present.html?aid=50&fl=2&sl=1 Питер Айзенман на archi.ru]
  • [prelectur.stanford.edu/lecturers/eisenman/ Лекции Питера Айзенмана, Стэнфордский университет, 1998]
  • [www.archinect.com/features/article.php?id=4618_0_23_0_M Peter Eisenman : «Liberal Views Have Never Built Anything of any Value.»]

Отрывок, характеризующий Айзенман, Питер

– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать.
– Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить.
Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.