Акаги (авианосец)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
<tr><th colspan="2" style="text-align:center; padding:6px 10px; font-size: 120%; background: #A1CCE7; text-align: center;">«Акаги»</th></tr><tr><th colspan="2" style="text-align:center; padding:4px 10px; background: #E7F2F8; text-align: center; font-weight:normal;">яп.赤城</th></tr><tr><th colspan="2" style="text-align:center; ">
</th></tr><tr><th colspan="2" style="text-align:center; ">
Взлетающие с палубы «Акаги» бомбардировщики. Апрель 1942 года. Индийский океан
</th></tr>

<tr><th style="padding:6px 10px;background: #D0E5F3;text-align:left;">Служба:</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;background: #D0E5F3;text-align:left;"> Япония Япония </td></tr> <tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Класс и тип судна</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> Авианосец </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Организация</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> Японский императорский флот </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Изготовитель</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> Морской арсенал, Курэ </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Строительство начато</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 6 декабря 1920 года (как линейный крейсер) </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Спущен на воду</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 22 апреля 1925 года </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Введён в эксплуатацию</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 27 марта 1927 года </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Выведен из состава флота</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 26 сентября 1942 года </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Статус</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> Потоплен в Мидуэйском сражении 5 июня 1942 года </td></tr> <tr><th colspan="2" style="text-align:center; padding:6px 10px;background: #D0E5F3;">Основные характеристики</th></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Водоизмещение</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> До модернизации:
25900 тонн (стандартное)
34364 тонн (полное)
После модернизации:
36500 тонн (стандартное)
41300 тонн (полное) </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Длина</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 249 м </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Ширина</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 31 м </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Осадка</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 8 м </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Бронирование</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> Пояс: 152 мм (наклон наружу 14 градусов),
обшивка корпуса: 14,3 мм,
броневая палуба: 31,7—57 мм,
скосы: 38,1 мм </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Двигатели</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 19 котлов типа «Канпон-Б»
4 турбины «Тихон» </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Мощность</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 133 000 л. с. (97,8 МВт) </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Движитель</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 4 трёхлопастных </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Скорость хода</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 31 узел (57,4 км/ч) </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Дальность плавания</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 8200 морских миль на 16 узлах </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Экипаж</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 2000 человек </td></tr> <tr><th colspan="2" style="text-align:center; padding:6px 10px;background: #D0E5F3;">Вооружение</th></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Артиллерия</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> До модернизации:
10 (2 × 2+6 × 1) 200-мм/50;
После модернизации:
6 (6 × 1) 200-мм </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Зенитная артиллерия</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 12 (6 × 2) 120-мм/45
28 (14 × 2) 25-мм/60 тип 96 (добавлены при модернизации 1935—1939 гг.) </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Авиационная группа</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 91 самолёт (66 на линии, 25 разобранных) (1941)
18 истребителей А6М
18 пикирующих бомбардировщиков D3A
27 торпедоносев B5N </td></tr>

Акаги — (яп. 赤城 «Красный замок» — в честь спящего стратовулкана Акаги в долине Канто) — японский авианосец времён Второй мировой войны. Второй по времени постройки авианосец Японского Императорского флота, перестроенный из недостроенного линейного крейсера. В начале войны был флагманским кораблем японского ударного авианосного соединения. Принимал участие в атаке на Пёрл-Харбор, боях в Юго-Западной части Тихого океана и рейде японского флота в Индийский океан. Потоплен в ходе сражения у атолла Мидуэй.





Конструкция

«Акаги» стал первым опытом строительства крупных авианосцев в Японии, поэтому многие элементы отрабатывались на нём впервые. Сказалось также и изначальное происхождение корабля как линейного крейсера. Самым необычным элементом являлось наличие сразу трёх полётных палуб. Верхняя полётная палуба длиной 190 метров и максимальной шириной 30,5 метров предназначалась для взлёта и посадки самолётов. Средняя палуба начиналась в районе мостика и была длиной всего 15 метров, а ширина была сильно ограничена орудийными башнями. Нижняя полётная палуба длиной 55 метров и максимальной шириной 23 метра предназначалась для старта торпедоносцев. Наличие трёх палуб должно было облегчить экипажу обслуживание само­летов и обеспечить старт максимально возможного количе­ства самолётов за ограниченное время. «Акаги» был авиа­носцем, способным одновременно вы­пускать и принимать самолёты. Распо­ложение полётных палуб позволяло ор­ганизовать непрерывный цикл. По­сле старта и вы­полнения задания самолёт призем­лялся на главную полётную палубу, его опускали в ан­гар, заправляли, вооружали и само­лет снова отправ­лялся в бой с пе­редней палубы. Серьёзным недостатком авианосца было отсутствие у ангаров стен, которые установили лишь в дальнейшем после того, как произошло несколько аварий из-за за­хлестывания ангаров водой.

Авианосец имел два подъёмника самолётов: носовой, распо­ложенный по пра­вому борту, и кор­мовой, расположенный симметрично по диаметральной плоскости. При по­мощи носового подъёмника пере­мещали большие самолёты между ангаром и полётной палубой. Кормовой подъёмник служил для перемещения самолётов меньше­го размера. Главные ангары на авианосце вмещали 60 самолётов и располагались в три этажа на корме и в два этажа на носу. Под главными ангарами авианосца находились склады авиационного вооруже­ния, откуда при помощью транспортёров подавались боеприпасы, вооружение, торпеды. Авиационный бензин хранили на самом нижнем уровне над двойным дном. Спе­циальная система подавала топливо на полётную палубу и в ангары. Все работы, свя­занные с подготовкой самолётов к вылету и послеполётным обслуживанием (ремонт поломок, дозаправка, пополнение боезапаса, перевооружение и т. д.), проводили в ан­гарах. Оба ангара — верхний и нижний — были разделены на три отсека, каждый для отдельного типа самолётов (истребители, торпедоносцы, бомбардировщики). Такое разделение позволяло лучше организовать площадь ангаров, а также отвечало типам палубной авиации. Кроме того, торпедоносцы обычно требовали большой площади для паркования, а также им требовалось много места для пробега. Расположение тор­педоносцев в другом месте на авианосце затруднило бы пуск и приём самолётов. Противопожарную безопасность ангаров обеспечивала специальная система тушения огня, работающая на углекислом газе. Кроме того, в ангарах находились пожарные помпы и углекислые огнетушители. В случае необходимо­сти пожар можно было бы затушить забортной водой.

Силовая установка авианосца «Акаги» состояла из 4 турбинных групп с передачами. Авианосец унаследовал силовую установку линейного крейсера практически без изменений. Конструктивная мощность машин — 131000 л. с., что позволяло кораблю развивать скорость до 30 уз. На корабле было два силовых отделения. Носовое силовое отделение работало на два внешних гребных винта, в то время как кормовое отделение работало на два внутрен­них винта. Кроме бронепояса, защиту силовых отделений обеспечивал ряд помеще­ний, расположенных вдоль борта.

Большой проблемой для создателей корабля было сконструировать систему отвода дыма. Использованная на первом японском авианосце «Хосё» система с вращающимися дымовыми трубами не удовлетворяла требованиям моря­ков и лётчиков. Дым из труб клубился над полётной палубой и затруднял посадку самолётов. Было решено остановиться на большой трубе на правом борту. Труба была наклонена под углом 120° так, что вершина трубы смотрела вниз. За главной трубой находилась дополни­тельная дымовая труба, направленная вертикально вверх и слегка возвышавшаяся над уровнем полётной палубы. Вспомогательная труба предназначалась для отвода дыма при раскочегаривании котлов. В целом, эта система не удовлетворяла даже своих создателей, поскольку главная дымовая труба слишком низко нависала над по­верхностью воды и её могло залить или повредить при поперечной качки или сильном волнении. Все эти опасения в полной мере подтвердились на протяжении первых не­скольких месяцев службы. За это время трубу не раз заливало водой. Система охлаж­дения трубы, которая по мысли создателей, должна была понижать температуру дыма и уменьшать его турбулентность, также не выдержала испытание. Более того, смеши­вание дыма с холодным забортным воздухом приводило к усилению турбулентности потока.

Бронирование корпуса должно было защитить от снарядов, торпед и мин сило­вое отделение, артиллерийские погреба и баки с авиационным бензином, размещен­ные внутри цитадели. Цитадель простиралась на 2/3 длины корпуса и была защищена с бортов противоторпедными булями и броней, отличавшейся большой прочностью на разрыв. Толщи­на горизонтальной брони варьировалась в зависимости от того, какой отсек защищал данный бронелист[1].

Вооружение

Авиация

. За время службы авианосец нёс на борту почти все типы довоенных японских палубных самолётов. Первоначально авиагруппа «Акаги» включала в себя 60 самолётов (28 торпедоносцев-бомбардировщиков Mitsubishi B1M3, 16 истребителей Nakadjima A1N и 16 разведывательных самолётов Mitsubishi 2MR). В начале 1930-х годов бомбардировщики были заменены на самолёты Mitsubishi B2M.

Тактика использования японской палубной авиации предусматривала значительно большую долю ударных самолётов по сравнению с потенциальными противниками — американцами. После модернизации с 1938 года авиагруппа состояла из 66 самолётов, готовых к полётам и ещё 25 в разобранном состоянии (12 истребителей Mitsubishi A5M «Клод» и ещё 4 разобранных, 19 пикирующих бомбардировщиков Aichi D1A и 5 разобранных и 35 бомбардировщиков-торпедоносцев Yokosuka B4Y «Джин» и 16 разобранных).

