Айнзацгруппы

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Айнзацгруппы

Члены айнзацгруппы расстреливают евреев близ Ивангорода, Украинская ССР, 1942 год
Годы существования

19381945

Страна

Третий рейх Третий рейх

Подчинение

СС/РСХА

Тип

эскадроны смерти, антипартизанские формирования

Функция

осуществление идеологической политики Третьего рейха[1]

Численность

2700 (1939)[2]

Участие в

Вторая мировая война:

Командиры
Известные командиры

О. Олендорф, Й. Хайнц, Э. Науманн и др.

Айнзацгруппы полиции безопасности и СД (нем. Einsatzgruppen der Sicherheitspolizei und des SD, сокр. EGr, рус. «целевые группы», «группы развёртывания») — военизированные эскадроны смерти нацистской Германии, осуществлявшие массовые убийства гражданских лиц на оккупированных ею территориях стран Европы и СССР. Играли ведущую роль в «окончательном решении еврейского вопроса».

Целями айнзацгрупп были евреи, цыгане и другие так называемые «расово неполноценные», политическая интеллигенция, коммунисты, члены движения сопротивления и «асоциальные элементы».

Находились в совместном ведении и подчинении СС и РСХА, в частности Генриха Гиммлера и Рейнхарда Гейдриха. Состояли из служащих полиции безопасности (состоящей из гестапо и уголовной полиции) Службы безопасности (СД), полиции порядка (ОрПо) и войск СС. Отчёты о деятельности айнзацгрупп с 1941 года направлялись непосредственно Гитлеру, Партийной канцелярии НСДАП и другим партийным и правительственным структурам Третьего рейха[3].

Айнзацгруппы созданы в 1938 году после присоединения Австрии к Германии. Особый размах их деятельность получила во время вторжения в Польшу и её оккупации (1939—1945), а также вторжения и оккупации СССР (1941—1944).

Расследованию деятельности айнзацгрупп был посвящён отдельный судебный процесс в рамках Последующих Нюрнбергских процессов, осудивший некоторых их руководителей как военных преступников.





Австрия, Чехословакия и Польша

Айнзацгруппы и айнзацкоманды обязаны своим возникновением специально созданной службе безопасности и агентам гестапо, которые работали в тесном контакте с австрийской полицией по выявлению и аресту граждан, настроенных против нацистского режима, подлежащих физическому уничтожению.

Во время присоединения Австрии к Германскому рейху и присоединения Судетской области Чехословакии в 1938 году, а также при оккупации «остальной Чехии» в 1939-м использовались «исполнительные команды» (нем. Einsatzkommando, айнзацкоммандо) или «исполнительные группы», которые обеспечивали нужды полиции безопасности и осуществляли, как писало ксенофобское периодическое издание «Фёлькишер Беобахтер» «очистку освобождённых областей от марксистских предателей народа и других врагов государства»[4]. В этот период были созданы следующие айнзацгруппы и айнзацкомманды:

Австрия (1938)

Судеты (сентябрь 1938)

«Остальная Чехия» — протекторат Богемия и Моравия (март 1939)

  • Айнзацгруппе I Прага: ?
    • Айнзацкоммандо Будейовице
    • Айнзацкоммандо Прага
    • Айнзацкоммандо Колин
    • Айнзацкоммандо Пардубице
  • Айнзацгруппе II Брно
    • Айнзацкоммандо Оломоуц
    • Айнзацкоммандо Брно
    • Айнзацкоммандо Злин
  • Айнзацкоммандо 9 Стрибро: гауптштурмфюрер СС Густав фон Фельде
  • Айнзацкоммандо Плзень

В сентябре 1939 к каждой из пяти германских армий, участвовавших во вторжении в Польшу, была присоединена специальная айнзацгруппа. Была создана также айнзацгруппа z.B.V. для верхнесилезской промышленной области, а также самостоятельная айнзацкоманда 16:

  • Айнзацгруппе I (придана 14-й армии): штандартенфюрер СС Бруно Штреккенбах
    • Айнзацкоммандо 1/I: штурмбаннфюрер СС д-р Людвиг Хаан
    • Айнзацкоммандо 2/I: штурмбаннфюрер СС д-р Бруно Мюллер
    • Айнзацкоммандо 3/I: штурмбаннфюрер СС д-р Альфред Хассельберг
    • Айнзацкоммандо 4/I: штурмбаннфюрер СС д-р Карл Бруннер
  • Айнзацгруппе II (придана 10-й армии): штандартенфюрер СС Dr. Эмануэль Шэфер
    • Айнзацкоммандо 1/II: оберштурмбаннфюрер СС Отто Сэнс
    • Айнзацкоммандо 2/II: штурмбаннфюрер СС Карл-Хайнц Рукс
  • Айнзацгруппе III (придана 8-й армии): оберстштурмбаннфюрер СС и советник правительства д-р [de.wikipedia.org/wiki/Hans_Fischer_(SS-Mitglied) Ханс Фишер] (нем.)
    • Айнзацкоммандо 1/III: штурмбаннфюрер СС д-р Вильгельм Шарвинкель
    • Айнзацкоммандо 2/III: штурмбаннфюрер СС д-р Фриц Липхардт
  • Айнзацгруппе IV (придана 4-й армии): бригадефюрер СС Лотар Бойтель (с 23 октября 1939 оберштурмбаннфюрер СС Йозеф Мейзингер)
    • Айнзацкоммандо 1/IV: штурмбаннфюрер СС и советник правительства д-р Хельмут Бишофф
    • Айнзацкоммандо 2/IV: штурмбаннфюрер СС и советник правительства д-р Вальтер Хаммер
  • Айнзацгруппе V (придана 3-й армии): Эрнст Дамцог
    • Айнзацкоммандо 1/V: штурмбаннфюрер СС и советник правительства д-р Хейнц Графе
    • Айнзацкоммандо 2/V: штурмбаннфюрер СС и советник правительства д-р Роберт Шефе
    • Айнзацкоммандо 3/V: штурмбаннфюрер СС и советник правительства д-р Вальтер Альбат
  • Айнзацгруппе VI (в Познани): оберфюрер СС Эрих Науманн
    • Айнзацкоммандо 1/VI: штурмбаннфюрер СС Франц Зоммер
    • Айнзацкоммандо 2/VI: штурмбаннфюрер СС Герхард Фляйш
  • Айнзацгруппе z. B.V.: обергруппенфюрер СС Удо фон Войрш и оберфюрер СС д-р Отто Раш
  • Айнзацкоммандо 16: штурмбаннфюрер СС д-р Рудольф Трёгер

Каждая айнзацгруппа включала в себя от двух до четырёх айнзацкоманд численностью от 120 до 150 человек. Все 16 айнзацкоманд включали в себя от 2700 до 3000 человек личного состава.

По всей зоне боевых действий и на участках непосредственно за линией фронта айнзацкоманды попадали под контроль вермахта. На арьергардных участках, тем не менее, вермахт не располагал достаточной властью, чтобы вмешиваться в дела айнзацкоманд. Их задачей была «борьба против враждебных Рейху и немцам элементов в тылу воюющих войск», а в дальнейшем «уничтожение польской интеллигенции».

Норвегия, Франция, Бельгия, Нидерланды, Люксембург, Югославия, Тунис, Словакия

Для действий в оккупированных европейских странах в подчинённых айнзацгруппам айнзацкомандах были образованы отделы, которые организационно соответствовали РСХА в государственной полиции, криминальной полиции и СД. После основания оккупационного управления мобильные айнзацгруппы и команды были преобразованы в стационарные части. В каждой оккупированной стране или области был назначен руководитель полиции безопасности и СД, которому подчинялись командиры полиции безопасности. Приказы приходили от РСХА и передавались местным руководителем командирам отделов. Эта схема могла быть нарушена только прямыми указаниями высшего руководства СС и полиции, если они служили выполнению особых заданий этого органа управления СС и полиции. Дальнейшее, но редкое исключение из правила представляло собой делавшееся иногда Гиммлером переподчинение органов полиции безопасности местным гражданским властям.

