Айн Рэнд

Айн Рэнд
Ayn Rand
1925 год
Имя при рождении:	Алиса Зиновьевна Розенбаум
Род деятельности:	прозаик, философ
Направление:	политический роман
Жанр:	антиутопия
Язык произведений:	английский
Дебют:	«Мы — живые» (1936)
Подпись:
[www.aynrand.org Ayn Rand Institute]

Айн Рэнд (англ. Ayn Rand [aɪn ɹænd]; урождённая Али́са Зино́вьевна Розенба́ум; 2 февраля 1905 года, Санкт-Петербург, Российская империя — 6 марта 1982 года, Нью-Йорк, США) — американская писательница и философ российского происхождения, создательница философии объективизма.

Биография

Алиса Зиновьевна Розенбаум родилась в Санкт-Петербурге, в еврейской семье фармацевта Залмана-Вольфа (Зиновия Захаровича) Розенбаума (1869, Брест-Литовск — между 1941—1943, Ленинград) и его жены, зубного техника Ханы Берковны (Анны Борисовны) Каплан (1880, Санкт-Петербург — ноябрь 1941, Ленинград), старшей среди трёх дочерей (Алиса, Наталья и Нора). Зиновий Захарович служил управляющим аптек, принадлежащих сестре Анны Борисовны — Добруле Каплан и её мужу Иезекиилю Конгейму, где в 1904 году и познакомился со своей будущей женой — дочерью портного, владельца крупного предприятия по пошиву военной формы Бориса (Берки Ицковича) Каплана и фармацевта Розалии Павловны Каплан.

Вскоре после рождения младшей дочери Норы в 1910 году Зиновий Захарович стал управляющим в крупной аптеке Александра Клинге на углу Невского проспекта и Знаменской площади, и семья переехала во вместительную квартиру на втором этаже особняка, прямо над аптекой. Третий этаж заняла семья другой сестры Анны Борисовны, Елизаветы, и её мужа — известного петербургского врача-гинеколога и учёного-медика Исаака Моисеевича Гузарчика (1864—?). Уже в 1912 году Зиновий Захарович стал совладельцем и в 1914 году единоличным владельцем этой аптеки, персонал которой теперь включал 6 провизорских помощников, 3 практикантов и нескольких ассистентов.

Читать и писать Алиса научилась в 4 года. Небольшие рассказы начала писать в детстве. В женской гимназии М. Н. Стоюниной Алиса училась вместе с сестрой известного писателя Владимира Набокова Ольгой.

В 1917 году после революции в России собственность Зиновия Розенбаума была конфискована, и семья переехала в Крым, где Алиса окончила школу в Евпатории.

2 октября 1921 года Алиса поступила в Петроградский университет по специальности «социальная педагогика» на трёхлетний курс, объединявший историю, филологию и право. В годы учёбы познакомилась с идеями Фридриха Ницше, оказавшими на неё большое влияние. Окончила университет весной 1924 года. По некоторым источникам она была исключена из университета из-за «буржуазного происхождения». В 1925 году в серии «Популярная кино-библиотечка» отдельной книгой вышла первая печатная работа Алисы Розенбаум «Пола Негри» — очерк творчества популярной киноактрисы.

В 1925 году она получила визу для поездки на учёбу в США, в январе 1926 года через Ригу переехала в Берлин (где жила её двоюродная сестра, врач Вера Гузарчик) и в конце февраля прибыла в Чикаго, где поселилась у живших там кузенов своей матери. Её родители остались в Ленинграде и умерли во время блокады в годы Великой Отечественной войны. Обе сестры также остались в СССР. Наталья Зиновьевна Розенбаум (1907—1945) окончила Ленинградскую консерваторию. Элеонора Зиновьевна Розенбаум (в замужестве Дробышева, 1910—1999) эмигрировала в США в 1973 году по приглашению Айн Рэнд, но вскоре возвратилась в Советский Союз и до самой смерти жила в Ленинграде (Санкт-Петербурге). Первая любовь Алисы — выпускник Ленинградского технологического института Лев Борисович Беккерман (1901—1937, Лео Коваленский в её романе «Мы живые») был расстрелян 6 мая 1937 года.

Алиса осталась в США и начала работать статисткой в Голливуде. Четыре готовых киносценария, которые она привезла из России, не заинтересовали американских кинопродюсеров. В 1929 году она вышла замуж за артиста кино Фрэнка О’Коннора (Frank O’Connor, 1897—1979). 13 марта 1931 года она получила американское гражданство.