К началу войны на Тихом океане «Акаги», как и все авианосцы Ударного соединения, был перевооружён на самолёты новых типов. Его авиагруппа во время атаки Пёрл-Харбора включала 63 самолёта (18 истребителей Mitsubishi A6M2 «Зеро», 27 торпедоносцев-бомбардировщиков Nakadjima B5N «Кейт» и 18 пикирующих бомбардировщиков Aichi D3A1 «Вэл»). Первое в истории сражение авианосцев в Коралловом море продемонстрировало необходимость усиления истребительного прикрытия авианосцев, поэтому в свой последний поход к атоллу Мидуэй «Акаги» отправился имея на борту 24 истребителя, 18 торпедоносцев и 18 пикировщиков. Авианосец, будучи флагманом ударного флота был привлекательным местом службы, поэтому его авиагруппа (особенно ударные самолёты) была укомплектована лучшими пилотами флота.

Характеристики самолётов, входивших в состав авиагруппы авианосца «Акаги»
Тип Американское название Скорость, км/ч Дальность полёта, км Вооружение Экипаж Примечание
Mitsubishi B1M3, тип 13 - 210 1779 четыре 7,7 мм пулемёта, две 250-кг бомбы или торпеда 2 Торпедоносец, бомбардировщик, биплан. 1927-32 гг.
Nakajima A1N2, тип 3 - 241 340 два 7,7 мм пулемёта, две 30-кг бомбы под крыльями 1 Истребитель-биплан. Лицензионная копия Gloster Gambet. 1929-35 гг.
Mitsubishi 2MR, тип 10 - 204 - четыре 7,7 мм пулемёта, две 30-кг бомбы под крыльями 1 Разведывательный самолёт-биплан. 1927-30 гг.
Mitsubishi B2M1, тип 89 - 213 - два 7,7 мм пулемёта, 500 кг бомб или 800-кг торпеда 3 Торпедоносец, бомбардировщик, биплан. 1932-36 гг.
Aichi D1A2, тип 96 Сьюзи (Susie) 309 927 три 7,7 мм пулемёта, одна 250-кг и две 30-кг бомбы 2 Пикирующий бомбардировщик, биплан. 1934-40 гг. Создан на базе Heinkel He-50
Yokosuka B4Y, тип 96 Джин (Jean) 278 1580 один 7,7 мм пулемёт, 500 кг бомб или 800-кг торпеда 3 Торпедоносец, бомбардировщик, биплан. 1936-40 гг.
Mitsubishi A5M4, тип 96 Клод (Claude) 435 1200 два 7,7 мм пулемёта, две 30-кг бомбы под крыльями 1 Истребитель-моноплан с неубирающимися шасси, 1936-41 гг.
Aichi D3A1, тип 99 Вэл (Val) 450 1400 250-кг бомба под фюзеляжем, две 60-кг бомбы под крыльями, три 7,7 мм пулемёта 2 Пикирующий бомбардировщик, 1940-42 гг.
Mitsubishi A6M2, тип 0 Зеро (Zero) 545 1870 по две 20-мм пушки и 7,7 мм пулемёта, две 60-кг бомбы под крыльями 1 Истребитель, 1941-42 гг.
Nakajima B5N2, тип 97 Кейт (Kate) 360 1100 457-мм торпеда или более 500 кг бомб, 7,7 мм пулемёт 2-3 Торпедоносец, высотный бомбардировщик, 1937-42 гг.

Артиллерия

Первоначально, «Акаги» был вооружён десятью 200-мм пушками длиной 50 калибров: четыре пушки находились в двухорудийных в башнях, установ­ленных по бортам в районе средней полётной палубы перед боевым мостиком. Ос­тальные шесть пушек в казематах по обоим бортам в кормовой части авианосца. Первоначально в казематах планировали установить пушки калибра 120 мм, но затем их заменили на 200-мм орудия. Подобные орудия стояли на ранних сериях японских тяжёлых крейсеров. Японские конструкторы рассчитыва­ли, что в непосредственном бою «Акаги» с американскими авианосцами «Саратога» и «Лексингтон» преимущество останется за японским кораблем, поскольку американ­ские авианосцы несли только 8 орудий калибра 203 мм. Однако расположение орудий на японском авианосце оказалось очень невыгодным. Если американцы могли сосре­доточить на каждом борту огонь всех восьми орудий, то японский авианосец мог дать бортовой залп только из пяти орудий. При модернизации две орудийные башни были демонтированы.

Основу зенитной артиллерии составляли 12 120-мм орудий длиной 45 калибров. Зенитные орудия разместили в барбетах по обоим бортам корабля. При модернизации зенитное вооружение авианосца усилили четырнадцатью спаренными 25-мм автоматами, выпускавшимися по французской лицензии фирмы «Гочкисс», расположенных на платформах, по семь на каждый борт (3 на носу и 4 на корме). Управление огнём артиллерии среднего калибра (тяжёлой зенитной артилле­рии) осуществлялось при помощи двух постов управления огнём, размещённых по обоим бортам корабля. Первый пост находился перед главной дымовой трубой на вы­ступающем спонсоне по правому борту. С этого поста управления руководили огнём зенитной артиллерии правого борта. Второй пост управления находился с левого бор­та под главной надстройкой (в спонсоне). Для оптического управления огнём зенитной артиллерии «Акаги» был оборудо­ван тремя стереоскопическими дальномерами базой 4,5 метра. 120-мм зенитные орудия к началу войны были явно устаревшими, но нехватка средств не позволила произвести их замену. Конструкторы посчитали что их невысокие характеристики будут компенсированы большим числом зенитных автоматов[1].

История

Строительство

Корабль первоначально проектировался и строился как линейный крейсер, являвшийся частью строительства флота «8-4». Однако в 1922 году в связи со вступлением в силу ограничений Вашингтонской конференции 1922 г. строительство значительной части крупных кораблей было приостановлено.

Было разрешено использовать по два корпуса некоторых недостроенных линейных крейсеров для переоборудования в авианосцы. В США для этой цели были использованы линейные крейсера «Саратога» и «Лексингтон», в Великобритании — «Глориэс» («Glorious») и «Корейджес» («Courageous»), во Франции — линейный корабль «Нормандия», перестроенная в авианосец «Беарн». Японцы выбрали для переоборудования линейные крейсера «Акаги» (степень готовности 35 %) и «Амаги». Переоборудование началось в 1923 году, но вскоре в результате землетрясения корпус «Амаги» был катастрофически повреждён и вместо него в авианосец стали переоборудовать линейный корабль «Кага». «Акаги» был спущен на воду 22 апреля 1925 года, став первым тяжёлым авианосцем ВМФ Японии. 27 марта 1927 года на нём был поднят военно-морской флаг[2].

Начало службы и модернизация

В 1928 году на авианосце стала базироваться собственная авигруппа и он стал частью 1-го дивизиона авианосцев. С 1929 года в состав дивизии вошёл «Кага», с которым «Акаги» действовал совместно до гибели. В 1935 году корабль был выведен в резерв, поставлен на модернизацию на верфи в Сасебо.

Работы по модернизации авианосца начались 24 октября 1934 года на верфи ВМФ в Сасебо и продолжались до 31 августа 1938 года. Было принято решение убрать дополнительные полётные палубы и продлить основную палубу на всю длину авианосца. Вместо демонтированных палуб появился дополнительный полностью закрытый ангар. После реконструкции и до своей гибели «Акаги» имел самую длинную полётную палубу среди всех авиа­носцев Императорского ВМФ. Демонтаж дополни­тельных полётных палуб позволил увеличить внут­ренний объём ангаров ко­рабля. В результате появилась возможность установить третий подъёмник в носовой час­ти. Была изменена конструкция складов боеприпасов (бомб и торпед), а также увеличена ёмкость баков с авиационным бен­зином. Модернизация си­ловой установки заключа­лась в замене котлов, ра­ботающих на смешанном топливе, на котлы, рабо­тающие исключительно на мазуте. Две трубы (главная и дополнительная) теперь были объединены в одну (дополнительную трубу убрали, а главную увеличили в размерах и механически усилили её стенки). На левом борту поставили небольшую надстройку, в которой располагались навигационный мостик и мостик управления палубной авиацией. Поскольку большая дымовая труба на правом борту несколько смещала центр тяжести корабля, надстройку решили установить на левом борту. При модернизации полётной палубы с авианосца пришлось демонтировать две башни 200-мм орудий, прежде находившиеся в районе средней полётной палубы. Зенитное вооружение авианосца усилили четырнадцатью спаренными 25-мм автоматами[1].

После модернизации авианосец вновь стал частью 1-й дивизии. В 1939-40 гг. «Акаги» трижды выходил к берегам Китая и участвовал в боевых действиях, поддерживая своей авиагруппой наземные войска. С весны 1941 года начинаются усиленные тренировки в преддверии возможной войны против США и Великобритании. в состав авиагруппы «Акаги» были включены лучшие пилоты морской авиации. 4 ноября 1941 года на борту авианосца была определена дата и основной план удара по Пёрл-Харбору.