Айнзацгруппе E (Хорватия)

Айнзацкоммандо 11a (Сараево)

  • штурмбаннфюрер СС и советник правительства Рудольф Корндёрфер (15 мая 1943 — 09 сентября 1943)

Айнзацкоммандо 15

Айнзацкоммандо Аграм

  • штурмбаннфюрер СС и советник правительства Рудольф Корндёрфер (с 09 сентября 1943)

Айнзацгруппе G (штаб СС и полицией Чёрное море)

Айнзацгруппе H (Словакия, 1944, оберштурмбаннфюрер СС д-р Йозеф Витиска)

Айнзацгруппе L (Кохем)

Айнзацгруппе Сербия

В Сербии айнзацгруппа Югославии была разделена на две айнзацкоманды, подчинявшихся командованию армии и шефу полиции безопасности. Их задачей была борьба с «эмигрантами, саботажниками и террористами», но в первую очередь с «коммунистами и евреями». В январе 1942 года эта айнзацгруппа была расформирована, а её функции переданы командующему СС и полицией группенфюреру СС и генерал-лейтенанту полиции Аугусту Эдлер фон Майснер.

Айнзацгруппе Норвегия (оберфюрер СС, полковник полиции и советник правительства д-р Генрих Фелис)

  • Айнзацкоммандо 1 Осло: оберфюрер СС, полковник полиции и советник правительства д-р Генрих Фелис
  • Айнзацкоммандо 2 Кристиансунд
  • Айнзацкоммандо 3 Ставангер
  • Айнзацкоммандо 4 Берген
  • Айнзацкоммандо 5 Тронхейм
  • Айнзацкоммандо 6 Тромсё

Айнзацгруппе Ильтис (Каринтия)

Айнзацкоммандо Франция: д-р Хельмут Кнохен

Айнзацкоммандо Бельгия: д-р Эрвин Вейнманн

Айнзацкоммандо Нидерланды

Айнзацкоммандо Люксембург (1944/45)

Айнзацкоммандо Тунис (1942/43)

Айнзацгруппы на оккупированной территории СССР

На территории СССР к задачам оперативных и специальных команд были отнесены:

  • выявление и ликвидация партийного и комсомольского актива,
  • проведение розыскных мероприятий, арестов;
  • уничтожение советских партийных работников, сотрудников НКВД, армейских политработников и офицеров;
  • борьба с проявлениями антигерманской деятельности;
  • захват учреждений, имеющих картотеки и архивы, и т. д.

В середине мая 1941 года Гейдрих поручил шефу гестапо Генриху Мюллеру обсудить с военными властями соглашение о деятельности айнзацгрупп в тылу войск, которым предстояло сражаться на Восточном фронте. Мюллер восстановил против себя генерала Вагнера. Тогда Гейдрих поручил эту миссию Шелленбергу, которому удалось уговорить военных. Указания Гейдриха были жёсткими: необходимо добиться, чтобы армия не просто терпела присутствия оперативных групп в своём тылу, но и «вменила в обязанность своим ответственным службам оказывать полную поддержку всем мероприятиям этих групп, политической полиции и службе безопасности».

В мае 1941 года, перед началом кампании против СССР было создано четыре айнзацгруппы, разделившие между собой фронт по географическому принципу: группа «А» — страны Прибалтики; «B» — Смоленск, Москва; «C» — район Киева; «D» — южная часть Украины. Группы были разделены на айнзацкоманды и зондеркоманды (нем. Sonderkommando, особая команда), имевшие в своём составе от 70 до 120 человек и подразделявшиеся на подкоманды по 20-30 человек. Айнзацкоманды действовали в глубоком тылу, в то время как зондеркоманды использовались в непосредственной близости к линии фронта.

Формирование айнзацгрупп происходило в школе пограничной полиции в Претцш на Эльбе и близлежащих Бад Дюбен и Бад Шмидеберг в мае 1941 года. Ответственным был начальник отдел I (кадров) РСХА бригадефюрер СС Бруно Штрекенбах, который отдавал поручения относительно обучения руководителю школы, доктору Туммлеру. Командиры айнзацгрупп были набраны в основном из руководителей среднего звена РСХА. Большинство офицеров айнзацгрупп имело высшее образование и было в возрасте от 30 до 40 лет.

В то время, как отбор на руководящие посты производился очень тщательно самим Гиммлером или Гейдрихом, остальной персонал просто набирался из Зипо, Орпо, Крипо и СД из тех, кто уже использовался для подобных заданий, без каких-либо конкретных директив на этот счёт. Зачастую просто брали всех подряд, так, например, целый выпуск командирской школы Зипо в Берлине был откомандирован в айнзацгруппы. Никакого отбора по признаку политической благонадёжности, по словам Штрекенбаха, не имело места, так как он уже был сделан при приёме сотрудников в Зипо и СД. Вспомогательный персонал, такой, как водители, радисты, переводчики, писари и т. д. состоял частично из военнослужащих срочной службы, которые не состояли в СС. Айнзацгруппам A — С уже во время войны придавались для усиления резервный полицейский батальон № 9, позже резервный полицейский батальон № 3.

Численность личного состава всех айнзацкоманд составляла примерно 3000 человек. Личный состав каждой группы колебался от 500 (группа D) до 990 (группа A). В каждой группе было примерно 350 эсэсовцев, 150 шоферов и механиков, 100 членов гестапо, 80 сотрудников вспомогательной полиции (набиравшихся обычно на месте), 130 сотрудников полиции порядка, 40-50 работников уголовной полиции и 30-35 сотрудников СД. Полагалось также определённое число переводчиков, радистов, телеграфистов, управленческих работников и женский персонал (10-15 женщин на группу). Руководящий персонал состоял из гестаповцев и небольшого количества сотрудников СД и уголовной полиции.

Пример организации личного состава айнзацгруппы (айнзацгруппа A)

Принадл. Кол-во %.
Войска СС 340 34 %
Мотоциклисты 172
Управление 18
СД 35 3,5 %
Крипо 41 4,1 %
Гестапо 89 9,0 %
Вспомогательная полиция 87 8,8 %
Полиция порядка 133 13,4 %
Женский персонал 13
Переводчики 51
Телеграфисты 3
Радисты 8
Всего 990 100 %

Создание четырёх вышеперечисленных айнзацгрупп было завершено к концу июня 1941. Перед вторжением в СССР в Претцше 17 июня 1941 года состоялось совещание, на котором перед командирами айнзацгрупп и айнзацкоманд, входивших в них, были поставлены задачи. Это сделал Штрекенбах, который передал приказы Гейдриха и Гиммлера. Айнзацгруппам было поручено «ликвидировать» евреев и политических комиссаров.[nurnbergprozes.narod.ru/011/8.htm]

В начале июля айнзацгруппы начали свою деятельность в тылу наступающих немецких войск. В отличие от польской кампании айнзацгруппы были подчинены войскам только в отношении транспорта, снабжения и расквартирования. Оперативной, дисциплинарной и судебной властью обладал шеф полиции безопасности и СД Рейнхард Гейдрих.

Задачи исполнительных групп полиции безопасности и СД были определены в документе верховного командования вермахта под названием «Указания по особым вопросам Директивы № 21 (План Барбаросса)»:

«В оперативной области войск для подготовки политического управления рейхсфюрер СС выполняет по приказу фюрера особые задачи, которые вытекают из непримиримой борьбы двух противостоящих политических систем. В рамках этих задач рейхсфюрер СС действует самостоятельно и под свою ответственность. Этим не затрагивается исполнительная власть командующего войсками. Рейхсфюрер СС заботится о том, чтобы при исполнении порученных ему заданий не создавалось помех оперативным действиям войск. Конкретные вопросы регулируются непосредственно Верховным командованием войск и рейхсфюрером СС.»

Конкретнее это было урегулировано в приказе Верховного командования от 25 апреля 1941 года генерал-фельдмаршала Вальтер фон Браухич (факсимиле в «Преступления вермахта», стр. 55). Среди прочего там было написано следующее:

«Выполнение особых задач полиции безопасности вне войск делает необходимым применение зондеркоманд полиции безопасности (СД) в оперативной области. (…)
1.) Задачи:
a) В тылу армии:
Выявление перед началом операций определённых объектов (материалов, архивов, картотек организаций, объединений, групп врагов Рейха), а также особо важных личностей (авторитетные эмигранты, саботажники, террористы и т. д.) (…)
b) В тылу войск:
Разведка и борьба с устремлениями врагов Рейха, пока они не организованы во вражеские отряды, а также общее информирование командующего тылом войск о политическом положении.(…)
Зондеркоманды имеют право в рамках своих задач на свою ответственность применять карательные меры против гражданского населения. (…)»

В записке, направленной Гейдрихом 2 июля 1941 года в адрес высших руководителей СС и полиции (HSSPF), последние кратко информировались об указаниях, отданных айнзацгруппам:

«Если все предпринимаемые меры направлены наконец на главную цель (экономическое покорение завоёванного восточного пространства), которая и является их сутью, то они должны проводиться с беспощадной строгостью на возможно более широком пространстве, принимая во внимание продолжавшееся десятилетиями формирование страны большевиками…Должны быть уничтожены все функционеры Коминтерна (как и все коммунистические политики), функционеры партии высшего и среднего звена, а также радикально настроенные рядовые члены партии, члены Центрального комитета, райкомов, облкомов, народные коммиссары, евреи в партийных и государственных учреждениях, иные радикальные элементы (саботажники, пропагандисты, партизаны, подстрекатели и т. д.).»

