Айнмиллер, Макс Эмануэль
| Макс Эмануэль Айнмиллер | |
| Max Emanuel Ainmiller | |
 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
Макс Эмануэль Айнмиллер (нем. Max Emanuel Ainmiller) — немецкий живописец-витражист.
Биография
С 1828 года Айнмиллер служил инспектором вновь учрежденного института для возобновления средневековой живописи по стеклу. Он овладел техникою приготовления цветных стёкол в таком совершенстве, что располагал 100—120 цветами и оттенками. Наиболее известные из его произведений: окна для Регенсбургского собора (1826—1833) и для церкви Богородицы в Ау, предместье Мюнхена (1833—1838), отличающиеся большою чистотою стиля и отчетливостью рисунка; окно для Исаакиевского собора в Санкт-Петербурге, вышиною в 9,5 м, свидетельствующее о техническом совершенстве Айнмиллера; великолепные окна, предназначенные королём Людвигом I для Кёльнского собора (1844—1848); окна в замке Вильгельма близ Штутгарта, расписанные великолепными цветами (1852); по окну для Регенсбургского и Аугсбургского соборов (1853); шесть окон для коллегии святого Петра в Кембридже (1854); окна в виде розетты для Базельского собора; два окна с фигурами святых Петра и Павла для Ватикана. Лучшим и наиболее широко задуманным произведением Айнмиллера считаются 40 окон для собора в Глазго, на которых написано более 100 картин библейского и исторического содержания, исполненных в 1864 году при помощи его сына Генриха. Замечательна также картина для здания парламента в Эдинбурге (1868), представляющая учреждение Коллегии справедливости (англ. College of justice) королём Яковом V в 1532 году. Айнмиллер умер 8 декабря 1870 года в Мюнхене[1]. Похоронен на Старом южном кладбище в Мюнхене.
Напишите отзыв о статье "Айнмиллер, Макс Эмануэль"
Примечания
- ↑ Айнмиллер, Макс Эмануэль // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890. — Т. I. — С. 244—245.
Ссылки
Отрывок, характеризующий Айнмиллер, Макс Эмануэль
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