Атака Пёрл-Харбора

26 ноября 1941 года авианосец возглавил ударное авианосное соединение, вышедшее из залива Хитокапу к Гавайским островам. Авианосец стал флагманским кораблем вице-адмирала Нагумо. Утром 7 декабря 1941 года японская авиация с шести авианосцев внезапно атаковала американский флот в военно-морской базе в Пёрл-Харбор. Нападение было проведено двумя волнами (эшелонами). В первой волне насчитывалось 183 самолёта (49 горизонтальных бомбардировщиков, 40 торпедоносцев, 51 пикирующий бомбардировщик и 43 истребителя). Целью первого налёта должны были стать корабли в гавани, поэтому в её состав входили самолёты вооружённые торпедами и тяжёлыми бомбами. Возглавлял атаку командир авиагруппы «Акаги» полковник Мицуо Футида. Во второй волне, взлетевшей через 1 час 15 минут насчитывалось 167 самолётов (54 горизонтальных бомбардировщика, 78 пикирующих бомбардировщиков и 35 истребителей). Их целью должны были стать портовые сооружения военно-морской базы. В состав волн входили следующие самолёты с «Акаги»[3]:

Авиагруппа «Акаги» во время атаки Пёрл-Харбора
волна группа (командир) Эскадрилья (звенья) Тип самолёта Количество
1-я волна 1-я ударная группа (полковник Мицуо Футида) 1-я, 2-я, 3-я эскадрильи (40-45 звенья) Nakajima B5N (бомбардировщики) 15
1-я волна 1-я особая ударная группа (подполковник Сигехару Мурата) 4-я, 5-я эскадрильи (46-49 звенья) Nakajima B5N (торпедоносцы)] 12
1-я волна 1-я группа сопровождения (подполковник Сигеру Итай) 2-я эскадрилья (1-3 звенья) Mitsubishi A6M Zero 9
2-я волна 11-я ударная группа (капитан Такехико Чиахая) 1-я, 2-я эскадрильи (21-23, 25-27 звенья) Aichi D3A 18
2-я волна 1-я группа сопровождения (капитан Сабуро Синдо) 1-я эскадрилья (1-3 звенья) Mitsubishi A6M Zero 9

Действия торпедоносцев с «Акаги» оказались великолепными: все 12 торпед попали в цель: 6 торпед поразили линейный корабль «Оклахома» («Oklahoma»), который позднее получил попадания ещё тремя торпедами с авианосцев «Кага» и «Хирю». Линкор лег на борт и затонул на мелководье, став одним из двух линейных кораблей, не восстанавливавшихся после атаки. Другие 6 торпед попали в линейный корабль «Вест Вирджиния» («West Virginia»), который также получил ещё 3 торпеды самолётов с «Кага» и «Хирю». Корабль также затонул на мелководье и вернулся в строй только в 1944 году. Намного хуже были выполнены атаки бомбардировщиков: из 15 бомб в корабли противника попало только 4: по 2 бомбы поразили линейные корабли «Теннеси» («Tennessee») и «Мэриленд» («Maryland»). Пикировщики второй волны добились двух попаданий в крейсер «Рэлей» («Raleigh») и атаковали наземные объекты. Потери в ходе налёта составили 1 истребитель и 4 пикирующих бомбардировщика, несколько самолётов было серьёзно повреждено.

Полковник Мицуо Футида — командир авиагруппы авианосца «Акаги»:
Моя группа бомбардировщиков готовилась лечь на боевой курс. Нашей целью были линейные корабли, стоявшие на якорях у восточного берега о. Форд. Достигнув высоты 3000 метров, я выслал вперед ведущий самолёт. По мере нашего приближения к цели зенитный огонь противника стал сосредоточиваться на моей группе. Повсюду появлялись тёмно-серые клубки разрывов. В основном огонь вела корабельная артиллерия, но активно действовали и береговые батареи. Вдруг мой самолёт сильно подбросило, как будто по нему ударили чем-то тяжёлым. Когда я оглянулся, чтобы узнать в чём дело, радист сказал мне:
— Пробит фюзеляж и повреждён руль направления.
Нам повезло — самолёт ещё подчинялся управлению, а это было главным, так как мы приближались к цели и должны были точно выдерживать курс. Мой самолёт подходил к точке сбрасывания, и все внимание я сосредоточил на ведущем самолёте, чтобы уловить момент, когда он сбросит бомбы. Вдруг облако скрыло от нас корабли противника, и не успел я сообразить, что мы прошли цель, как ведущий самолёт сделал вираж и повернул прямо на Гонолулу. Из-за облака мы пропустили точку сбрасывания и должны были сделать новый заход.

В то время как моя группа делала вторую попытку выйти на цель, другие группы делали такие же заходы, причём некоторым из них пришлось делать это трижды, прежде чем они добились успеха. Мы уже почти легли на боевой курс, как вдруг на одном из линейных кораблей раздался взрыв страшной силы. Колоссальный столб чёрно-красного дыма поднялся на высоту 1000 метров. Очевидно, взорвался корабельный артиллерийский погреб. Даже мы ощутили удар взрывной волны, хотя находились в нескольких милях от гавани. Выйдя на боевой курс, мы встретили сильный сосредоточенный огонь зенитной артиллерии. В этот момент ведущий самолёт успешно вышел на цель и сбросил бомбы. Остальные самолёты нашей группы сделали то же самое. Я тотчас же лег на дно кабины и открыл смотровой люк, чтобы следить за попаданиями наших бомб. Было видно, как четыре бомбы полетели вниз. Впереди темнела наша цель — два линейных корабля, стоявшие борт к борту. Бомбы становились все меньше и меньше и, наконец, совсем скрылись из глаз. Я затаил дыхание и вдруг увидел, как два крошечных клуба дыма появились на корабле слева. «Два попадания!» — крикнул я, решив, что наши бомбы поразили линкор «Мэриленд» [4]

Бои в Юго-Западной части Тихого океана

После успешной атаки Пёрл-Харбора, ударное авианосное соединение было направлено в южную части Тихого океана для содействия оккупации островов этого региона (операция «R»). 14 января 1942 года «Акаги» прибыл на главную базу флота — атолл Трук. 20 января 1942 года самолёты соединения атаковали Рабаул. Из 109 самоле­тов в налете приняли участие 20 торпедоносцев B5N2 и 9 истребителей А6М2 с «Акаги». 21 января 1942 года самолёты с авианосцев «Акаги» (18 пикирующих бомбардировщиков D3A1 и 9 истребителей) и «Кага» атаковали Кави­енг. На следующий день японцы вновь бомбили Рабаул, в атаке приняли участие 18 пикировщиков и 6 истребителей А6М2 с «Акаги». 27 января 1942 года «Акаги» вернулся на базу Трук.

После неудачной попытки перехватить американское авианосное соединение, совершившее набег на Маршалловы острова, японский флот атаковал австралийский порт Дарвин. 19 февраля был проведён первый налет силами 188 самолётов, в том числе 18 торпедоносцев B5N2, 18 бомбардировщиков D3A1 и и 9 истребителей А6М2 с «Акаги». В течение часа самолёты атаковали корабли, аэродромы и военные постройки в районе Порт-Дарвина. Атака застала австралийцев врасплох. Было потоплено 8 кораблей и судов и унич­тожено 23 самолёта. В это время 18 пикировщиков с «Акаги» атаковали в море и потопили 2 американских транспорта. 25 февраля был нанесён второй удар по Порт-Дарвину. На обратном пути самолёты с авианосца обнаружили и потопили американский танкер «Пикос» («Pecos»)и эсминец «Эдсалл» («Edsall»). 5 марта 180 самолётов па­лубной авиации атаковали порт Чилачап. Японцам удалось потопить восемь кораблей и судов, уничтожить военные постройки, железнодорожные строения, жилые и административные здания, несколько заводов и склады.

Рейд в Индийский океан

Для нейтрализации английского Восточного флота 26 марта 1942 года японское Ударное авианосное соединение вице-адмирала Т. Нагумо было направлено в Индийский океан. 5 апреля 1942 года 128 самолётов (в том числе 18 торпедоносцев и 9 истребителей с «Акаги») атаковали порт Коломбо, рассчитывая захватить врасплох основные силы британского флота. Однако незадолго до начала рейда, командующий Восточным флотом вице-адмирал Д. Соммервил перевёл основные силы на секретную базу на атолле Адду. В порту были потоплены только старый эсминец «Тенедос» («Tenedos») и вспомогательный крейсер «Гектор» («Hektor»). Многие корабли и суда получили повреждения, было сбито 27 самолётов противника, уничтожены или получили тяжёлые повреждения предприятия, железнодорожные строения, ангары, административные здания и множество других построек.

Тем временем в море были обнаружены английские крейсеры «Дорсетшир» («Dorsetshire») и «Корнуолл» («Cornwall»). Против них было брошено 52 пикирующих бомбардировщика: пикировщики с «Акаги» и «Сорю» атаковали и потопили «Дорсетшир», а самолёты с «Хирю» — «Корнуэлл». Из 52 сброшен­ных бомб 49 поразили цель.

9 апреля 1942 года палубная авиация атаковала порт Тринкомали. Не найдя в порту кораблей, японские лётчики сбросили бомбы на портовые сооружения, топ­ливные танки, батареи ПВО и аэродром, нанеся противнику значительный урон. Однако английским кораблям из Тринкомали не удалось уйти. Отряд был обнаружен в море и атакован 85 пикировщиками под прикрытием 6 истребителей. Были потоплены авианосец «Гермес» («Hermes»), эскортный эсминец «Вампир» («Vampire»), корвет «Холлихок» («Hollyhock»), танкер «Бритиш Сержант» («British Sergeant») и вспомогательное судно «Этелстоун» («Athelstone»). Кроме того истребители сбили над соединением 4 бомбардировщика Bristol «Blenheim». После этого соединение вернулось в Тихий океан[2].

Сражение у атолла Мидуэй и гибель

После возвращения из Индийского океана Ударное авианосное соединение получило приказ готовится к решающему сражению с американским флотом, которое должно было состоятся после захвата атолла Мидуэй. 27 мая 1942 года огромный флот начал движение. «Акаги», как обычно, стал флагманским кораблем вице-адмирала Т. Нагумо. Утром 4 июня самолёты с японских авианосцев нанесли удар по аэродрому на атолле. В атакующей волне было 108 самолётов (по 36 каждого типа), в том числе 18 D3A «Вэл» и 9 A6M «Зеро» с «Акаги». Остальные самолёты остались на кораблях, готовясь к атаке на американские корабли, причём B5N «Kate» были вооружены торпедами. После завершения атаки Мидуэй было принято решение о повторном налёте. Самолёты стали вооружать авиабомбами, но в этот момент поступило сообщение об обнаружении американских кораблей. Нагумо приказал снова начать замену обычных бомб на торпеды и тяжёлые бронебойные бомбы для нападения на корабли. Из-за недостатка времени, снятые авиабомбы складировали на ангарной палубе.