«Директива об обращении с политическими коммиссарами» Верховного командования вермахта от 6 июня 1941 года («Приказ о комиссарах») обязывала вермахт передавать схваченных в тылу войск коммиссаров в распоряжение айнзацгрупп или айнзацкоманд полиции безопасности и СД.

Кроме того, руководству концентрационными лагерями были предоставлены в распоряжение айнзацкоманды полиции безопасности и СД, которые занимались выявлением «политически невыносимых элементов» среди гражданских заключённых и лиц, которые «особо проявили себя достойными доверия и пригодны для участия в восстановлении занятых областей», и должны были определить их дальнейшую судьбу («Директива о выявлении гражданских лиц и подозрительных военнопленных восточной кампании в лагерях военнопленных в занятых областях, в оперативной области, в генерал-губернаторстве и в лагерях на территории Рейха» шефа Зипо и СД от 17 июля 1941 года).

Действовавшие в захваченных областях СССР комендатуры СС и полиции «Север» (Рига), группенфюрер Ганс Прютцманн, «Центр» (Минск), группенфюрер Бах-Зелевский и «Юг» (Киев), обергруппенфюрер Еккельн, также поддерживали айнзацгруппы с помощью полков полиции и частей войск СС. В середине 1942 года к их числу присоединилась комендатура «Кавказ», бригадефюрер Корземанн.

Айнзацгруппа A

1. Численность личного состава и зона действий
2. Местонахождение штаба
  • Псков (с 18 июля 1941)
  • Новоселье (с 23 июля 1941)
  • Песье (с 24 августа 1941)
  • Кикерино (с 2 сентября 1941)
  • Межно и Рига (конец сентября 1941)
  • Красногвардейск (с 7 октября 1941)
  • Натальевка (с ноября 1942)
3. Командир
4. Подкоманды (до реорганизации)

Зондеркоманда 1a

Зондеркоманда 1b

Айнзацкоманда 2

Айнзацкоманда 3

5. Подкоманды после реорганизации 1942/43

Айнзацкоманда 1a

Айнзацкоманда 1b (Локня, номер полевой почты 14 700 S)[5]

Айнзацкоманда 1c (Красногвардейск, номер полевой почты 33 888)[6]

  • штурмбаннфюрер СС Курт Грааф (август 1942 — ноябрь 1942)

Айнзацкоманда 1

Айнзацкоманда 2

Айнзацкоманда 3

  • оберштурмбаннфюрер СС Карл Траут (ноябрь 1942 — май 1943)

Айнзацгруппа B

1. Численность личного состава и зона действий
2. Местонахождение штаба
3. Командир
4. Подразделения

Зондеркоманда 7a (Сычёвка, номер полевой почты 10 811)[7]

Зондеркоманда 7b (Орёл, номер полевой почты 18 555)[6]

  • штурмбаннфюрер СС Гюнтер Рауш (июнь 1941 — январь/февраль 1942)
  • оберштурмбаннфюрер СС Адольф Отт (февраль 1942 — январь 1943, с июля 1942 по октябрь 1942 был замещён штурмбаннфюрером СС Йозеф Ауингером)
  • оберштурмбаннфюрер СС Георг Раабе (январь/февраль 1943 — октябрь 1944)

Зондеркоманда 7c / Предварительная команда Москва

Айнзацкоманда 8 (Могилёв, номер полевой почты 37 857)

Айнзацкоманда 9 (Витебск, номер полевой почты 37 857)[6]

Айнзацгруппа C

1. Численность личного состава и зона действий
2. Местонахождение штаба
3. Командир
  • бригадефюрер СС и генерал-майор полиции Отто Раш (июнь 1941 — сентябрь 1941)
  • бригадефюрер СС генерал-майор полиции Макс Томас (октябрь 1941 — 28 августа 1943)
  • оберфюрер СС Хорст Бёме (6 сентября 1943 — март 1944)
4. Подразделения

Зондеркоманда 4a (с 1942 г. — Харьков)

Зондеркоманда 4b (с 1942 г. — Горловка)[9]

Айнзацкоманда 5

Айнзацкоманда 6 (Сталино)[6]

Айнзацгруппа D

1. Численность личного состава и зона действий
2. Местонахождение штаба
3. Командир
4. Подразделения

Айнзацкоманда 10a

Айнзацкоманда 10b

Айнзацкоманда 11a

Айнзацкоманда 11b

Айнзацкоманда 12

Другие айнзацкоманды

Методы

Четыре айнзацгруппы были собраны в начале июня 1941 года в Бад Дюбене, чтобы последовать за восточной группировкой войск после начала операции «Барбаросса» для выполнения своих задач или, как сформулировал Хайнц Хёне: «3000 человек охотились в России за 5-ю миллионами евреев.» («Der Orden unter dem Totenkopf» стр. 330). Из этих пяти миллионов четыре миллиона жили в захваченных вермахтом областях СССР.

Массы советских евреев были застигнуты врасплох чётко организованными действиями айнзацгрупп.

В начальной фазе айнзацгруппы пытались спровоцировать «спонтанные» погромы, используя антиеврейские настроения части населения особенно в балтийских странах для своих целей, возлагая таким образом ответственность за происшедшее на местное население, а также облегчая свою задачу. Большие погромы имели место в Риге и Львове.

В дальнейшем айнзац- и зондеркоманды действовали самостоятельно. После захвата немецкими войсками города с еврейским населением евреям предписывали переселиться в специально созданное гетто. В назначенный для расправы день им приказывали собраться на центральной площади или в каком-либо здании. Оттуда, как правило, под предлогом переселения или отправки на работу, они направлялись к месту расстрела. После того как распространились слухи об уготованной им судьбе, евреев стали забирать силой прямо из их домов. При этом деревни и отдельные части городов оцеплялись частями вермахта и обыскивались дом за домом.

Методы захвата жертв и их казни отличались в отдельных частях лишь деталями. Цитата из приговора мюнхенского окружного суда от 21 июля 1961 года по делу Отто Брадфиша:

"Во исполнение приказа об уничтожении восточного еврейского населения, а также других, рассматриваемых в качестве расово неполноценных, групп населения и функционеров русской компартии после пересечения установленной в 1939 году демаркационной линии между Германским Рейхом и Советским Союзом айнзацкоманда 8 проводила расстрелы, во время которых умерщвлялись главным образом евреи. […] Поимка евреев в оккупированных населённых пунктах — в тогдашнем лексиконе обозначаемая словом «исправление» — происходила следующим образом: часть территории населённого пункта оцеплялась членами айнзацкоманды, а затем другие служащие айнзацкоманды без разбору выгоняли жертв из их домов и квартир. Непосредственно после поимки жертвы транспортировались с помощью грузовиков в заранее подготовленные места расстрела или в подготовленные здания (школы, фабрики) или иные места, где их держали до расстрела на следующий день или несколькими днями позже. Уже при этих так называемых «акциях прочёсывания» наносились телесные повреждения и в отдельных случаях совершались убийства больных и старых людей, которые не могли ходить и вследствие этого расстреливались в своих домах или в непосредственной близости от них.
«Массовые расстрелы имели место тогда за пределами „исправляемого“ населённого пункта, причём местом казни служили естественные углубления, оставленные позиции пехоты или артиллерии или, прежде всего, противотанковые рвы или вырытые самими жертвами братские могилы. При казнях, которые происходили в первые недели войны с Россией, умерщвлялись только мужчины в возрасте между 18 и 65 годами, в то время как женщин и детей тогда ещё, очевидно, щадили.