В 1927 году студия, в которой работала Айн Рэнд, закрылась и до 1932 года она перебивалась на разных временных работах: официанткой, продавщицей газетных подписок, а затем костюмером на студии RKO Pictures. В 1932 году ей удалось продать кинокомпании Universal Studios сценарий «Красной пешки» (англ. Red Pawn) за 1500 долларов, что на тот момент было немалой суммой. Эти деньги позволили ей оставить работу и сосредоточиться на литературной деятельности.

Айн Рэнд умерла от сердечной недостаточности 6 марта 1982 года. Похоронена на кладбище Кенсико в городе Валгалла (штат Нью-Йорк).

Литературное творчество

Свой первый рассказ на английском языке — «The Husband I Bought» — Рэнд написала в 1926 году, это был первый год её жизни в США. Рассказ не публиковался до 1984 года.

В 1936 году в Америке, а в 1937 году в Великобритании вышел первый роман Айн Рэнд «Мы — живые» (англ. We the Living)  о жизни лишенцев в СССР. Рэнд отдала работе над романом много сил: она писала его на протяжении шести лет. Однако критика встретила роман прохладно, американские читатели также не проявили к книге большого интереса. В 1942 году режим Муссолини, без ведома автора, дал санкцию на экранизацию романа, сочтя его критикой советского коммунизма. В фильме были заняты ведущие актёры итальянского кино. В последующие годы суммарный тираж книги достиг 2 млн экземпляров.

В 1937 году она написала небольшую повесть «Гимн», которая в 1938 году вышла в Великобритании. Второй крупный роман «Источник» вышел в 1943 году, а третий — «Атлант расправил плечи» — в 1957. После «Атланта» Рэнд начала писать философские книги: «Для нового интеллектуала» (1961), «Добродетель эгоизма» (1964), «Капитализм: неизвестный идеал» (1966), «Новые левые: антииндустриальная революция» (1971), «Введение в философию познания объективизма» (1979), «Философия: кому она необходима» (1982) и многие другие, а также читать лекции в американских университетах.

Философия и политические взгляды

Айн Рэнд является основательницей философии рационального индивидуализма, противостоящего коллективизму. Свои философские взгляды Рэнд выразила через идеал человека-творца, живущего исключительно за счёт своих творческих способностей и таланта.

В политике Айн Рэнд была сторонником неограниченного капитализма и минимального государства, считала единственной правомерной функцией государства защиту прав человека (в том числе прав собственности).

20 октября 1947 года Рэнд в качестве свидетеля давала показания в Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности в связи с фильмом «Песнь о России». В своих показаниях Рэнд расценила данный фильм как коммунистическую пропаганду. В целом она полагала, что преследование в связи с выражением коммунистических взглядов противоречит свободе слова, однако при этом считала, что государство вправе знать, кто является членом партии, пропагандирующей насилие для достижения политических целей. При этом она поддерживала частные меры для сокращения проникновения коммунистической идеологии в кино. Она говорила по этому поводу:

Принцип свободы слова требует … чтобы мы не принимали законов, запрещающих [коммунистам] говорить. Однако принцип свободы слова… не подразумевает, что мы обязаны давать им работу и поддерживать наше собственное уничтожение за наш же счёт.

Оригинальный текст (англ.)  

The principle of free speech requires … that we do not pass laws forbidding [Communists] to speak. But the principle of free speech … does not imply that we owe them jobs and support to advocate our own destruction at our own expense.

Объективизм Рэнд оказал глубокое влияние на либертарианское движение. Дэйвид Нолан, один из основателей Либертарианской партии, заявлял, что «без Айн Рэнд либертарианского движения не существовало бы».

Сама Рэнд никогда не относила себя к либертарианству и крайне отрицательно отзывалась о нём. «Я не желаю тратить на это своё время. Это дешевая попытка получить известность» — говорила она в 1973 году после лекции в Бостоне, отвечая на вопрос о занимаемом положении в Либертарианской партии. Она считала, что либертарианцы «крадут её идеи, мешают их с совершенной противоположностью — религиозным фанатизмом, анархизмом и другими интеллектуальными несуразицами, какие могут найти, — а потом называют себя либертарианцами и претендуют на президентское кресло. Это худшее надругательство над идеями и философией как таковой» (Бостон, Форум Форд-холла, 1976).