В это время начались атаки на соединение. Оно было последовательно атаковано базовыми бомбардировщиками B-17, торпедоносцами с Мидуэя, а затем палубными торпедоносцами с американских авианосцев. Все эти атаки были успешно отражены, однако для борьбы с низколетящими торпедоносцами истребители прикрытия были вынуждены снизится на минимальную высоту, оставив корабли эскадры без защиты от пикирующих бомбардировщиков. Это позволило американской эскадрильи SBD «Dauntless» с авианосца «Энтепрайз» атаковать в идеальных условиях.

Полковник Мицуо Футида — командир авиагруппы авианосца «Акаги»:
В 10.24 с мостика в мегафон был отдан приказ начать взлёт. Командир авиационной боевой части взмахнул белым флагом — и первый истребитель, набрав скорость, со свистом оторвался от палубы. В это время сигнальщик крикнул: «Пикирующие бомбардировщики!» Я взглянул вверх и увидел три вражеских самолёта, в крутом пике идущие прямо на наш корабль. Послышалось несколько торопливых очередей зенитных автоматов, но было уже поздно. Американские пикирующие бомбардировщики стремительно приближались. Вот несколько чёрных капель отделилось от их крыльев. Бомбы! Они летели прямо на меня! Инстинктивно я упал на палубу и пополз за щит управления. Сначала я услышал ужасающий рев пикирующих бомбардировщиков и затем страшный взрыв. Прямое попадание! Вслед за ослепительной вспышкой раздался новый взрыв. Волной горячего воздуха меня отбросило далеко в сторону. Ещё один взрыв, но уже менее сильный. Бомба, очевидно, упала в воду рядом с авианосцем. Лай автоматов неожиданно смолк, и наступила удивительная тишина. Я поднялся и взглянул на небо. Американских самолётов уже не было видно. …

Оглядевшись, я был потрясён разрушениями, произведёнными в течение нескольких секунд. В полётной палубе, как раз позади центрального лифта, зияла огромная дыра. Сам лифт был скручен, как полоска фольги. Искорёженные листы палубной обшивки причудливо свернулись. Самолёты горели, охваченные густым чёрным дымом. Пламя разрасталось все сильнее и сильнее. Я пришёл в ужас от мысли, что огонь может вызвать взрывы, которые неминуемо погубят корабль. Тут я услышал крик Масуда: — Вниз! Вниз! Все, кто не занят — вниз! Не в силах чем-нибудь помочь, я с трудом спустился по трапу в помещение для дежурных лётчиков. Оно уже битком было набито пострадавшими. Вдруг раздался новый взрыв, за ним последовало ещё несколько. Во время каждого взрыва мостик содрогался. Дым из горящего ангара хлынул по проходам на мостик и в помещение для дежурных лётчиков. Нам пришлось искать другое убежище. Снова вскарабкавшись на мостик, я увидел, что «Кага» и «Сорю» тоже повреждены и окутаны огромными клубами чёрного дыма. Это было страшное зрелище[5].

В 10:25 первая 1000-фунтовая бомба (454 кг) детонировала в воде в 10 метрах от борта авианосца, залив полётную палубу и внутренние помещения корабля потоками воды. Вторая бомба разорвалась в районе центрального подъёмника, повредив полётную палубу. Взрыв бомбы уничтожил несколько самоле­тов, стоявших на палубе и в ангарах, другие машины загорелись. Третья бомба, разорвалась на самой кромке взлётной палубы, не причинив авианосцу серьёзных повреждений. Однако взрыв этой бомбы вызвал пожар в топливных баках самолётов, стоявших в конце полётной палубы в ожидании старта.

В 10:29 начали детонировать торпеды, подвешенные на горящих самолётах. Подготовленные к взлёту торпедоносцы разлетелись на куски. Разлившееся по палубе горящее топливо вызвало пожар — огонь начал стремительно распростра­няться по кораблю. В довершение картины, взрыв бомбы на корме авианосца заклинил руль в положении 20° на левый борт и авианосец начал циркуляцию. В 10:43 истребители «Зеро», стоявшие у правого борта напротив боевой рубки загорелись и начали взрываться. Эти взрывы нарушили радиосвязь «Акаги» с другими кораблями эскадры.

В 10:46 Нагумо вме­сте со своим штабом покинули корабль. Около 11:35 детонировали склад авиационных торпед и артпогреба на баке авианосца. Эвакуация раненных на крейсер «Нагара» завершилась к 11:30. Экипаж корабля прикладывал все усилия, чтобы локализовать пожары, но по­степенно становилось ясно, что огонь выходит из-под контроля. В 18:00 капитан 1-го ранга Таидзиро Аоки, оценив число погибших и раненых и распространённость пожара, приказал команде оставить корабль. В 19:20 капитан 1-го ранга Аоки послал вице-адмиралу Нагумо радиограмму с просьбой добить обречённый корабль.

5 июня 1942 года в 3:50 Ямамото приказал затопить агонизирующий авианосец. Вице-адмирал Нагумо приказал командиру 4-го дивизиона эсминцев капитану 1-го ранга Косаку Арига потопить авианосец. Четыре эсминца выпустили торпеды по беззащитному кораблю. В 4:55 «Акаги» скрылся в волнах Тихого океана в точке 30°30' с. ш. и 179°08' з. д. Всего из 1630 членов экипажа «Акаги» погибло и пропало без вести 221 человек, в том числе всего 6 пилотов. Основная часть пилотов авиагруппы была спасена и продолжила бои в составе других частей[1].

Капитаны корабля

  • 01.12.1925-01.12.1927 — капитан 1-го ранга (тайса) Йоитару Умицу
  • 01.12.1927-10.12.1928 — капитан 1-го ранга (тайса) Сёсабуро Кобаяси (яп. 小林省三郎);
  • 10.12.1928-08.10.1929 — капитан 1-го ранга (тайса) Исороку Ямомото(яп. 山本五十六);
  • 01.11.1929-01.12.1930 — капитан 1-го ранга (тайса) Киёси Китагава
  • 01.12.1930-28.08.1931 — капитан 1-го ранга (тайса) Хидео Уа-Да
  • 28.08.1931-01.11.1931 — капитан 1-го ранга (тайса) Дзиро Ониси
  • 01.11.1931-20.10.1933 — капитан 1-го ранга (тайса) Хосё Сибаяма
  • 20.10.1933-15.11.1938 — капитан 1-го ранга (тайса) Нисидзо Цукахара
  • 15.11.1938-15.11.1939 — капитан 1-го ранга (тайса) Кинрэй Тэраока (яп. 寺岡謹平);
  • 15.11.1939-25.10.1940 — капитан 1-го ранга (тайса) Рюносукэ Кусака (яп. 草鹿龍之介);
  • 25.10.1940-25.03.1941 — капитан 1-го ранга (тайса) Акира Ито (яп. 伊藤皎);
  • 25.03.1941-25.04.1942 — капитан 1-го ранга (тайса) Киити Хасэгава (яп. 長谷川喜一);
  • 25.04.1942-05.06.1942 — капитан 1-го ранга (тайса) Тайдзиро Аоки (яп. 青木泰二郎).

Напишите отзыв о статье "Акаги (авианосец)"

Примечания

  1. 1 2 3 4 Иванов С. В. Авианосец «Акаги». М.: Восточный фронт, 1996
  2. 1 2 Полмар Н. Авианосцы. Т. 1. М.: АСТ, 2001.
  3. Иванов С. В. Пирл-Харбор. Япония наносит удар. Серия «Война в воздухе». № 44
  4. Футида М., Окумия М. Сражение у атолла Мидуэй. — М.: Воениздат, 1958, с. 56-58
  5. Футида М., Окумия М. Сражение у атолла Мидуэй. — М.: Воениздат, 1958, с. 193—194

