Ай-ди (династия Хань)

Лю Синь
Лю Синь и Дун Сянь
13-й Император эпохи Хань
Дата рождения:	27 до н. э.(-027)
Дата смерти:	1 до н. э.(-001)
Время царствования:	7-1 гг. до н.э.
Предшественник:	Сяочэн-ди
Преемник:	Сяопин-ди
Варианты имени
Традиционное написание:	劉欣
Упрощённое написание:	刘欣
Посмертное имя:	Сяоай-хуанди (孝哀皇帝)
Девиз правления:	Цзяньпин (建平, 6-3 гг. до н.э.) Юаньшоу (元壽, 2-1 гг. до н.э.)
Семья
Отец:	Лю Кан
Мать:	княгиня Дин

Сяоай-ди (кит. трад. 孝哀帝) или коротко Ай-ди (кит. трад. 哀帝), личное имя Лю Синь (кит. трад. 劉欣, пиньинь: Liú Xīn) (27-1 гг. до н. э.) — тринадцатый император китайской династии Хань.

Лю Синь был сыном Лю Кана — сына императора Юань-ди, которому было выделено в удел княжество Динтао (находившееся примерно на территории современного Хэцзэ провинции Шаньдун); таким образом Лю Синь был племянником правившего в момент его рождения императора Чэн-ди. Он рос при дворе бабушки по отцу вдовствующей супруги Фу (вдовы Юань-ди). В 23 году до н. э. князь Лю Кан скончался, и Лю Синь унаследовал удел Динтао. В 9 году до н. э. 18-летний Лю Синь во время официального визита в столицу империи Чанъань произвёл хорошее впечатление на императора своими манерами и образованностью, и не имеющий сыновей Чэн-ди начал рассматривать его в качестве одного из кандидатов на роль официального наследника престола. В 8 году до н. э. император созвал высших сановников, чтобы обсудить проблему престолонаследия, и большинство из них, будучи в курсе настроений императора, заявили, что при отсутствии официальных сыновей император должен усыновить сына своего брата; таким образом Лю Синь был назначен официальным наследником престола.

В 7 году до н. э. император Чэн-ди скончался, и Лю Синь взошёл на трон как император Ай-ди. В связи с тем, что он был усыновлён Чэн-ди, вдова Чэн-ди императрица Чжао получила титул вдовствующей императрицы, а мать Чэн-ди вдовствующая императрица Ван — великой вдовствующей императрицы. Однако возникла проблема с тем, какие почести должны оказываться могиле его родного отца князя Лю Кана, и как должны почитаться его родная мать княгиня Дин и его родная бабушка вдовствующая супруга Фу. Великая вдовствующая императрица Ван издала эдикт о том, что княгиня Дин и вдовствующая супруга Фу могут видеться с императором раз в 10 дней, однако он быстро был нарушен: вдовствующая супруга Фу стала навещать своего внука ежедневно, и настояла на двух вещах: (1)чтобы ей самой дали титул вдовствующей императрицы, и (2)чтобы её родственники получили титулы, аналогичные титулам родственников великой вдовствующей императрицы Ван. Великая вдовствующая императрица Ван сначала дала князю Лю Кану необычный титул «Динтаоского императора Гуна» (定陶共皇), и уж потом, в качестве производного от этого титула, вдовствующая супруга Фу получила титул «вдовы Динтаоского императора Гуна» (定陶共皇太后), а княгиня Дин — «императрицы-супруги Динтаоского императора Гуна» ((定陶共皇后). Ряд членов кланов Фу и Дин получили титулы. Великая вдовствующая императрица Ван даже приказала своему племяннику Ван Ману уйти в отставку с поста главнокомандующего вооружёнными силами и передать дела представителям кланов Фу и Дин, но тут уж вмешался сам молодой император, и упросил Ван Мана остаться в его администрации.

Несколько месяцев спустя, однако, Ван Ман рассорился с Фу и ушёл в отставку. Фу хотела получить титул «великой вдовствующей императрицы», а не непонятный титул «вдовы Динтаоского императора», и потому в результате интриг устранила ряд высших сановников, принадлежавших к клану Ван. Затем она возобновила старую вражду с другой наложницей покойного императора Юань-ди — вдовствующей супругой Фэн — и, обвинив её в колдовстве против императора, начала расследование, замучив 17 человек из её клана и вынудив её саму совершить самоубийство. В 5 году до н. э. она добилась желаемого: император убрал из посмертного титула своего отца иероглифы «Динтао», и сделал титул Фу похожим по смыслу на титул Ван: если титул великой вдовствующей императрицы Ван записывался как «тай хуан-тайхоу» (太皇太后), то новый титул Фу стал записываться «ди тай-тайхоу» (帝太太后); его мать Дин получила титул «ди-тайхоу» (帝太后), что было сравнимо с имевшимся у Чжао титулом «хуан-тайхоу» (皇太后), ибо в китайском языке и иероглиф «хуан», и иероглиф «ди» имеют одно и то же значение «император». Таким образом возникла необычная для китайской истории ситуация, когда жили одновременно четыре вдовствующие императрицы, на содержание каждой из которых деньги из государственной казны выделялись по полной программе (правда, в том же году новая Вдовствующая императрица Дин умерла).

Эти свары между родственниками, а также болезни императора привели к тому, что он принимал импульсивные решения, и мог как быстро повышать одних чиновников, так и быстро отправлять в отставку других. Около 4 года до н. э. фаворитом императора стал младший секретарь Дун Сянь, ставший быстро продвигаться по служебной лестнице; историки предполагают, что между ним и императором существовала гомосексуальная связь. Во 2 году до н. э. 22-летний Дун Сянь стал уже главнокомандующим вооружёнными силами. Все, кто противостоял Дуну и его родственником, подверглись преследованиям.

В 1 году до н. э. император скончался, не имея наследника. На смертном одре он пожелал передать трон Дун Сяню, но сановники проигнорировали императорскую волю. Великая вдовствующая императрица Ван пришла в императорский дворец, похитила императорскую печать, велела арестовать Дун Сяня (позднее он и его жена совершили самоубийства) и вновь призвала ко двору Ван Мана, сделав его регентом. Формально новым императором стал двоюродный брат покойного Лю Цзицзы.

Отрывок, характеризующий Ай-ди (династия Хань)

– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.