Айсиньгёро Исюань

	Айсиньгёро Исюань; кит. 爱新觉罗·奕譞<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Рождение:	16 октября 1840; Пекин, Цинская империя
Смерть:	1 января 1891 (50 лет); Пекин, Цинская империя
Род:	Айсин Гёро
Отец:	Айсиньгёро Мяньнин

Айсиньгёро́ Исюа́нь (кит. трад. 愛新覺羅·奕譞, упр. 爱新觉罗·奕譞, 16 октября 1840 — 1 января 1891), взрослое имя Пуань (кит. трад. 朴庵), по прозвищам «господин из зала Цзюсытан» (кит. упр. 九思堂主人) и «отступивший в тень господин» (кит. упр. 退潜主人), великий князь Чунь (кит. трад. 醇親王, упр. 醇亲王, пиньинь: Chúnxián qīnwáng) — маньчжурский аристократ, государственный деятель Цинской империи.

Биография

Исюань был сыном Айсиньгёро Мяньнина, который в 1820 году взошёл на императорский трон и стал править под девизом «Даогуан». Так как он был седьмым сыном, то его называли «седьмым принцем» (七王爺). В феврале 1850 года на трон взошёл единокровный брат Исюаня — Айсиньгёро Ичжу, ставший править под девизом «Сяньфэн», и Исюань был удостоен титула «удельный князь Чунь» (醇郡王). В 1860 году в соответствии с императорским указом он женился на маньчжурской девушке Ваньчжэнь из рода Ехэнара.

22 августа 1861 года Айсиньгёро Ичжу скончался, и новым императором стал его пятилетний сын Цзайчунь (девиз правления — «Тунчжи»), мать которого — Драгоценная наложница И — была старшей сестрой жены Исюаня. Покойный император перед смертью назначил для управления государством в период несовершеннолетия сына регентский совет из шести придворных и двух князей, старшим в котором был князь Айсиньгёро Сушунь. В ноябре 1861 Великий князь Гун вошёл в сговор с Драгоценной наложницей И (получившей титул «Вдовствующая императрица Цыси»), и они организовали дворцовый переворот. Исюаню было поручено схватить Сушуня и доставить его в Пекин, где его казнили. В результате участия в перевороте в последующие годы Исюань поднялся на высшие позиции при дворе и в армии, и в 1872 году ему был официально присвоен титул «великий князь Чунь» (醇亲王).

В январе 1875 года император скончался, не оставив наследника, и Цыси выбрала в качестве нового императора двухлетнего сына Исюаня — Цзайтяня. Для Цыси было очень удобным сделать императором малолетнего племянника — она могла продолжать править Китаем в качестве регента. Однако для самого Исюаня ситуация стала катастрофической. Ситуация, когда у правящего императора был живой отец, была для Китая очень необычной, и хотя это гарантировало Исюаню высокое положение и почести, паранойя Цыси и её нетерпимость к посягательствам на её власть и положение превращало эту позицию в чрезвычайно опасную.

Когда его сын стал императором, Исюань первым делом отказался от всех официальных постов. В 1876 году он предоставил трону меморандум, в котором заранее проклинал любого, кто предложит ему какой-либо пост как отцу императора. После того, как он отказался от всех постов в армии и правительстве, ему предложили заняться воспитанием молодого императора, на что он согласился.

В 1881 году скончалась вдовствующая императрица Цыань; ходили слухи об отравлении. Цыси стала единственной правительницей Китая. В 1884 году Великий князь Гун попал в опалу, и Исюань против своей воли оказался одной из самых мощных фигур при императорском дворе, уступая по влиянию лишь Цыси. Вдовствующая императрица зачастую направляла министров для обсуждения дел к Исюаню прежде, чем принимать решения. Всё это делало позицию Исюаня ещё более опасной, а потенциальный крах — ещё более страшным, поэтому он всеми силами старался доказать Цыси свою преданность. Когда в 1887 году Цзайтянь достиг совершеннолетия, именно Исюань обратился к Цыси с официальной просьбой о продлении регентства.

В 1885 году Исюань был назначен инспектором флота. В результате он оказался вовлечён в позорное дело растраты средств, собранных на строительство флота — вместо этого они были потрачены на строительство Летнего дворца Ихэюань для Цыси.

Айсиньгёро Исюань скончался в 1891 году, незадолго до завершения строительства Ихэюаня. В знак признания его заслуг титул «великий князь Чунь» был сделан наследственным, и перешёл к его сыну Цзайфэну. Самому Исюаню был посмертно присвоен титул «мудрый» (贤), добавляемый к титулу в официальной документации.

Семья и дети

Жёны

Главная жена: Ваньчжэнь (1841—1896)
1-я наложница: Яньцзя бывшая фрейлина Цыси
2-я наложница: китаянка из семьи Лю, сменила фамилию на маньчжурскую «Лингия»
3-я наложница: китаянка из семьи Ли, сменила фамилию на маньчжурскую «Лингия»

Сыновья

дети главной жены

Цзайжун (1864—1865)
Цзайтянь (1871—1908)
безымянный сын (1875—1875)
Цзайгуан (1880—1885)

дети 2-й наложницы

Цзайфэн (1883—1951)
Цзайсюнь (1885—1949)
Цзайтао (1887—1970)

Дочери

1-я дочь, в 1860 году была рождена 1-й наложницей, но записана как рождённая главной женой. Умерла в 1866 году
2-я дочь, была рождена 2-й наложницей, прожила 3 года
3-я дочь, была рождена 3-й наложницей, прожила 28 лет

Интересные факты

Могилу Айсиньгёро Исюаня и окружающую местность можно увидеть в фильме Квентина Тарантино «Убить Билла. Фильм 2» в качестве дома и места тренировок монаха Баймэя.

Напишите отзыв о статье "Айсиньгёро Исюань"

Литература

Непомнин О. Е. [www.vostlit.ru/KartNotSerial/kart126.htm История Китая: Эпоха Цин. XVII — начало XX века]. — М.: Восточная литература, 2005. — ISBN 5-02-018400-4.

Отрывок, характеризующий Айсиньгёро Исюань

– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.