Литература

  • [www.wunderwaffe.narod.ru/WeaponBook/Akagi/index.htm С. В. Иванов Авианосец «Акаги»]
  • Грановский Е., Дашьян Г. Авианосец "Акаги" (рус.) // Авиационное обозрение. — Х., 1995. — № 1. — С. 14-22.
  • [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/AirWar/44/index.htm Пирл-Харбор. Япония наносит удар. Серия «Война в воздухе». № 44]
  • [www.wunderwaffe.narod.ru/WeaponBook/AirCraft_Carrier/index.htm. Полмар Н. Авианосцы]
  • Condon John P. [156.112.98.23/branches/mca-m.html U.S. Marine Corps Aviation]. — Washington, D.C.: Government Printing Office.
  • Cressman Robert J. A Glorious Page in Our History: The Battle of Midway 4–6 June 1942. — Missoula, Montana: Pictorial Histories Publishing, 1990. — ISBN 978-0-929521-40-4.
  • Dull Paul S. A Battle History of the Imperial Japanese Navy, 1941–1945. — Annapolis, Maryland: Naval Institute Press, 1978. — ISBN 0-87021-097-1.
  • Evans David C. (Editor). The Japanese Navy in World War II: In the Words of Former Japanese Naval Officers. — 2nd. — Annapolis, Maryland: Naval Institute Press, 1986. — ISBN 0-87021-316-4.
  • Fuchida Mitsuo. Midway: The Battle That Doomed Japan: The Japanese Navy's Story. — Annapolis, Maryland: United States Naval Institute, 1955.
  • Conway's All the World's Fighting Ships: 1906–1922. — Annapolis, Maryland: Naval Institute Press, 1984. — ISBN 0-85177-245-5.
  • Goldstein Donald M. The Way it Was: Pearl Harbor: The Original Photographs. — New York: Prange Enterprises and Brassey's (US), 1991. — ISBN 0-08-040573-8.
  • The Pacific War Papers: Japanese Documents of World War II. — Dulles, Virginia: Potomac Books, 2004. — ISBN 1-57488-632-0.
  • Hata Ikuhiko. Japanese Naval Aces and Fighter Units in World War II. — translated. — Annapolis, Maryland: Naval Institute Press, 1989. — ISBN 0-87021-315-6.
  • Japanese Naval Air Force Fighter Units and Their Aces 1932–1945. — London: Grub Street, 2011. — ISBN 978-1-906502-84-3.
  • Hoyt Edwin P. Yamamoto: The Man who Planned Pearl Harbor. — New York: McGraw-Hill, 1990. — ISBN 0-07-030626-5.
  • Jentschura Hansgeorg. Warships of the Imperial Japanese Navy, 1869–1945. — Annapolis, Maryland: United States Naval Institute, 1977. — ISBN 0-87021-893-X.
  • Lengerer Hans. Akagi & Kaga // Warship VI / Roberts, John. — London: Conway Maritime Press, 1982. — ISBN 0-87021-981-2.
  • Lundstrom John B. The First Team: Pacific Naval Air Combat from Pearl Harbor to Midway. — New. — Annapolis, Maryland: Naval Institute Press, 2005. — ISBN 1-59114-471-X.
  • Parshall Jonathan. Shattered Sword: The Untold Story of the Battle of Midway. — Dulles, Virginia: Potomac Books, 2005. — ISBN 1-57488-923-0.
  • Peattie Mark. Sunburst: The Rise of Japanese Naval Air Power 1909–1941. — Annapolis, Maryland: Naval Institute Press, 2001. — ISBN 1-55750-432-6.
  • Prange Gordon W. At Dawn We Slept: The Untold Story of Pearl Harbor. — New York: Penguin Books, 1981. — ISBN 0-14-015734-4.
  • Prange Gordon W. December 7, 1941: The Day the Japanese Attacked Pearl Harbor. — New York: McGraw-Hill, 1988. — ISBN 0-07-050682-5.
  • Bloody Shambles: The Defence of Sumatra to the Fall of Burma. — London: Grub Street, 1993. — Vol. II. — ISBN 0-948817-67-4.
  • Silverstone Paul H. Directory of the World's Capital Ships. — New York: Hippocrene Books, 1984. — ISBN 0-88254-979-0.
  • Stille Mark. USN Carriers vs IJN Carriers: The Pacific 1942. — Oxford, UK: Osprey Publishing, 2007. — Vol. 6. — ISBN 978-1-84603-248-6.
  • Tully, Anthony P. [www.combinedfleet.com/Akagi.htm IJN Akagi: Tabular Record of Movement]. Kido Butai. Combinedfleet.com (5 November 2007). Проверено 11 февраля 2011.
  • Watts Anthony J. The Imperial Japanese Navy. — New York: Doubleday, 1971. — ISBN 0-385-01268-3.
  • Werneth Ron. Beyond Pearl Harbor: The Untold Stories of Japan's Naval Airmen. — Atglen, Pennsylvania: Schiffer Military History, 2008. — ISBN 978-0-7643-2932-6.
  • Willmott H. P. The Barrier and the Javelin: Japanese and Allied Pacific Strategies, February to June 1942. — Annapolis, Maryland: Naval Institute Press, 1983. — ISBN 978-1-59114-949-1.

Ссылки

  • [ship.bsu.by/main.asp?id=100506 Энциклопедия кораблей]

Отрывок, характеризующий Акаги (авианосец)

– Да, да, так и сделайте.
Пьер не имел той практической цепкости, которая бы дала ему возможность непосредственно взяться за дело, и потому он не любил его и только старался притвориться перед управляющим, что он занят делом. Управляющий же старался притвориться перед графом, что он считает эти занятия весьма полезными для хозяина и для себя стеснительными.
В большом городе нашлись знакомые; незнакомые поспешили познакомиться и радушно приветствовали вновь приехавшего богача, самого большого владельца губернии. Искушения по отношению главной слабости Пьера, той, в которой он признался во время приема в ложу, тоже были так сильны, что Пьер не мог воздержаться от них. Опять целые дни, недели, месяцы жизни Пьера проходили так же озабоченно и занято между вечерами, обедами, завтраками, балами, не давая ему времени опомниться, как и в Петербурге. Вместо новой жизни, которую надеялся повести Пьер, он жил всё тою же прежней жизнью, только в другой обстановке.
Из трех назначений масонства Пьер сознавал, что он не исполнял того, которое предписывало каждому масону быть образцом нравственной жизни, и из семи добродетелей совершенно не имел в себе двух: добронравия и любви к смерти. Он утешал себя тем, что за то он исполнял другое назначение, – исправление рода человеческого и имел другие добродетели, любовь к ближнему и в особенности щедрость.
Весной 1807 года Пьер решился ехать назад в Петербург. По дороге назад, он намеревался объехать все свои именья и лично удостовериться в том, что сделано из того, что им предписано и в каком положении находится теперь тот народ, который вверен ему Богом, и который он стремился облагодетельствовать.
Главноуправляющий, считавший все затеи молодого графа почти безумством, невыгодой для себя, для него, для крестьян – сделал уступки. Продолжая дело освобождения представлять невозможным, он распорядился постройкой во всех имениях больших зданий школ, больниц и приютов; для приезда барина везде приготовил встречи, не пышно торжественные, которые, он знал, не понравятся Пьеру, но именно такие религиозно благодарственные, с образами и хлебом солью, именно такие, которые, как он понимал барина, должны были подействовать на графа и обмануть его.
Южная весна, покойное, быстрое путешествие в венской коляске и уединение дороги радостно действовали на Пьера. Именья, в которых он не бывал еще, были – одно живописнее другого; народ везде представлялся благоденствующим и трогательно благодарным за сделанные ему благодеяния. Везде были встречи, которые, хотя и приводили в смущение Пьера, но в глубине души его вызывали радостное чувство. В одном месте мужики подносили ему хлеб соль и образ Петра и Павла, и просили позволения в честь его ангела Петра и Павла, в знак любви и благодарности за сделанные им благодеяния, воздвигнуть на свой счет новый придел в церкви. В другом месте его встретили женщины с грудными детьми, благодаря его за избавление от тяжелых работ. В третьем именьи его встречал священник с крестом, окруженный детьми, которых он по милостям графа обучал грамоте и религии. Во всех имениях Пьер видел своими глазами по одному плану воздвигавшиеся и воздвигнутые уже каменные здания больниц, школ, богаделен, которые должны были быть, в скором времени, открыты. Везде Пьер видел отчеты управляющих о барщинских работах, уменьшенных против прежнего, и слышал за то трогательные благодарения депутаций крестьян в синих кафтанах.
Пьер только не знал того, что там, где ему подносили хлеб соль и строили придел Петра и Павла, было торговое село и ярмарка в Петров день, что придел уже строился давно богачами мужиками села, теми, которые явились к нему, а что девять десятых мужиков этого села были в величайшем разорении. Он не знал, что вследствие того, что перестали по его приказу посылать ребятниц женщин с грудными детьми на барщину, эти самые ребятницы тем труднейшую работу несли на своей половине. Он не знал, что священник, встретивший его с крестом, отягощал мужиков своими поборами, и что собранные к нему ученики со слезами были отдаваемы ему, и за большие деньги были откупаемы родителями. Он не знал, что каменные, по плану, здания воздвигались своими рабочими и увеличили барщину крестьян, уменьшенную только на бумаге. Он не знал, что там, где управляющий указывал ему по книге на уменьшение по его воле оброка на одну треть, была наполовину прибавлена барщинная повинность. И потому Пьер был восхищен своим путешествием по именьям, и вполне возвратился к тому филантропическому настроению, в котором он выехал из Петербурга, и писал восторженные письма своему наставнику брату, как он называл великого мастера.
«Как легко, как мало усилия нужно, чтобы сделать так много добра, думал Пьер, и как мало мы об этом заботимся!»
Он счастлив был выказываемой ему благодарностью, но стыдился, принимая ее. Эта благодарность напоминала ему, на сколько он еще больше бы был в состоянии сделать для этих простых, добрых людей.
Главноуправляющий, весьма глупый и хитрый человек, совершенно понимая умного и наивного графа, и играя им, как игрушкой, увидав действие, произведенное на Пьера приготовленными приемами, решительнее обратился к нему с доводами о невозможности и, главное, ненужности освобождения крестьян, которые и без того были совершенно счастливы.
Пьер втайне своей души соглашался с управляющим в том, что трудно было представить себе людей, более счастливых, и что Бог знает, что ожидало их на воле; но Пьер, хотя и неохотно, настаивал на том, что он считал справедливым. Управляющий обещал употребить все силы для исполнения воли графа, ясно понимая, что граф никогда не будет в состоянии поверить его не только в том, употреблены ли все меры для продажи лесов и имений, для выкупа из Совета, но и никогда вероятно не спросит и не узнает о том, как построенные здания стоят пустыми и крестьяне продолжают давать работой и деньгами всё то, что они дают у других, т. е. всё, что они могут давать.