Однако самое позднее в августе 1941 — уже при расстрелах в Минске — перешли к умерщвлению мужчин и женщин всех возрастов, а также детей. После окончания приготовлений, жертв, ждавших после выгрузки из грузовиков дальнейших событий возле расстрельной могилы сидя на земле, члены айнзацкоманды 8 подводили к могиле или гнали к ней палками по образованным из членов команды коридорам. После того, как те отдавали свои ценности и хорошо сохранившуюся одежду, если это ещё не произошло при поимке, они должны были лечь лицом вниз в могилу и умерщвлялись выстрелом в затылок.

При начальных расстрельных акциях (Белосток, Барановичи, Минск), а иногда и позже при больших акциях, из служащих айнзацкоманды и из приданных полицаев составлялись команды палачей, которые соответствовали по численности пригнанной к расстрельной могиле группе людей или, в отдельных случаях, были вдвое больше, так чтобы один или два стрелка должны были стрелять в одну жертву. Эти расстрельные команды, вооружённые карабинами, составлялись большей частью из полицаев и руководились командиром взвода приданной айнзацкоманде полицейской части. При казнях, проводимых этими расстрельными командами, иногда жертвы должны были встать на краю могилы, чтобы упасть после расстрела в могилу.»

В Киеве в течение двух дней — 29 и 30 сентября 1941 года, когда, по данным официальных отчётов отрядов спецакций, был уничтожен 33 771 человек, главным образом евреи (смотрите статью Бабий Яр). В таких случаях людей раздевали догола, чтобы присвоить все вещи и заставляли идти в земляной ров, ложиться на тела уже убитых и ещё живых раненых людей. После этого расстреливали из автоматического оружия[10].

«Весной 1942 года поступил приказ от Гиммлера изменить метод казни. С тех пор их доставляли ко рвам в грузовиках, оборудованных газовыми камерами. Автомобили были сконструированы специально для этой цели двумя берлинскими фирмами. Снаружи нельзя было определить, для чего они предназначались. Выглядели они как обычные фургоны, но устроены были так, что с запуском двигателя выхлопные газы подавались в закрытый кузов, умерщвляя в течение десяти-пятнадцати минут всех, кто там находился» — показал на допросе командир отряда спецакций группы D группенфюрер СС (генерал-лейтенант) Олендорф[10].

«Захоронение погибших в грузовиках с газовыми камерами — было тяжелейшим испытанием для личного состава отрядов спецакций» — жаловался Олендорф[10].

Конструктор газенвагенов Беккер показал на допросе, что «…применение газа не всегда осуществляется правильно. Для того чтобы поскорее завершить операцию, водитель нажимает на акселератор до отказа. При этом лица, подлежащие умерщвлению, погибают от удушья, а не от отравления газом, погружаясь при этом в сон… Мои рекомендации подтвердили теперь, что при правильной регулировке рычага смерть наступает быстрее и узники засыпают мирным сном. Искажённых от ужаса лиц и экскрементов, как это было раньше, не наблюдается»[10].

В августе 1942 года германскими оккупантами были расстреляны и умерщвлены другими способами около 27 тысяч жителей Ростова-на-Дону. В докладе рейхсфюрера СС Гиммлера сообщается, что в России за период с августа по октябрь одного только 1942 года было ликвидировано 363 211 евреев.

В первую военную зиму айнзацгруппы уничтожили около полумиллиона человек. Айнзацгруппа «А» уничтожила почти четверть миллиона человек, «В» — около 45 500 человек, «С» — 95 000, «D» — 92 000. За айнзацкомандами шли полиция и добровольцы из числа жителей оккупированных территорий, чтобы расправляться с каждым, кому удалось ускользнуть от айнзацкоманд. Расстрелы населения сопровождались повальными конфискациями. Конфисковывалось все, что можно было хоть как-то использовать: обувь, изделия из кожи, одежда, драгоценности, золото, ценные вещи. Отто Олендорф, командир айнзацгруппы «D», рассказывал, что уничтожение евреев всегда начиналось, если позволяло время, с их принудительной регистрации в полиции. Когда же их собирали, чтобы вести на казнь, вся их одежда и все вещи конфисковывались и передавались службе безопасности для пересылки в министерство финансов рейха.

Айнзацгруппы привлекались также и для борьбы против партизан. Гиммлер всячески старался подчеркнуть «истинную» природу айнзацгрупп, объясняя, что они делают важное дело, защищая тылы от рейдов партизан.

Точное число жертв айнзацгрупп неизвестно, но только на территории СССР четырьмя оперативными группами было уничтожено около 750 000 человек. Всего, отрядами спецакций, по подсчётам главы отдела гестапо по делам евреев Адольфа Отто Эйхмана, было убито на Востоке 2 млн человек, почти одних евреев[10]

Полковник Покровский: Сколько было казнено с помощью этих автомобилей?

Олендорф: Я не могу назвать точную цифру, но сравнительно это было очень немного, примерно, несколько сотен.

Полковник Покровский: Вы сказали, что в этих машинах казнили главным образом женщин и детей. По каким соображениям?

Олендорф: Существовал категорический приказ Гиммлера по этому поводу. Женщины и дети, согласно этому приказу, должны были быть умерщвлены именно таким образом для того, чтобы избежать лишних душевных волнений, которые возникали в связи с другими видами казни. Это также давало возможность мужчинам, которые сами были женаты, не стрелять в женщин и детей.

Полковник Покровский: Наблюдал ли кто-либо за поведением казнимых в этих машинах?

Олендорф: Да, врачи.

Генерал Никитченко: По каким мотивам истребляли детей?

Олендорф: Был приказ о том, что еврейское население должно быть полностью уничтожено.

Генерал Никитченко: В том числе и дети?

Олендорф: Да.

Генерал Никитченко: Только ли детей евреев уничтожали?

Олендорф: Да.

Генерал Никитченко: А детей тех, кого вы относили к категории комиссаров, тоже уничтожали?

Олендорф: Мне не известно, чтобы когда-либо разыскивали семью комиссара.

— показания Олендорфа на Нюрнбергском процессе[11]

В оккупированном Пскове набор в хорошо оплачиваемые антипартизанские отряды осуществлялся по объявлениям, например, через коллаборационистскую газету «За родину»[12]. .

Число жертв

К концу 1941 года айнзацгруппы рапортовали о следующих показателях:

  • Группа A: 249 420 умерщвлённых евреев
  • Группа B: 45 467 умерщвлённых евреев
  • Группа C: 95 000 умерщвлённых евреев
  • Группа D: 92 000 умерщвлённых евреев

Таким образом, общее число убитых айнзацгруппами евреев к концу 1941 года составило около 500 000. При этом айнзацгруппа A попыталась первой из айнзацгрупп достичь полного уничтожения евреев в зоне своей ответственности.

Первая волна убийств спустя некоторую промежуточную фазу сменилась второй, которая началась примерно с осени 1941 года. На этот раз действиям айнзацгрупп оказывал поддержку персонал вермахта. Айнзацгруппы были подчинены высшему командованию СС и полиции, руководители айнзацгрупп были назначены командирами в полиции безопасности.

Второй этап имел целью полное уничтожение оставшихся в оккупированной области евреев и был, вследствие полученного прежде опыта, а также усиления поддержки, более эффективным. Наряду с улучшением организации айнзацгруппы были усилены командами пособников из местного населения, так называемыми «шутцманншафтами» (сокр. шума), общая численность которых по рапорту конца 1942 года составляла 47 974 человека. Кроме того, помощь оказывали так называемые «соединения по борьбе с бандами» (нем. Bandenkampfverbände), с личным составом на конец 1942 года 14 953 немцев и 238 105 «восточных помощников» (нем. Ost-Hilfswilligen (Hiwis)). Шеф «соединений по борьбе с бандами», глава СС и полиции группы армий Центр, группенфюрер СС Эрих фон Бах-Целевски мог составлять для определённых акций из военнослужащих вермахта, СС и полицейских исполнительные группы, которые считались тогда «соединениями по борьбе с бандами» и расстреливали всех бежавших в леса евреев как партизан. Это отчётливо видно по результатам операции «Болотная лихорадка» в феврале/марте 1942 года. Было расстреляно 389 партизан, 1774 подозреваемых и 8350 евреев.

Количество жертв этой второй фазы насчитывает 400 000, таким образом общее число еврейских жертв в результате мобильных акций уничтожения составляет 900 000. Вместе с массовыми убийствами, производимыми айнзацгруппами, «соединениями по борьбе с бандами», а также немецкой и румынской армией число жертв мобильных акций уничтожения среди евреев составило в Советском Союзе около 1 миллиона 350 тысяч человек.

