Айю, Кваме

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Кваме Айю
Общая информация
Родился
Аккра, Гана
Гражданство
Рост 179 см
Вес 72 кг
Позиция нападающий
Информация о клубе
Клуб завершил карьеру
Карьера
Молодёжные клубы
1990 Африка Спорт
Клубная карьера*
1990—1992 Мец ? (?)
1992—1993 Аль-Ахли 22 (14)
1993—1995 Лечче 34 (7)
1995—1996 Униан Лейрия 13 (1)
1996—1997 Витория 23 (8)
1997—1999 Боавишта 56 (31)
1999—2000 Спортинг 26 (7)
2000—2001 Йимпаш Йозгатспор 19 (11)
2001—2002 Коджаэлиспор 28 (10)
2002—2003 Чанша Цзиньдэ 28 (14)
2004—2006 Интер Шанхай 56 (26)
2007 Витория 12 (3)
Национальная сборная**
1992—2001 Гана 25 (9)
Международные медали
Олимпийские игры
Бронза Барселона 1992 футбол

* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.

** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Ква́ме Айю́ (англ. Kwame Ayew; 28 декабря 1973, Аккра) — ганский футболист, выступавший на позиции нападающего.





Карьера

Клубная

Начал профессиональную карьеру в 17 лет, проведя два сезона в составе французского «Меца». В сезоне 1992/93 выступал за «Аль-Ахли» из Катара. В 1993 году вернулся в Европу и провёл два сезона в итальянском «Лечче», причём его клуб сначала занял последнее место в Серии A, а затем последнее в Серии B. С 1995 года играл за португальские клубы: «Униан Лейрия», «Витория», «Боавишта» и «Спортинг», в составе которого стал чемпионом сезона 1999/00. После этого провёл два сезона в Турции, где играл за «Йимпаш Йозгатспор» и «Коджаэлиспор». В составе последнего стал победителем Кубка Турции. В 2002 году уехал в Китай, где пять сезонов выступал за «Чанша Цзиньдэ» и «Интер Шанхай». В 2004 году, забив за «Интер» 17 мячей, стал лучшим бомбардиром чемпионата Китая. Завершил карьеру в 2007 году в португальской «Витории».

В сборной

В 1992 году в составе сборной Ганы завоевал бронзовые медали на Олимпийских играх в Барселоне, при этом забив на турнире 6 мячей, уступил в борьбе за звание лучшего бомбардира только поляку Юсковяку. Принимал участие в финальных турнирах трёх Кубков африканских наций (1994, 1996, 2000). Всего за национальную команду сыграл 25 матчей.

Достижения

Спортинг

Боавишта

Коджаэлиспор

Сборная Ганы

Личная жизнь

Младший брат Абеди Айю (Пеле).

Напишите отзыв о статье "Айю, Кваме"

Ссылки

  • [www.ghanaweb.com/GhanaHomePage/soccer/pop-up.php?ID=10 Профиль на ghanaweb.com]  (англ.)
  • [www.national-football-teams.com/v2/player.php?id=13656 Статистика на сайте National Football Teams(англ.)


Отрывок, характеризующий Айю, Кваме

– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.