В самом счастливом состоянии духа возвращаясь из своего южного путешествия, Пьер исполнил свое давнишнее намерение заехать к своему другу Болконскому, которого он не видал два года.
Богучарово лежало в некрасивой, плоской местности, покрытой полями и срубленными и несрубленными еловыми и березовыми лесами. Барский двор находился на конце прямой, по большой дороге расположенной деревни, за вновь вырытым, полно налитым прудом, с необросшими еще травой берегами, в середине молодого леса, между которым стояло несколько больших сосен.
Барский двор состоял из гумна, надворных построек, конюшень, бани, флигеля и большого каменного дома с полукруглым фронтоном, который еще строился. Вокруг дома был рассажен молодой сад. Ограды и ворота были прочные и новые; под навесом стояли две пожарные трубы и бочка, выкрашенная зеленой краской; дороги были прямые, мосты были крепкие с перилами. На всем лежал отпечаток аккуратности и хозяйственности. Встретившиеся дворовые, на вопрос, где живет князь, указали на небольшой, новый флигелек, стоящий у самого края пруда. Старый дядька князя Андрея, Антон, высадил Пьера из коляски, сказал, что князь дома, и проводил его в чистую, маленькую прихожую.
Пьера поразила скромность маленького, хотя и чистенького домика после тех блестящих условий, в которых последний раз он видел своего друга в Петербурге. Он поспешно вошел в пахнущую еще сосной, не отштукатуренную, маленькую залу и хотел итти дальше, но Антон на цыпочках пробежал вперед и постучался в дверь.
– Ну, что там? – послышался резкий, неприятный голос.
– Гость, – отвечал Антон.
– Проси подождать, – и послышался отодвинутый стул. Пьер быстрыми шагами подошел к двери и столкнулся лицом к лицу с выходившим к нему, нахмуренным и постаревшим, князем Андреем. Пьер обнял его и, подняв очки, целовал его в щеки и близко смотрел на него.
– Вот не ждал, очень рад, – сказал князь Андрей. Пьер ничего не говорил; он удивленно, не спуская глаз, смотрел на своего друга. Его поразила происшедшая перемена в князе Андрее. Слова были ласковы, улыбка была на губах и лице князя Андрея, но взгляд был потухший, мертвый, которому, несмотря на видимое желание, князь Андрей не мог придать радостного и веселого блеска. Не то, что похудел, побледнел, возмужал его друг; но взгляд этот и морщинка на лбу, выражавшие долгое сосредоточение на чем то одном, поражали и отчуждали Пьера, пока он не привык к ним.
При свидании после долгой разлуки, как это всегда бывает, разговор долго не мог остановиться; они спрашивали и отвечали коротко о таких вещах, о которых они сами знали, что надо было говорить долго. Наконец разговор стал понемногу останавливаться на прежде отрывочно сказанном, на вопросах о прошедшей жизни, о планах на будущее, о путешествии Пьера, о его занятиях, о войне и т. д. Та сосредоточенность и убитость, которую заметил Пьер во взгляде князя Андрея, теперь выражалась еще сильнее в улыбке, с которою он слушал Пьера, в особенности тогда, когда Пьер говорил с одушевлением радости о прошедшем или будущем. Как будто князь Андрей и желал бы, но не мог принимать участия в том, что он говорил. Пьер начинал чувствовать, что перед князем Андреем восторженность, мечты, надежды на счастие и на добро не приличны. Ему совестно было высказывать все свои новые, масонские мысли, в особенности подновленные и возбужденные в нем его последним путешествием. Он сдерживал себя, боялся быть наивным; вместе с тем ему неудержимо хотелось поскорей показать своему другу, что он был теперь совсем другой, лучший Пьер, чем тот, который был в Петербурге.
– Я не могу вам сказать, как много я пережил за это время. Я сам бы не узнал себя.
– Да, много, много мы изменились с тех пор, – сказал князь Андрей.
– Ну а вы? – спрашивал Пьер, – какие ваши планы?
– Планы? – иронически повторил князь Андрей. – Мои планы? – повторил он, как бы удивляясь значению такого слова. – Да вот видишь, строюсь, хочу к будущему году переехать совсем…
Пьер молча, пристально вглядывался в состаревшееся лицо (князя) Андрея.
– Нет, я спрашиваю, – сказал Пьер, – но князь Андрей перебил его:
– Да что про меня говорить…. расскажи же, расскажи про свое путешествие, про всё, что ты там наделал в своих именьях?
Пьер стал рассказывать о том, что он сделал в своих имениях, стараясь как можно более скрыть свое участие в улучшениях, сделанных им. Князь Андрей несколько раз подсказывал Пьеру вперед то, что он рассказывал, как будто всё то, что сделал Пьер, была давно известная история, и слушал не только не с интересом, но даже как будто стыдясь за то, что рассказывал Пьер.
Пьеру стало неловко и даже тяжело в обществе своего друга. Он замолчал.
– А вот что, душа моя, – сказал князь Андрей, которому очевидно было тоже тяжело и стеснительно с гостем, – я здесь на биваках, и приехал только посмотреть. Я нынче еду опять к сестре. Я тебя познакомлю с ними. Да ты, кажется, знаком, – сказал он, очевидно занимая гостя, с которым он не чувствовал теперь ничего общего. – Мы поедем после обеда. А теперь хочешь посмотреть мою усадьбу? – Они вышли и проходили до обеда, разговаривая о политических новостях и общих знакомых, как люди мало близкие друг к другу. С некоторым оживлением и интересом князь Андрей говорил только об устраиваемой им новой усадьбе и постройке, но и тут в середине разговора, на подмостках, когда князь Андрей описывал Пьеру будущее расположение дома, он вдруг остановился. – Впрочем тут нет ничего интересного, пойдем обедать и поедем. – За обедом зашел разговор о женитьбе Пьера.
– Я очень удивился, когда услышал об этом, – сказал князь Андрей.
Пьер покраснел так же, как он краснел всегда при этом, и торопливо сказал:
– Я вам расскажу когда нибудь, как это всё случилось. Но вы знаете, что всё это кончено и навсегда.
– Навсегда? – сказал князь Андрей. – Навсегда ничего не бывает.
– Но вы знаете, как это всё кончилось? Слышали про дуэль?
– Да, ты прошел и через это.
– Одно, за что я благодарю Бога, это за то, что я не убил этого человека, – сказал Пьер.
– Отчего же? – сказал князь Андрей. – Убить злую собаку даже очень хорошо.
– Нет, убить человека не хорошо, несправедливо…
– Отчего же несправедливо? – повторил князь Андрей; то, что справедливо и несправедливо – не дано судить людям. Люди вечно заблуждались и будут заблуждаться, и ни в чем больше, как в том, что они считают справедливым и несправедливым.
– Несправедливо то, что есть зло для другого человека, – сказал Пьер, с удовольствием чувствуя, что в первый раз со времени его приезда князь Андрей оживлялся и начинал говорить и хотел высказать всё то, что сделало его таким, каким он был теперь.
– А кто тебе сказал, что такое зло для другого человека? – спросил он.
– Зло? Зло? – сказал Пьер, – мы все знаем, что такое зло для себя.
– Да мы знаем, но то зло, которое я знаю для себя, я не могу сделать другому человеку, – всё более и более оживляясь говорил князь Андрей, видимо желая высказать Пьеру свой новый взгляд на вещи. Он говорил по французски. Je ne connais l dans la vie que deux maux bien reels: c'est le remord et la maladie. II n'est de bien que l'absence de ces maux. [Я знаю в жизни только два настоящих несчастья: это угрызение совести и болезнь. И единственное благо есть отсутствие этих зол.] Жить для себя, избегая только этих двух зол: вот вся моя мудрость теперь.
– А любовь к ближнему, а самопожертвование? – заговорил Пьер. – Нет, я с вами не могу согласиться! Жить только так, чтобы не делать зла, чтоб не раскаиваться? этого мало. Я жил так, я жил для себя и погубил свою жизнь. И только теперь, когда я живу, по крайней мере, стараюсь (из скромности поправился Пьер) жить для других, только теперь я понял всё счастие жизни. Нет я не соглашусь с вами, да и вы не думаете того, что вы говорите.
Князь Андрей молча глядел на Пьера и насмешливо улыбался.
– Вот увидишь сестру, княжну Марью. С ней вы сойдетесь, – сказал он. – Может быть, ты прав для себя, – продолжал он, помолчав немного; – но каждый живет по своему: ты жил для себя и говоришь, что этим чуть не погубил свою жизнь, а узнал счастие только тогда, когда стал жить для других. А я испытал противуположное. Я жил для славы. (Ведь что же слава? та же любовь к другим, желание сделать для них что нибудь, желание их похвалы.) Так я жил для других, и не почти, а совсем погубил свою жизнь. И с тех пор стал спокойнее, как живу для одного себя.
– Да как же жить для одного себя? – разгорячаясь спросил Пьер. – А сын, а сестра, а отец?
– Да это всё тот же я, это не другие, – сказал князь Андрей, а другие, ближние, le prochain, как вы с княжной Марьей называете, это главный источник заблуждения и зла. Le prochаin [Ближний] это те, твои киевские мужики, которым ты хочешь сделать добро.
И он посмотрел на Пьера насмешливо вызывающим взглядом. Он, видимо, вызывал Пьера.
– Вы шутите, – всё более и более оживляясь говорил Пьер. Какое же может быть заблуждение и зло в том, что я желал (очень мало и дурно исполнил), но желал сделать добро, да и сделал хотя кое что? Какое же может быть зло, что несчастные люди, наши мужики, люди такие же, как и мы, выростающие и умирающие без другого понятия о Боге и правде, как обряд и бессмысленная молитва, будут поучаться в утешительных верованиях будущей жизни, возмездия, награды, утешения? Какое же зло и заблуждение в том, что люди умирают от болезни, без помощи, когда так легко материально помочь им, и я им дам лекаря, и больницу, и приют старику? И разве не ощутительное, не несомненное благо то, что мужик, баба с ребенком не имеют дня и ночи покоя, а я дам им отдых и досуг?… – говорил Пьер, торопясь и шепелявя. – И я это сделал, хоть плохо, хоть немного, но сделал кое что для этого, и вы не только меня не разуверите в том, что то, что я сделал хорошо, но и не разуверите, чтоб вы сами этого не думали. А главное, – продолжал Пьер, – я вот что знаю и знаю верно, что наслаждение делать это добро есть единственное верное счастие жизни.
– Да, ежели так поставить вопрос, то это другое дело, сказал князь Андрей. – Я строю дом, развожу сад, а ты больницы. И то, и другое может служить препровождением времени. А что справедливо, что добро – предоставь судить тому, кто всё знает, а не нам. Ну ты хочешь спорить, – прибавил он, – ну давай. – Они вышли из за стола и сели на крыльцо, заменявшее балкон.
– Ну давай спорить, – сказал князь Андрей. – Ты говоришь школы, – продолжал он, загибая палец, – поучения и так далее, то есть ты хочешь вывести его, – сказал он, указывая на мужика, снявшего шапку и проходившего мимо их, – из его животного состояния и дать ему нравственных потребностей, а мне кажется, что единственно возможное счастье – есть счастье животное, а ты его то хочешь лишить его. Я завидую ему, а ты хочешь его сделать мною, но не дав ему моих средств. Другое ты говоришь: облегчить его работу. А по моему, труд физический для него есть такая же необходимость, такое же условие его существования, как для меня и для тебя труд умственный. Ты не можешь не думать. Я ложусь спать в 3 м часу, мне приходят мысли, и я не могу заснуть, ворочаюсь, не сплю до утра оттого, что я думаю и не могу не думать, как он не может не пахать, не косить; иначе он пойдет в кабак, или сделается болен. Как я не перенесу его страшного физического труда, а умру через неделю, так он не перенесет моей физической праздности, он растолстеет и умрет. Третье, – что бишь еще ты сказал? – Князь Андрей загнул третий палец.
– Ах, да, больницы, лекарства. У него удар, он умирает, а ты пустил ему кровь, вылечил. Он калекой будет ходить 10 ть лет, всем в тягость. Гораздо покойнее и проще ему умереть. Другие родятся, и так их много. Ежели бы ты жалел, что у тебя лишний работник пропал – как я смотрю на него, а то ты из любви же к нему его хочешь лечить. А ему этого не нужно. Да и потом,что за воображенье, что медицина кого нибудь и когда нибудь вылечивала! Убивать так! – сказал он, злобно нахмурившись и отвернувшись от Пьера. Князь Андрей высказывал свои мысли так ясно и отчетливо, что видно было, он не раз думал об этом, и он говорил охотно и быстро, как человек, долго не говоривший. Взгляд его оживлялся тем больше, чем безнадежнее были его суждения.
– Ах это ужасно, ужасно! – сказал Пьер. – Я не понимаю только – как можно жить с такими мыслями. На меня находили такие же минуты, это недавно было, в Москве и дорогой, но тогда я опускаюсь до такой степени, что я не живу, всё мне гадко… главное, я сам. Тогда я не ем, не умываюсь… ну, как же вы?…
– Отчего же не умываться, это не чисто, – сказал князь Андрей; – напротив, надо стараться сделать свою жизнь как можно более приятной. Я живу и в этом не виноват, стало быть надо как нибудь получше, никому не мешая, дожить до смерти.
– Но что же вас побуждает жить с такими мыслями? Будешь сидеть не двигаясь, ничего не предпринимая…
– Жизнь и так не оставляет в покое. Я бы рад ничего не делать, а вот, с одной стороны, дворянство здешнее удостоило меня чести избрания в предводители: я насилу отделался. Они не могли понять, что во мне нет того, что нужно, нет этой известной добродушной и озабоченной пошлости, которая нужна для этого. Потом вот этот дом, который надо было построить, чтобы иметь свой угол, где можно быть спокойным. Теперь ополчение.
– Отчего вы не служите в армии?
– После Аустерлица! – мрачно сказал князь Андрей. – Нет; покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду, ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии. Ну, так я тебе говорил, – успокоиваясь продолжал князь Андрей. – Теперь ополченье, отец главнокомандующим 3 го округа, и единственное средство мне избавиться от службы – быть при нем.
– Стало быть вы служите?
– Служу. – Он помолчал немного.
– Так зачем же вы служите?
– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.
– А, ну так вот видите!
– Да, mais ce n'est pas comme vous l'entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.
– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.
– Так вот кого мне жалко – человеческого достоинства, спокойствия совести, чистоты, а не их спин и лбов, которые, сколько ни секи, сколько ни брей, всё останутся такими же спинами и лбами.
– Нет, нет и тысячу раз нет, я никогда не соглашусь с вами, – сказал Пьер.