Уничтожение следов

К концу второго этапа проблема уничтожения следов стала всё насущней. Повсюду лишь слегка прикопанные горы трупов свидетельствовали о деятельности айнзацгрупп. В процессе разложения трупы раздувались и вылезали на поверхность. В июне 1942 года Гиммлер отдал приказ замести следы казней и поручил это командиру зондеркоманды 4a штандартенфюреру СС Паулю Блобелю. Была составлена специальная зондеркоманда с обозначением «1005» (Зондеркоманда 1005), задачей которой было вскрыть массовые захоронения и сжечь трупы. Однако задача была выполнена лишь частично, прежде чем Красная армия окончательно овладела в 1944 году территориями, затронутыми деятельностью айнзацгрупп.

Преследование преступников после войны

Так называемый процесс над айнзацгруппами (нем. Einsatzgruppen-Prozess) был одним из последовавших за Нюрнбергским процессом, который проходил с 1947 по 1948 год и окончился обвинительным приговором. Пунктами обвинения (по тексту обвинения от 25 июля 1947 года) были преступления против человечности, военные преступления и членство в преступных организациях. Обвинение выдвинули Соединённые Штаты. 10 апреля 1948 года 14 приговорённых к смерти были повешены, двое приговорены к пожизненному заключению и пятеро получили от 10 до 20 лет лишения свободы.

Ульмский процесс над айнзацгруппами (нем. Ulmer Einsatzgruppen-Prozess) начался в 1957 году в Ульме, где перед судом присяжных предстали бывшие работники гестапо, СД и полиции, которые принимали участие в расстрелах евреев в пограничной области Литвы. Судили бывшего шефа полиции Мемеля, Бернхарда Фишер-Шведера (нем.), а также девять других членов айнзацгруппы A. Они были признаны виновными в убийстве и пособничестве в убийстве в 4000 случаях и приговорены к лишению свободы на срок от 3 до 15 лет.

Отображение в культуре

В фильме Иди и смотри действует «15 айнзацкоманда». В титрах фильма указано: «628 белорусских деревень были уничтожены вместе со всеми жителями».

См. также

Напишите отзыв о статье "Айнзацгруппы"

Примечания

  1. Ричард Эванс Третий рейх. Дни войны: 1939-1945 — Астрель, У-Фактория, 2011. — С. 33
  2. Ричард Эванс Третий рейх. Дни войны: 1939-1945 — Астрель, У-Фактория, 2011. — С. 34
  3. Ричард Эванс Третий рейх. Дни войны: 1939—1945 — Астрель, У-Фактория, 2011. — С. 266—267
  4. «Völkischer Beobachter» от 10 октября 1938 года)
  5. РГВА. Ф. 1358k, Оп. 4, Д. 45, л. 2
  6. 1 2 3 4 Там же.
  7. Там же, л. 3.
  8. French L. MacLean, The Field men. The SS Officers Who Led the Einsatzkommandos – the Nazi Mobile Killing Units. Schifter Military History. Atglen. PA 1999, p. 13.
  9. Там же, л. 5.
  10. 1 2 3 4 5 Ширер У. Крах нацистской империи. — Смоленск.: Русич, 1999
    Оригинал: Shirer A. The Rise and Fall of the Third Reich, 1959.
    Книга на сайте: militera.lib.ru/research/shirer/index.html
  11. [nurnbergprozes.narod.ru/011/8.htm Протокол № 556. Документы Нюрнбергского процесса — на сайте narod.ru]
  12. «Три года без Сталина. Оккупация: советские граждане между нацистами и большевиками», историк Игорь Геннадиевич Ермолов: «Так, в конце 1942 г. выходившая в городе Пскове коллаборационистская газета „За Родину“ опубликовала объявление о наборе мужчин в антипартизанские отряды. В центре стояли не политические призывы, а посулы экономического характера: обещание жалованья, больших земельных наделов. Указывалось также на возможность карьерного роста — отличившимся в боях обещались посты в аппарате самоуправления. В то же время лишение льгот вызывало обратный процесс — отток коллаборационистов и даже, в некоторых случаях, их переход к партизанам».

Литература

  • Christopher Browning (англ.): Ganz normale Männer. Das Reserve-Polizeibataillon 101 und die «Endlösung» in Polen, übersetzt von Jürgen Peter Krause, rororo, Reinbek 1996, Bd. 1690, ISBN 3-499-19968-8.
  • Philip W. Blood: Hitler’s Bandit Hunters. The SS and the Nazi Occupation of Europe, Potomac Books, Washington 2006, ISBN 1-59797-021-2.
  • Peter Klein (Hrsg.): Die Einsatzgruppen in der besetzten Sowjetunion 1941/42. Die Tätigkeits- und Lageberichte des Chefs der Sicherheitspolizei und des SD, Edition Hentrich, Berlin 1997, ISBN 3-89468-200-0. (Quellenedition mit Einleitungen und Kommentaren zu den Einsatzgruppen A bis D von Wolfgang Scheffler, Christian Gerlach, Dieter Pohl und Andrej Angrick)
  • Helmut Krausnick, Hans-Heinrich Wilhelm: Die Truppe des Weltanschauungskrieges. Die Einsatzgruppen der Sicherheitspolizei und des SD 1938—1942. Deutsche Verlags-Anstalt, Stuttgart 1981, ISBN 3-421-01987-8. (Grundlegendes Werk)
  • Ralf Ogorreck: Die Einsatzgruppen und die «Genesis der Endlösung». Metropol, Berlin 1996, ISBN 3-926893-29-X. (Neue Erkenntnisse über den Übergang zur Ermordung jüdischer Kinder und Frauen durch die Einsatzgruppen)
  • Richard Rhodes: Die deutschen Mörder. Die SS-Einsatzgruppen und der Holocaust, übersetzt und bearbeitet von Jürgen Peter Krause, Bergisch Gladbach 2004.
  • Buchheim/Broszat/Jacobsen/Krausnick: Anatomie des SS-Staates, München 1967, ISBN 3-423-02915-3.
  • Raul Hilberg: Die Vernichtung der europäischen Juden, Berlin 1982, ISBN 3-596-24417-X.
  • Benjamin Ferencz: Von Nürnberg nach Rom. Rückblick. Ein Leben für die Menschenrechte. In: Aufbau. Das jüdische Monatsmagazin, Zürich: Februar 2006 (72. Jg., Nr. 2), S. 6, ISSN 0004-7813. (B.F. war u.a. Chefankläger im Einsatzgruppen-Prozess)
  • Heinz Höhne: Der Orden unter dem Totenkopf, München, ISBN 3-570-05019-X.
  • Kogon/Langbein/Rückerl u.a.: Nationalsozialistische Massentötungen durch Giftgas, Frankfurt 1983, ISBN 3-596-24353-X.
  • Hamburger Institut für Sozialforschung (Hg.): Verbrechen der Wehrmacht, Hamburger Edition, Januar 2002, ISBN 3-930908-74-3.
  • Andrej Angrick: Besatzungspolitik und Massenmord. Die Einsatzgruppe D in der südlichen Sowjetunion. 1941—1943. Hamburger Edition, Hamburg 2003, 796 Seiten, ISBN 3-930908-91-3.
  • Harald Welzer/Michaela Christ: Täter. Wie aus ganz normalen Menschen Massenmörder werden. Fischer, Frankfurt 2007, 323 Seiten, ISBN 978-3-596-16732-6.

Ссылки

  • [holocaust.ioso.ru/documents/19doc.htm Из протокола допроса группенфюрера СС Олендорфа, на суде Нюрнбергского трибунала 3 января 1946 года]
  • [archive.is/20121225130724/antisys.narod.ru/Ega.jpg Карта-отчёт об полном уничтожении евреев айнзацгруппой «А» на вверенной территории]
  • [www.jewniverse.ru/RED/Shneyer/glava2os_v%5B2%5D.htm А. Шнеер. Плен. Эйнзацгруппы и их деятельность]
  • [frank.mtsu.edu/~baustin/einsatz.html THE EINSATZGRUPPEN] (англ.). frank.mtsu.edu. Проверено 14 января 2012. [www.webcitation.org/67aOQp1Mn Архивировано из первоисточника 11 мая 2012].
  • [mignews.co.il/news/society/world/291212_123758_39641.html Канада лишает гражданства нацистских преступников]

Отрывок, характеризующий Айнзацгруппы

Вернувшись домой, Наташа не спала всю ночь: ее мучил неразрешимый вопрос, кого она любила, Анатоля или князя Андрея. Князя Андрея она любила – она помнила ясно, как сильно она любила его. Но Анатоля она любила тоже, это было несомненно. «Иначе, разве бы всё это могло быть?» думала она. «Ежели я могла после этого, прощаясь с ним, улыбкой ответить на его улыбку, ежели я могла допустить до этого, то значит, что я с первой минуты полюбила его. Значит, он добр, благороден и прекрасен, и нельзя было не полюбить его. Что же мне делать, когда я люблю его и люблю другого?» говорила она себе, не находя ответов на эти страшные вопросы.