Связывая либертарианство с анархизмом, Рэнд не признавала того, что её цели совпадают с целями либертарианцев, и не искала с ними союза:

Пожалуйста, не говорите, что они преследуют мои цели. Я не прошу и не принимаю помощи от интеллектуальных выродков. Мне нужны люди философски образованные — люди, которые понимают мои идеи, неравнодушно относятся к ним и правильно их толкуют… я отвергаю гнусный лозунг «Цель оправдывает средства»… Цель не оправдывает средства — нельзя достичь хорошего дурными средствами. Наконец, либертарианцы не заслуживают звания «средства» ни для какой цели, и уж тем более цели распространения объективизма.

— Бостон, Форум Фордхолла, 1981 год

Судьба наследия

На Западе имя Рэнд пользуется широкой известностью как создательницы философии объективизма, основанного на принципах разума, индивидуализма, разумного эгоизма и являющегося интеллектуальным обоснованием капиталистических ценностей в противовес популярному в годы её активной писательской деятельности (1936—1982) социализму.

Её повесть «Anthem» (Гимн) стала источником вдохновения для Нила Перта, барабанщика канадской рок-группы «Rush», написавшего стихи к одноимённой песне. Также произведения Айн Рэнд послужили вдохновением для трижды платинового (продано более 3 миллионов копий) альбома «Rush» «2112» (1976), который посвящён Айн Рэнд.

По опросу 5000 членов книжного клуба Book of the Month Club, проведённого Information Analysis System Corporation в 1991 году для Библиотеки Конгресса и для книжного клуба «Book of the Month Club», «Атлант расправил плечи» была признана второй после Библии книгой, которая наиболее сильно повлияла на жизнь опрашиваемых респондентов. По состоянию на 2007 год суммарный тираж «Атланта» составил более 6,5 млн экземпляров. По опросу Zogby International, проведённому в ноябре 2008 года, роман прочли 8,1 % взрослых американцев.

Изучением и пропагандой литературного и философского наследия Айн Рэнд занимается ряд организаций в США и других странах: Институт Айн Рэнд в Ирвайне (Калифорния) и Общество Атланта.

Известными поклонниками Айн Рэнд в России являются экономист Андрей Илларионов, бизнесмен Евгений Чичваркин, писательница и журналистка Юлия Латынина.

Русский поэт и писатель Алексей Цветков, эмигрировавший в США в 1975 году, отмечает беспрецедентную популярность творчества Айн Рэнд в США, в особенности среди студенческой молодежи, и сожалеет по поводу факта её малоизвестности в России. По его мнению, популярность романов Рэнд объясняется не только присущей им «авантюрностью и лихостью», «при всей картонности и одномерности персонажей», но главным образом, привлекательной в подростковом возрасте проповедью личного успеха, самовлюблённости, а также крайнего эгоизма, якобы характерных для великих личностей. Цветков критически оценивает этическую концепцию Рэнд-Розенбаум, видя в ней прямое заимствование из теории «разумного эгоизма» Писарева и Чернышевского, находившихся под влиянием взглядов английского философа начала XVIII века Бернарда Мандевиля, которого современники считали циником.

В статье от 20 октября 2012 года журнал The Economist отмечает, что, несмотря на обилие критики Айн Рэнд, наблюдается рост популярности её книг. Наибольшую долю приверженцев философии Рэнд составляют жители США, однако, по словам Эдварда Хаджинса из Atlas Society, заметен рост интереса читателей из других стран. По данным Института Айн Рэнд (англ. Ayn Rand Institute), основная масса поклонников за пределами США приходится на Великобританию, Канаду, Индию и Скандинавию. Так, в Швеции с 2005 по 2012 год было продано 30 000 экземпляров её книг, а в Индии объём продаж книг Айн Рэнд в 16 раз превзошёл продажи работ Карла Маркса.

Книги

Художественные произведения

• Айн Рэнд. Атлант расправил плечи (в 3-х томах) = Atlas Shrugged. — М.: Альпина Паблишер, 2011. — С. 1364. — ISBN 978-5-9614-1430-1.
• Айн Рэнд. Атлант расправил плечи (в 3-х томах) = Atlas Shrugged / перевод Д. В. Костыгина. — Санкт-Петербург: Культ-информ-пресс, 1997. — 1000 экз.
• Айн Рэнд. Источник (в 2-х томах) = The Fountainhead. — М.: Альпина Паблишер, 2011. — С. 808. — ISBN 978-5-9614-1671-8.
• Айн Рэнд. Мы живые = We the Living. — М.: Альпина Паблишер, 2012. — С. 473. — ISBN 978-5-9614-1752-4.
• Айн Рэнд. Муж, которого я купила = The husband I bought. — М.: «АСТ», «Астрель-СПб», 2011. — С. 319. — ISBN 978-5-271-38484-4.
• Айн Рэнд. Гимн = Anthem. — М.: Альпина Паблишер, 2011. — ISBN 978-5-9614-1696-1.