Вечером князь Андрей и Пьер сели в коляску и поехали в Лысые Горы. Князь Андрей, поглядывая на Пьера, прерывал изредка молчание речами, доказывавшими, что он находился в хорошем расположении духа.
Он говорил ему, указывая на поля, о своих хозяйственных усовершенствованиях.
Пьер мрачно молчал, отвечая односложно, и казался погруженным в свои мысли.
Пьер думал о том, что князь Андрей несчастлив, что он заблуждается, что он не знает истинного света и что Пьер должен притти на помощь ему, просветить и поднять его. Но как только Пьер придумывал, как и что он станет говорить, он предчувствовал, что князь Андрей одним словом, одним аргументом уронит всё в его ученьи, и он боялся начать, боялся выставить на возможность осмеяния свою любимую святыню.
– Нет, отчего же вы думаете, – вдруг начал Пьер, опуская голову и принимая вид бодающегося быка, отчего вы так думаете? Вы не должны так думать.
– Про что я думаю? – спросил князь Андрей с удивлением.
– Про жизнь, про назначение человека. Это не может быть. Я так же думал, и меня спасло, вы знаете что? масонство. Нет, вы не улыбайтесь. Масонство – это не религиозная, не обрядная секта, как и я думал, а масонство есть лучшее, единственное выражение лучших, вечных сторон человечества. – И он начал излагать князю Андрею масонство, как он понимал его.
Он говорил, что масонство есть учение христианства, освободившегося от государственных и религиозных оков; учение равенства, братства и любви.
– Только наше святое братство имеет действительный смысл в жизни; всё остальное есть сон, – говорил Пьер. – Вы поймите, мой друг, что вне этого союза всё исполнено лжи и неправды, и я согласен с вами, что умному и доброму человеку ничего не остается, как только, как вы, доживать свою жизнь, стараясь только не мешать другим. Но усвойте себе наши основные убеждения, вступите в наше братство, дайте нам себя, позвольте руководить собой, и вы сейчас почувствуете себя, как и я почувствовал частью этой огромной, невидимой цепи, которой начало скрывается в небесах, – говорил Пьер.
Князь Андрей, молча, глядя перед собой, слушал речь Пьера. Несколько раз он, не расслышав от шума коляски, переспрашивал у Пьера нерасслышанные слова. По особенному блеску, загоревшемуся в глазах князя Андрея, и по его молчанию Пьер видел, что слова его не напрасны, что князь Андрей не перебьет его и не будет смеяться над его словами.
Они подъехали к разлившейся реке, которую им надо было переезжать на пароме. Пока устанавливали коляску и лошадей, они прошли на паром.
Князь Андрей, облокотившись о перила, молча смотрел вдоль по блестящему от заходящего солнца разливу.
– Ну, что же вы думаете об этом? – спросил Пьер, – что же вы молчите?
– Что я думаю? я слушал тебя. Всё это так, – сказал князь Андрей. – Но ты говоришь: вступи в наше братство, и мы тебе укажем цель жизни и назначение человека, и законы, управляющие миром. Да кто же мы – люди? Отчего же вы всё знаете? Отчего я один не вижу того, что вы видите? Вы видите на земле царство добра и правды, а я его не вижу.
Пьер перебил его. – Верите вы в будущую жизнь? – спросил он.
– В будущую жизнь? – повторил князь Андрей, но Пьер не дал ему времени ответить и принял это повторение за отрицание, тем более, что он знал прежние атеистические убеждения князя Андрея.
– Вы говорите, что не можете видеть царства добра и правды на земле. И я не видал его и его нельзя видеть, ежели смотреть на нашу жизнь как на конец всего. На земле, именно на этой земле (Пьер указал в поле), нет правды – всё ложь и зло; но в мире, во всем мире есть царство правды, и мы теперь дети земли, а вечно дети всего мира. Разве я не чувствую в своей душе, что я составляю часть этого огромного, гармонического целого. Разве я не чувствую, что я в этом огромном бесчисленном количестве существ, в которых проявляется Божество, – высшая сила, как хотите, – что я составляю одно звено, одну ступень от низших существ к высшим. Ежели я вижу, ясно вижу эту лестницу, которая ведет от растения к человеку, то отчего же я предположу, что эта лестница прерывается со мною, а не ведет дальше и дальше. Я чувствую, что я не только не могу исчезнуть, как ничто не исчезает в мире, но что я всегда буду и всегда был. Я чувствую, что кроме меня надо мной живут духи и что в этом мире есть правда.
– Да, это учение Гердера, – сказал князь Андрей, – но не то, душа моя, убедит меня, а жизнь и смерть, вот что убеждает. Убеждает то, что видишь дорогое тебе существо, которое связано с тобой, перед которым ты был виноват и надеялся оправдаться (князь Андрей дрогнул голосом и отвернулся) и вдруг это существо страдает, мучается и перестает быть… Зачем? Не может быть, чтоб не было ответа! И я верю, что он есть…. Вот что убеждает, вот что убедило меня, – сказал князь Андрей.
– Ну да, ну да, – говорил Пьер, – разве не то же самое и я говорю!
– Нет. Я говорю только, что убеждают в необходимости будущей жизни не доводы, а то, когда идешь в жизни рука об руку с человеком, и вдруг человек этот исчезнет там в нигде, и ты сам останавливаешься перед этой пропастью и заглядываешь туда. И, я заглянул…
– Ну так что ж! вы знаете, что есть там и что есть кто то? Там есть – будущая жизнь. Кто то есть – Бог.
Князь Андрей не отвечал. Коляска и лошади уже давно были выведены на другой берег и уже заложены, и уж солнце скрылось до половины, и вечерний мороз покрывал звездами лужи у перевоза, а Пьер и Андрей, к удивлению лакеев, кучеров и перевозчиков, еще стояли на пароме и говорили.
– Ежели есть Бог и есть будущая жизнь, то есть истина, есть добродетель; и высшее счастье человека состоит в том, чтобы стремиться к достижению их. Надо жить, надо любить, надо верить, – говорил Пьер, – что живем не нынче только на этом клочке земли, а жили и будем жить вечно там во всем (он указал на небо). Князь Андрей стоял, облокотившись на перила парома и, слушая Пьера, не спуская глаз, смотрел на красный отблеск солнца по синеющему разливу. Пьер замолк. Было совершенно тихо. Паром давно пристал, и только волны теченья с слабым звуком ударялись о дно парома. Князю Андрею казалось, что это полосканье волн к словам Пьера приговаривало: «правда, верь этому».
Князь Андрей вздохнул, и лучистым, детским, нежным взглядом взглянул в раскрасневшееся восторженное, но всё робкое перед первенствующим другом, лицо Пьера.
– Да, коли бы это так было! – сказал он. – Однако пойдем садиться, – прибавил князь Андрей, и выходя с парома, он поглядел на небо, на которое указал ему Пьер, и в первый раз, после Аустерлица, он увидал то высокое, вечное небо, которое он видел лежа на Аустерлицком поле, и что то давно заснувшее, что то лучшее что было в нем, вдруг радостно и молодо проснулось в его душе. Чувство это исчезло, как скоро князь Андрей вступил опять в привычные условия жизни, но он знал, что это чувство, которое он не умел развить, жило в нем. Свидание с Пьером было для князя Андрея эпохой, с которой началась хотя во внешности и та же самая, но во внутреннем мире его новая жизнь.