Пришло утро с его заботами и суетой. Все встали, задвигались, заговорили, опять пришли модистки, опять вышла Марья Дмитриевна и позвали к чаю. Наташа широко раскрытыми глазами, как будто она хотела перехватить всякий устремленный на нее взгляд, беспокойно оглядывалась на всех и старалась казаться такою же, какою она была всегда.
После завтрака Марья Дмитриевна (это было лучшее время ее), сев на свое кресло, подозвала к себе Наташу и старого графа.
– Ну с, друзья мои, теперь я всё дело обдумала и вот вам мой совет, – начала она. – Вчера, как вы знаете, была я у князя Николая; ну с и поговорила с ним…. Он кричать вздумал. Да меня не перекричишь! Я всё ему выпела!
– Да что же он? – спросил граф.
– Он то что? сумасброд… слышать не хочет; ну, да что говорить, и так мы бедную девочку измучили, – сказала Марья Дмитриевна. – А совет мой вам, чтобы дела покончить и ехать домой, в Отрадное… и там ждать…
– Ах, нет! – вскрикнула Наташа.
– Нет, ехать, – сказала Марья Дмитриевна. – И там ждать. – Если жених теперь сюда приедет – без ссоры не обойдется, а он тут один на один с стариком всё переговорит и потом к вам приедет.
Илья Андреич одобрил это предложение, тотчас поняв всю разумность его. Ежели старик смягчится, то тем лучше будет приехать к нему в Москву или Лысые Горы, уже после; если нет, то венчаться против его воли можно будет только в Отрадном.
– И истинная правда, – сказал он. – Я и жалею, что к нему ездил и ее возил, – сказал старый граф.
– Нет, чего ж жалеть? Бывши здесь, нельзя было не сделать почтения. Ну, а не хочет, его дело, – сказала Марья Дмитриевна, что то отыскивая в ридикюле. – Да и приданое готово, чего вам еще ждать; а что не готово, я вам перешлю. Хоть и жалко мне вас, а лучше с Богом поезжайте. – Найдя в ридикюле то, что она искала, она передала Наташе. Это было письмо от княжны Марьи. – Тебе пишет. Как мучается, бедняжка! Она боится, чтобы ты не подумала, что она тебя не любит.
– Да она и не любит меня, – сказала Наташа.
– Вздор, не говори, – крикнула Марья Дмитриевна.
– Никому не поверю; я знаю, что не любит, – смело сказала Наташа, взяв письмо, и в лице ее выразилась сухая и злобная решительность, заставившая Марью Дмитриевну пристальнее посмотреть на нее и нахмуриться.
– Ты, матушка, так не отвечай, – сказала она. – Что я говорю, то правда. Напиши ответ.
Наташа не отвечала и пошла в свою комнату читать письмо княжны Марьи.
Княжна Марья писала, что она была в отчаянии от происшедшего между ними недоразумения. Какие бы ни были чувства ее отца, писала княжна Марья, она просила Наташу верить, что она не могла не любить ее как ту, которую выбрал ее брат, для счастия которого она всем готова была пожертвовать.
«Впрочем, писала она, не думайте, чтобы отец мой был дурно расположен к вам. Он больной и старый человек, которого надо извинять; но он добр, великодушен и будет любить ту, которая сделает счастье его сына». Княжна Марья просила далее, чтобы Наташа назначила время, когда она может опять увидеться с ней.
Прочтя письмо, Наташа села к письменному столу, чтобы написать ответ: «Chere princesse», [Дорогая княжна,] быстро, механически написала она и остановилась. «Что ж дальше могла написать она после всего того, что было вчера? Да, да, всё это было, и теперь уж всё другое», думала она, сидя над начатым письмом. «Надо отказать ему? Неужели надо? Это ужасно!»… И чтоб не думать этих страшных мыслей, она пошла к Соне и с ней вместе стала разбирать узоры.
После обеда Наташа ушла в свою комнату, и опять взяла письмо княжны Марьи. – «Неужели всё уже кончено? подумала она. Неужели так скоро всё это случилось и уничтожило всё прежнее»! Она во всей прежней силе вспоминала свою любовь к князю Андрею и вместе с тем чувствовала, что любила Курагина. Она живо представляла себя женою князя Андрея, представляла себе столько раз повторенную ее воображением картину счастия с ним и вместе с тем, разгораясь от волнения, представляла себе все подробности своего вчерашнего свидания с Анатолем.
«Отчего же бы это не могло быть вместе? иногда, в совершенном затмении, думала она. Тогда только я бы была совсем счастлива, а теперь я должна выбрать и ни без одного из обоих я не могу быть счастлива. Одно, думала она, сказать то, что было князю Андрею или скрыть – одинаково невозможно. А с этим ничего не испорчено. Но неужели расстаться навсегда с этим счастьем любви князя Андрея, которым я жила так долго?»
– Барышня, – шопотом с таинственным видом сказала девушка, входя в комнату. – Мне один человек велел передать. Девушка подала письмо. – Только ради Христа, – говорила еще девушка, когда Наташа, не думая, механическим движением сломала печать и читала любовное письмо Анатоля, из которого она, не понимая ни слова, понимала только одно – что это письмо было от него, от того человека, которого она любит. «Да она любит, иначе разве могло бы случиться то, что случилось? Разве могло бы быть в ее руке любовное письмо от него?»
Трясущимися руками Наташа держала это страстное, любовное письмо, сочиненное для Анатоля Долоховым, и, читая его, находила в нем отголоски всего того, что ей казалось, она сама чувствовала.
«Со вчерашнего вечера участь моя решена: быть любимым вами или умереть. Мне нет другого выхода», – начиналось письмо. Потом он писал, что знает про то, что родные ее не отдадут ее ему, Анатолю, что на это есть тайные причины, которые он ей одной может открыть, но что ежели она его любит, то ей стоит сказать это слово да , и никакие силы людские не помешают их блаженству. Любовь победит всё. Он похитит и увезет ее на край света.
«Да, да, я люблю его!» думала Наташа, перечитывая в двадцатый раз письмо и отыскивая какой то особенный глубокий смысл в каждом его слове.
В этот вечер Марья Дмитриевна ехала к Архаровым и предложила барышням ехать с нею. Наташа под предлогом головной боли осталась дома.