Нехудожественная литература

• Айн Рэнд. Добродетель эгоизма = The Virtue of Selfishness: A New Concept of Egoism. — М.: Альпина Паблишер, 2011. — С. 186. — ISBN 978-5-9614-1462-2.
• Айн Рэнд. Возвращение примитива. Антииндустриальная революция = Return of the Primitive: The Anti-Industrial Revolution. — М.: Альпина Паблишер, 2011. — С. 352. — ISBN 978-5-9614-1480-6.
• Айн Рэнд. Капитализм. Незнакомый идеал = Capitalism: The Unknown Ideal. — М.: Альпина Паблишер, 2011. — С. 424. — ISBN 978-5-9614-1471-4.
• Айн Рэнд. Романтический манифест. Философия литературы = The Romantic Manifesto: A Philosophy of Literature. — М.: Альпина Паблишер, 2011. — С. 200. — ISBN 978-5-9614-1556-8.
• Айн Рэнд. Искусство беллетристики = The art of fiction. — М.: «АСТ», «Астрель-СПб», 2011. — С. 319. — ISBN 978-5-17-076672-7.
• Айн Рэнд; Под ред. Роберта Мэйю. Ответы: Об этике, искусстве, политике и экономике = Answers. The Best of Her Q&A / Редактор М. Савина. — М.: Альпина Паблишер, 2012. — С. 282. — ISBN 978-5-9614-1669-5.
• Айн Рэнд. Подумай дважды = Think twice. — М.: «АСТ», «Астрель-СПб», 2012. — С. 319. — ISBN 978-5-271-38691-6.
• Айн Рэнд. Концепция эгоизма. — Ассоциация бизнесменов Санкт-Петербурга, 1995. — 128 с. — (Памятники здравой мысли). — ISBN 5-85186-038-3.
• Айн Рэнд. Апология капитализма. — М.: «Новое литературное обозрение», 2003. — ISBN 5-86793-229-X.
• Айн Рэнд. [www.inliberty.ru/library/569-sankciya-zhertvy Санкция жертвы] // InLiberty.ru, 2008.

Статьи

• Рэнд А. [magazines.russ.ru/nz/2001/1/rend.html Большой бизнес — преследуемое меньшинство американского общества] // Неприкосновенный запас : Журнал. — 2001. — Вып. №1(15).
• Рэнд А. [www.20khvylyn.com/life/education/proishozhdenie-voin.html Происхождение войн] // The Freeman : Журнал. — 1966. — Вып. №11(16).

Экранизации

Роман «Источник» был экранизирован в 1949 году, главную роль сыграл Гэри Купер. Роман «Мы живые» был экранизирован в 1942 и в 1986 годах, а экранизация романа «Атлант расправил плечи» вышла в 2011 году. Было экранизировано три романа писательницы и несколько пьес, также Айн Рэнд была сценаристом фильмов «Любовные письма», которые получили четыре номинации на «Оскар», и «Ты один». Всего состоялось 11 экранизаций по произведениям и сценариям Айн Рэнд.

Сценарий компьютерной игры BioShock был создан на основе критического отношения создателей игры к философии Айн Рэнд. По сценарию игры основатель города Эндрю Райан (анаграмма имени писательницы Ayn Rand — And[rew] Ryan) воплощает идеи свободного рынка без внешнего вмешательства, что приводит к разрушению города.

Литература

• Anne C. Heller. Ayn Rand and the World She Made. — Nan A. Talese, 2009. — 592 p. — ISBN 978-0385513999. OCLC [www.worldcat.org/oclc/863096063 863096063] LCC [catalog.loc.gov/cgi-bin/Pwebrecon.cgi?Search_Arg=PS3535.A547+Z68+2009&Search_Code=CALL_&CNT=5 PS3535.A547 Z68 2009]
• Джин Ландрам. Эйн Рэнд: макроориентированный интуитивист // [www.fb2book.com/?kniga=14861&strn=35&cht=1 Тринадцать женщин, которые изменили мир]. — М.: Феникс, 1997. — ISBN 5-222-00073-7.
• Branden Barbara. The Passion of Ayn Rand. — Garden City, New York: Doubleday & Company, 1986. — ISBN 0-385-19171-5.
• Branden Nathaniel. Who Is Ayn Rand?. — New York: Random House, 1962. — ISBN 0394451791.