Уже смерклось, когда князь Андрей и Пьер подъехали к главному подъезду лысогорского дома. В то время как они подъезжали, князь Андрей с улыбкой обратил внимание Пьера на суматоху, происшедшую у заднего крыльца. Согнутая старушка с котомкой на спине, и невысокий мужчина в черном одеянии и с длинными волосами, увидав въезжавшую коляску, бросились бежать назад в ворота. Две женщины выбежали за ними, и все четверо, оглядываясь на коляску, испуганно вбежали на заднее крыльцо.
– Это Машины божьи люди, – сказал князь Андрей. – Они приняли нас за отца. А это единственно, в чем она не повинуется ему: он велит гонять этих странников, а она принимает их.
– Да что такое божьи люди? – спросил Пьер.
Князь Андрей не успел отвечать ему. Слуги вышли навстречу, и он расспрашивал о том, где был старый князь и скоро ли ждут его.
Старый князь был еще в городе, и его ждали каждую минуту.
Князь Андрей провел Пьера на свою половину, всегда в полной исправности ожидавшую его в доме его отца, и сам пошел в детскую.
– Пойдем к сестре, – сказал князь Андрей, возвратившись к Пьеру; – я еще не видал ее, она теперь прячется и сидит с своими божьими людьми. Поделом ей, она сконфузится, а ты увидишь божьих людей. C'est curieux, ma parole. [Это любопытно, честное слово.]
– Qu'est ce que c'est que [Что такое] божьи люди? – спросил Пьер
– А вот увидишь.
Княжна Марья действительно сконфузилась и покраснела пятнами, когда вошли к ней. В ее уютной комнате с лампадами перед киотами, на диване, за самоваром сидел рядом с ней молодой мальчик с длинным носом и длинными волосами, и в монашеской рясе.
На кресле, подле, сидела сморщенная, худая старушка с кротким выражением детского лица.
– Andre, pourquoi ne pas m'avoir prevenu? [Андрей, почему не предупредили меня?] – сказала она с кротким упреком, становясь перед своими странниками, как наседка перед цыплятами.
– Charmee de vous voir. Je suis tres contente de vous voir, [Очень рада вас видеть. Я так довольна, что вижу вас,] – сказала она Пьеру, в то время, как он целовал ее руку. Она знала его ребенком, и теперь дружба его с Андреем, его несчастие с женой, а главное, его доброе, простое лицо расположили ее к нему. Она смотрела на него своими прекрасными, лучистыми глазами и, казалось, говорила: «я вас очень люблю, но пожалуйста не смейтесь над моими ». Обменявшись первыми фразами приветствия, они сели.
– А, и Иванушка тут, – сказал князь Андрей, указывая улыбкой на молодого странника.
– Andre! – умоляюще сказала княжна Марья.
– Il faut que vous sachiez que c'est une femme, [Знай, что это женщина,] – сказал Андрей Пьеру.
– Andre, au nom de Dieu! [Андрей, ради Бога!] – повторила княжна Марья.
Видно было, что насмешливое отношение князя Андрея к странникам и бесполезное заступничество за них княжны Марьи были привычные, установившиеся между ними отношения.
– Mais, ma bonne amie, – сказал князь Андрей, – vous devriez au contraire m'etre reconaissante de ce que j'explique a Pierre votre intimite avec ce jeune homme… [Но, мой друг, ты должна бы быть мне благодарна, что я объясняю Пьеру твою близость к этому молодому человеку.]
– Vraiment? [Правда?] – сказал Пьер любопытно и серьезно (за что особенно ему благодарна была княжна Марья) вглядываясь через очки в лицо Иванушки, который, поняв, что речь шла о нем, хитрыми глазами оглядывал всех.
Княжна Марья совершенно напрасно смутилась за своих. Они нисколько не робели. Старушка, опустив глаза, но искоса поглядывая на вошедших, опрокинув чашку вверх дном на блюдечко и положив подле обкусанный кусочек сахара, спокойно и неподвижно сидела на своем кресле, ожидая, чтобы ей предложили еще чаю. Иванушка, попивая из блюдечка, исподлобья лукавыми, женскими глазами смотрел на молодых людей.
– Где, в Киеве была? – спросил старуху князь Андрей.
– Была, отец, – отвечала словоохотливо старуха, – на самое Рожество удостоилась у угодников сообщиться святых, небесных тайн. А теперь из Колязина, отец, благодать великая открылась…
– Что ж, Иванушка с тобой?
– Я сам по себе иду, кормилец, – стараясь говорить басом, сказал Иванушка. – Только в Юхнове с Пелагеюшкой сошлись…
Пелагеюшка перебила своего товарища; ей видно хотелось рассказать то, что она видела.
– В Колязине, отец, великая благодать открылась.
– Что ж, мощи новые? – спросил князь Андрей.
– Полно, Андрей, – сказала княжна Марья. – Не рассказывай, Пелагеюшка.
– Ни… что ты, мать, отчего не рассказывать? Я его люблю. Он добрый, Богом взысканный, он мне, благодетель, рублей дал, я помню. Как была я в Киеве и говорит мне Кирюша юродивый – истинно Божий человек, зиму и лето босой ходит. Что ходишь, говорит, не по своему месту, в Колязин иди, там икона чудотворная, матушка пресвятая Богородица открылась. Я с тех слов простилась с угодниками и пошла…
Все молчали, одна странница говорила мерным голосом, втягивая в себя воздух.
– Пришла, отец мой, мне народ и говорит: благодать великая открылась, у матушки пресвятой Богородицы миро из щечки каплет…
– Ну хорошо, хорошо, после расскажешь, – краснея сказала княжна Марья.
– Позвольте у нее спросить, – сказал Пьер. – Ты сама видела? – спросил он.
– Как же, отец, сама удостоилась. Сияние такое на лике то, как свет небесный, а из щечки у матушки так и каплет, так и каплет…
– Да ведь это обман, – наивно сказал Пьер, внимательно слушавший странницу.
– Ах, отец, что говоришь! – с ужасом сказала Пелагеюшка, за защитой обращаясь к княжне Марье.
– Это обманывают народ, – повторил он.
– Господи Иисусе Христе! – крестясь сказала странница. – Ох, не говори, отец. Так то один анарал не верил, сказал: «монахи обманывают», да как сказал, так и ослеп. И приснилось ему, что приходит к нему матушка Печерская и говорит: «уверуй мне, я тебя исцелю». Вот и стал проситься: повези да повези меня к ней. Это я тебе истинную правду говорю, сама видела. Привезли его слепого прямо к ней, подошел, упал, говорит: «исцели! отдам тебе, говорит, в чем царь жаловал». Сама видела, отец, звезда в ней так и вделана. Что ж, – прозрел! Грех говорить так. Бог накажет, – поучительно обратилась она к Пьеру.
– Как же звезда то в образе очутилась? – спросил Пьер.
– В генералы и матушку произвели? – сказал князь Aндрей улыбаясь.
Пелагеюшка вдруг побледнела и всплеснула руками.
– Отец, отец, грех тебе, у тебя сын! – заговорила она, из бледности вдруг переходя в яркую краску.
– Отец, что ты сказал такое, Бог тебя прости. – Она перекрестилась. – Господи, прости его. Матушка, что ж это?… – обратилась она к княжне Марье. Она встала и чуть не плача стала собирать свою сумочку. Ей, видно, было и страшно, и стыдно, что она пользовалась благодеяниями в доме, где могли говорить это, и жалко, что надо было теперь лишиться благодеяний этого дома.