Вернувшись поздно вечером, Соня вошла в комнату Наташи и, к удивлению своему, нашла ее не раздетою, спящею на диване. На столе подле нее лежало открытое письмо Анатоля. Соня взяла письмо и стала читать его.
Она читала и взглядывала на спящую Наташу, на лице ее отыскивая объяснения того, что она читала, и не находила его. Лицо было тихое, кроткое и счастливое. Схватившись за грудь, чтобы не задохнуться, Соня, бледная и дрожащая от страха и волнения, села на кресло и залилась слезами.
«Как я не видала ничего? Как могло это зайти так далеко? Неужели она разлюбила князя Андрея? И как могла она допустить до этого Курагина? Он обманщик и злодей, это ясно. Что будет с Nicolas, с милым, благородным Nicolas, когда он узнает про это? Так вот что значило ее взволнованное, решительное и неестественное лицо третьего дня, и вчера, и нынче, думала Соня; но не может быть, чтобы она любила его! Вероятно, не зная от кого, она распечатала это письмо. Вероятно, она оскорблена. Она не может этого сделать!»
Соня утерла слезы и подошла к Наташе, опять вглядываясь в ее лицо.
– Наташа! – сказала она чуть слышно.
Наташа проснулась и увидала Соню.
– А, вернулась?
И с решительностью и нежностью, которая бывает в минуты пробуждения, она обняла подругу, но заметив смущение на лице Сони, лицо Наташи выразило смущение и подозрительность.
– Соня, ты прочла письмо? – сказала она.
– Да, – тихо сказала Соня.
Наташа восторженно улыбнулась.
– Нет, Соня, я не могу больше! – сказала она. – Я не могу больше скрывать от тебя. Ты знаешь, мы любим друг друга!… Соня, голубчик, он пишет… Соня…
Соня, как бы не веря своим ушам, смотрела во все глаза на Наташу.
– А Болконский? – сказала она.
– Ах, Соня, ах коли бы ты могла знать, как я счастлива! – сказала Наташа. – Ты не знаешь, что такое любовь…
– Но, Наташа, неужели то всё кончено?
Наташа большими, открытыми глазами смотрела на Соню, как будто не понимая ее вопроса.
– Что ж, ты отказываешь князю Андрею? – сказала Соня.
– Ах, ты ничего не понимаешь, ты не говори глупости, ты слушай, – с мгновенной досадой сказала Наташа.
– Нет, я не могу этому верить, – повторила Соня. – Я не понимаю. Как же ты год целый любила одного человека и вдруг… Ведь ты только три раза видела его. Наташа, я тебе не верю, ты шалишь. В три дня забыть всё и так…
– Три дня, – сказала Наташа. – Мне кажется, я сто лет люблю его. Мне кажется, что я никого никогда не любила прежде его. Ты этого не можешь понять. Соня, постой, садись тут. – Наташа обняла и поцеловала ее.
– Мне говорили, что это бывает и ты верно слышала, но я теперь только испытала эту любовь. Это не то, что прежде. Как только я увидала его, я почувствовала, что он мой властелин, и я раба его, и что я не могу не любить его. Да, раба! Что он мне велит, то я и сделаю. Ты не понимаешь этого. Что ж мне делать? Что ж мне делать, Соня? – говорила Наташа с счастливым и испуганным лицом.
– Но ты подумай, что ты делаешь, – говорила Соня, – я не могу этого так оставить. Эти тайные письма… Как ты могла его допустить до этого? – говорила она с ужасом и с отвращением, которое она с трудом скрывала.
– Я тебе говорила, – отвечала Наташа, – что у меня нет воли, как ты не понимаешь этого: я его люблю!
– Так я не допущу до этого, я расскажу, – с прорвавшимися слезами вскрикнула Соня.
– Что ты, ради Бога… Ежели ты расскажешь, ты мой враг, – заговорила Наташа. – Ты хочешь моего несчастия, ты хочешь, чтоб нас разлучили…
Увидав этот страх Наташи, Соня заплакала слезами стыда и жалости за свою подругу.
– Но что было между вами? – спросила она. – Что он говорил тебе? Зачем он не ездит в дом?
Наташа не отвечала на ее вопрос.
– Ради Бога, Соня, никому не говори, не мучай меня, – упрашивала Наташа. – Ты помни, что нельзя вмешиваться в такие дела. Я тебе открыла…
– Но зачем эти тайны! Отчего же он не ездит в дом? – спрашивала Соня. – Отчего он прямо не ищет твоей руки? Ведь князь Андрей дал тебе полную свободу, ежели уж так; но я не верю этому. Наташа, ты подумала, какие могут быть тайные причины ?
Наташа удивленными глазами смотрела на Соню. Видно, ей самой в первый раз представлялся этот вопрос и она не знала, что отвечать на него.
– Какие причины, не знаю. Но стало быть есть причины!
Соня вздохнула и недоверчиво покачала головой.
– Ежели бы были причины… – начала она. Но Наташа угадывая ее сомнение, испуганно перебила ее.
– Соня, нельзя сомневаться в нем, нельзя, нельзя, ты понимаешь ли? – прокричала она.
– Любит ли он тебя?
– Любит ли? – повторила Наташа с улыбкой сожаления о непонятливости своей подруги. – Ведь ты прочла письмо, ты видела его?
– Но если он неблагородный человек?
– Он!… неблагородный человек? Коли бы ты знала! – говорила Наташа.
– Если он благородный человек, то он или должен объявить свое намерение, или перестать видеться с тобой; и ежели ты не хочешь этого сделать, то я сделаю это, я напишу ему, я скажу папа, – решительно сказала Соня.
– Да я жить не могу без него! – закричала Наташа.
– Наташа, я не понимаю тебя. И что ты говоришь! Вспомни об отце, о Nicolas.
– Мне никого не нужно, я никого не люблю, кроме его. Как ты смеешь говорить, что он неблагороден? Ты разве не знаешь, что я его люблю? – кричала Наташа. – Соня, уйди, я не хочу с тобой ссориться, уйди, ради Бога уйди: ты видишь, как я мучаюсь, – злобно кричала Наташа сдержанно раздраженным и отчаянным голосом. Соня разрыдалась и выбежала из комнаты.
Наташа подошла к столу и, не думав ни минуты, написала тот ответ княжне Марье, который она не могла написать целое утро. В письме этом она коротко писала княжне Марье, что все недоразуменья их кончены, что, пользуясь великодушием князя Андрея, который уезжая дал ей свободу, она просит ее забыть всё и простить ее ежели она перед нею виновата, но что она не может быть его женой. Всё это ей казалось так легко, просто и ясно в эту минуту.

В пятницу Ростовы должны были ехать в деревню, а граф в среду поехал с покупщиком в свою подмосковную.
В день отъезда графа, Соня с Наташей были званы на большой обед к Карагиным, и Марья Дмитриевна повезла их. На обеде этом Наташа опять встретилась с Анатолем, и Соня заметила, что Наташа говорила с ним что то, желая не быть услышанной, и всё время обеда была еще более взволнована, чем прежде. Когда они вернулись домой, Наташа начала первая с Соней то объяснение, которого ждала ее подруга.
– Вот ты, Соня, говорила разные глупости про него, – начала Наташа кротким голосом, тем голосом, которым говорят дети, когда хотят, чтобы их похвалили. – Мы объяснились с ним нынче.
– Ну, что же, что? Ну что ж он сказал? Наташа, как я рада, что ты не сердишься на меня. Говори мне всё, всю правду. Что же он сказал?
Наташа задумалась.
– Ах Соня, если бы ты знала его так, как я! Он сказал… Он спрашивал меня о том, как я обещала Болконскому. Он обрадовался, что от меня зависит отказать ему.
Соня грустно вздохнула.
– Но ведь ты не отказала Болконскому, – сказала она.
– А может быть я и отказала! Может быть с Болконским всё кончено. Почему ты думаешь про меня так дурно?
– Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.


Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.
– Да, больна, – отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.