• Антон Вильгоцкий. [www.labirint.ru/books/469592/ Кто такая Айн Рэнд?]. — М.: АСТ, 2015. — ISBN 978-5-17-088264-9.
• Никифорова Л., Кизилов М. [judaicaukrainica.ukma.edu.ua/ckfinder/userfiles/pdf/JU_287-313.pdf Крымский период в жизни американской писательницы Айн Рэнд (Алисы Розенбаум)] // Judaica Ukrainica : Сборник. — Киев: Laurus, 2012. — Т. 1. — С. 287—313. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=2305-4034&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 2305-4034].
• Allan Gotthelf, James G. Lennox (editors). Metaethics, Egoism, and Virtue: Studies in Ayn Rand's Normative Theory. — University of Pittsburgh Press, 2010. — ISBN 0-8229-4400-6.
• Allan Gotthelf. On Ayn Rand. — Wadsworth Publishing, 2000. — 104 p. — (Wadsworth Philosophers). — ISBN 978-0-534-57625-7.

Ссылки

• [www.bogdanovich.eu/4241 Айн Рэнд: Любовь стоит расценивать как деловую сделку. Тот кто слаб — недостоин любви] — расшифровка видео первой части интервью Айн Рэнд Майку Уоллесу
• [www.bogdanovich.eu/4286 Айн Рэнд: Политика США ужасна, всё вокруг нас разрушено, в будущем нас ждёт катастрофа] — расшифровка видео второй части интервью Айн Рэнд Майку Уоллесу
• [www.bogdanovich.eu/4298 Кто такой Джон Галт? Кто такая Айн Рэнд?] — расшифровка видео третьей части интервью Айн Рэнд Майку Уоллесу
• [www.aynrand.org Ayn Rand Institute]. [www.webcitation.org/6CY1dBbmW Архивировано из первоисточника 30 ноября 2012].  (англ.)
• [offline.business-magazine.ru/2004/52/111381/page/all/ Сергей Голубицкий. Who is John Galt?]. [www.webcitation.org/6CY1q9P91 Архивировано из первоисточника 30 ноября 2012].//«Бизнес-журнал» № 16, 17 августа 2004.
• [www.alekstarn.com/rand.html Алекс Тарн. Треугольник рационализма (Чернышевский – Набоков – Рэнд)]. [www.webcitation.org/6CaZQYI7q Архивировано из первоисточника 1 декабря 2012].
• [web.archive.org/web/20080215002705/members.aol.com/TGoldberg/randbib.txt Chronology & Bibliography of Ayn Rand’s Life & Works].  (англ.)
• Удивительная Айн Рэнд [evreimir.com/article.php?id=8069&res=1 Часть 1](недоступная ссылка — история). и [evreimir.com/article.php?id=8141 часть 2](недоступная ссылка — история). [web.archive.org/20060221060723/evreimir.com/article.php?id=8141 Архивировано из первоисточника 21 февраля 2006].
• Романчук Я. Ч. [slovari.yandex.ru/dict/sociology/article/soc/soc-0974.htm Айн Рэнд](недоступная ссылка — история). в «Энциклопедии социологии»
• Пауэлл Д. [www.inliberty.ru/library/study/35/ Роуз Уайлдер Лэйн, Изабель Патерсон и Айн Рэнд]. [www.webcitation.org/6CaZRKUQm Архивировано из первоисточника 1 декабря 2012]..
• [lenta.ru/news/2010/08/23/rand/ Книги Айн Рэнд прорекламировали надписью размером с США]. [www.webcitation.org/6CaZRu13B Архивировано из первоисточника 1 декабря 2012].
• Владимир Паперный. [russlife.ru/allworld/read/alisa-v-strane-chudes/index.php Алиса в стране чудес]. [www.webcitation.org/6DuPkeWgI Архивировано из первоисточника 24 января 2013].
• [libertynews.ru/node/1144 ИНТЕРВЬЮ ЖУРНАЛА " ПЛЭЙБОЙ" С ФИЛОСОФОМ АЙН РЭНД]. libertynews.ru. Проверено 24 августа 2013. [www.webcitation.org/6J7ZiWS4A Архивировано из первоисточника 25 августа 2013].

Видео

• [youtube.com/watch?v=FzGFytGBDN8 Интервью Айн Рэнд Филу Донахью] на YouTube (англ.)
• [youtube.com/watch?v=6niWzomA_So Документальный фильм Park Avenue, в котором критикуются взгляды Айн Рэнд] на YouTube (англ.)

См. также

• Джон Голт

Отрывок, характеризующий Айн Рэнд

– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.


Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…


Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.


Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.