Со дня приезда своей жены в Москву Пьер сбирался уехать куда нибудь, только чтобы не быть с ней. Вскоре после приезда Ростовых в Москву, впечатление, которое производила на него Наташа, заставило его поторопиться исполнить свое намерение. Он поехал в Тверь ко вдове Иосифа Алексеевича, которая обещала давно передать ему бумаги покойного.
Когда Пьер вернулся в Москву, ему подали письмо от Марьи Дмитриевны, которая звала его к себе по весьма важному делу, касающемуся Андрея Болконского и его невесты. Пьер избегал Наташи. Ему казалось, что он имел к ней чувство более сильное, чем то, которое должен был иметь женатый человек к невесте своего друга. И какая то судьба постоянно сводила его с нею.
«Что такое случилось? И какое им до меня дело? думал он, одеваясь, чтобы ехать к Марье Дмитриевне. Поскорее бы приехал князь Андрей и женился бы на ней!» думал Пьер дорогой к Ахросимовой.
На Тверском бульваре кто то окликнул его.
– Пьер! Давно приехал? – прокричал ему знакомый голос. Пьер поднял голову. В парных санях, на двух серых рысаках, закидывающих снегом головашки саней, промелькнул Анатоль с своим всегдашним товарищем Макариным. Анатоль сидел прямо, в классической позе военных щеголей, закутав низ лица бобровым воротником и немного пригнув голову. Лицо его было румяно и свежо, шляпа с белым плюмажем была надета на бок, открывая завитые, напомаженные и осыпанные мелким снегом волосы.
«И право, вот настоящий мудрец! подумал Пьер, ничего не видит дальше настоящей минуты удовольствия, ничто не тревожит его, и оттого всегда весел, доволен и спокоен. Что бы я дал, чтобы быть таким как он!» с завистью подумал Пьер.
В передней Ахросимовой лакей, снимая с Пьера его шубу, сказал, что Марья Дмитриевна просят к себе в спальню.
Отворив дверь в залу, Пьер увидал Наташу, сидевшую у окна с худым, бледным и злым лицом. Она оглянулась на него, нахмурилась и с выражением холодного достоинства вышла из комнаты.
– Что случилось? – спросил Пьер, входя к Марье Дмитриевне.
– Хорошие дела, – отвечала Марья Дмитриевна: – пятьдесят восемь лет прожила на свете, такого сраму не видала. – И взяв с Пьера честное слово молчать обо всем, что он узнает, Марья Дмитриевна сообщила ему, что Наташа отказала своему жениху без ведома родителей, что причиной этого отказа был Анатоль Курагин, с которым сводила ее жена Пьера, и с которым она хотела бежать в отсутствие своего отца, с тем, чтобы тайно обвенчаться.
Пьер приподняв плечи и разинув рот слушал то, что говорила ему Марья Дмитриевна, не веря своим ушам. Невесте князя Андрея, так сильно любимой, этой прежде милой Наташе Ростовой, променять Болконского на дурака Анатоля, уже женатого (Пьер знал тайну его женитьбы), и так влюбиться в него, чтобы согласиться бежать с ним! – Этого Пьер не мог понять и не мог себе представить.
Милое впечатление Наташи, которую он знал с детства, не могло соединиться в его душе с новым представлением о ее низости, глупости и жестокости. Он вспомнил о своей жене. «Все они одни и те же», сказал он сам себе, думая, что не ему одному достался печальный удел быть связанным с гадкой женщиной. Но ему всё таки до слез жалко было князя Андрея, жалко было его гордости. И чем больше он жалел своего друга, тем с большим презрением и даже отвращением думал об этой Наташе, с таким выражением холодного достоинства сейчас прошедшей мимо него по зале. Он не знал, что душа Наташи была преисполнена отчаяния, стыда, унижения, и что она не виновата была в том, что лицо ее нечаянно выражало спокойное достоинство и строгость.
– Да как обвенчаться! – проговорил Пьер на слова Марьи Дмитриевны. – Он не мог обвенчаться: он женат.
– Час от часу не легче, – проговорила Марья Дмитриевна. – Хорош мальчик! То то мерзавец! А она ждет, второй день ждет. По крайней мере ждать перестанет, надо сказать ей.
Узнав от Пьера подробности женитьбы Анатоля, излив свой гнев на него ругательными словами, Марья Дмитриевна сообщила ему то, для чего она вызвала его. Марья Дмитриевна боялась, чтобы граф или Болконский, который мог всякую минуту приехать, узнав дело, которое она намерена была скрыть от них, не вызвали на дуэль Курагина, и потому просила его приказать от ее имени его шурину уехать из Москвы и не сметь показываться ей на глаза. Пьер обещал ей исполнить ее желание, только теперь поняв опасность, которая угрожала и старому графу, и Николаю, и князю Андрею. Кратко и точно изложив ему свои требования, она выпустила его в гостиную. – Смотри же, граф ничего не знает. Ты делай, как будто ничего не знаешь, – сказала она ему. – А я пойду сказать ей, что ждать нечего! Да оставайся обедать, коли хочешь, – крикнула Марья Дмитриевна Пьеру.
Пьер встретил старого графа. Он был смущен и расстроен. В это утро Наташа сказала ему, что она отказала Болконскому.
– Беда, беда, mon cher, – говорил он Пьеру, – беда с этими девками без матери; уж я так тужу, что приехал. Я с вами откровенен буду. Слышали, отказала жениху, ни у кого не спросивши ничего. Оно, положим, я никогда этому браку очень не радовался. Положим, он хороший человек, но что ж, против воли отца счастья бы не было, и Наташа без женихов не останется. Да всё таки долго уже так продолжалось, да и как же это без отца, без матери, такой шаг! А теперь больна, и Бог знает, что! Плохо, граф, плохо с дочерьми без матери… – Пьер видел, что граф был очень расстроен, старался перевести разговор на другой предмет, но граф опять возвращался к своему горю.
Соня с встревоженным лицом вошла в гостиную.
– Наташа не совсем здорова; она в своей комнате и желала бы вас видеть. Марья Дмитриевна у нее и просит вас тоже.
– Да ведь вы очень дружны с Болконским, верно что нибудь передать хочет, – сказал граф. – Ах, Боже мой, Боже мой! Как всё хорошо было! – И взявшись за редкие виски седых волос, граф вышел из комнаты.
Марья Дмитриевна объявила Наташе о том, что Анатоль был женат. Наташа не хотела верить ей и требовала подтверждения этого от самого Пьера. Соня сообщила это Пьеру в то время, как она через коридор провожала его в комнату Наташи.
Наташа, бледная, строгая сидела подле Марьи Дмитриевны и от самой двери встретила Пьера лихорадочно блестящим, вопросительным взглядом. Она не улыбнулась, не кивнула ему головой, она только упорно смотрела на него, и взгляд ее спрашивал его только про то: друг ли он или такой же враг, как и все другие, по отношению к Анатолю. Сам по себе Пьер очевидно не существовал для нее.
– Он всё знает, – сказала Марья Дмитриевна, указывая на Пьера и обращаясь к Наташе. – Он пускай тебе скажет, правду ли я говорила.
Наташа, как подстреленный, загнанный зверь смотрит на приближающихся собак и охотников, смотрела то на того, то на другого.
– Наталья Ильинична, – начал Пьер, опустив глаза и испытывая чувство жалости к ней и отвращения к той операции, которую он должен был делать, – правда это или не правда, это для вас должно быть всё равно, потому что…
– Так это не правда, что он женат!
– Нет, это правда.
– Он женат был и давно? – спросила она, – честное слово?
Пьер дал ей честное слово.
– Он здесь еще? – спросила она быстро.
– Да, я его сейчас видел.
Она очевидно была не в силах говорить и делала руками знаки, чтобы оставили ее.


Пьер не остался обедать, а тотчас же вышел из комнаты и уехал. Он поехал отыскивать по городу Анатоля Курагина, при мысли о котором теперь вся кровь у него приливала к сердцу и он испытывал затруднение переводить дыхание. На горах, у цыган, у Comoneno – его не было. Пьер поехал в клуб.
В клубе всё шло своим обыкновенным порядком: гости, съехавшиеся обедать, сидели группами и здоровались с Пьером и говорили о городских новостях. Лакей, поздоровавшись с ним, доложил ему, зная его знакомство и привычки, что место ему оставлено в маленькой столовой, что князь Михаил Захарыч в библиотеке, а Павел Тимофеич не приезжали еще. Один из знакомых Пьера между разговором о погоде спросил у него, слышал ли он о похищении Курагиным Ростовой, про которое говорят в городе, правда ли это? Пьер, засмеявшись, сказал, что это вздор, потому что он сейчас только от Ростовых. Он спрашивал у всех про Анатоля; ему сказал один, что не приезжал еще, другой, что он будет обедать нынче. Пьеру странно было смотреть на эту спокойную, равнодушную толпу людей, не знавшую того, что делалось у него в душе. Он прошелся по зале, дождался пока все съехались, и не дождавшись Анатоля, не стал обедать и поехал домой.
Анатоль, которого он искал, в этот день обедал у Долохова и совещался с ним о том, как поправить испорченное дело. Ему казалось необходимо увидаться с Ростовой. Вечером он поехал к сестре, чтобы переговорить с ней о средствах устроить это свидание. Когда Пьер, тщетно объездив всю Москву, вернулся домой, камердинер доложил ему, что князь Анатоль Васильич у графини. Гостиная графини была полна гостей.
Пьер не здороваясь с женою, которую он не видал после приезда (она больше чем когда нибудь ненавистна была ему в эту минуту), вошел в гостиную и увидав Анатоля подошел к нему.
– Ah, Pierre, – сказала графиня, подходя к мужу. – Ты не знаешь в каком положении наш Анатоль… – Она остановилась, увидав в опущенной низко голове мужа, в его блестящих глазах, в его решительной походке то страшное выражение бешенства и силы, которое она знала и испытала на себе после дуэли с Долоховым.
– Где вы – там разврат, зло, – сказал Пьер жене. – Анатоль, пойдемте, мне надо поговорить с вами, – сказал он по французски.
Анатоль оглянулся на сестру и покорно встал, готовый следовать за Пьером.