Академия художеств

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Академия искусств»)
Перейти к: навигация, поиск

Академия художеств — учебное заведение в области искусства.

Школы для подготовки художников могут учреждаться частными лицами и, как отдельные, необширные школы или мастерские, в высшей степени важны и должны рассчитывать на содействие общества и правительства. Но рядом с ними должны существовать рисовальные школы для получения учениками элементарных познаний в искусстве живописи и высшие школы, имеющие целью доставить полное научное образование по всем видам искусства лицам, желающим посвятить себя изучению искусства. Такие школы, с их учебным процессом, а также выставки картин, периодические и постоянные, художественные музеи, — делаются главнейшим средством для развития в стране художественного образования. Известные под именем академий художеств, такие школы появились гораздо раньше рисовальных школ, хотя действительный успех их зависит от надлежащего развития последних.

Рисовальные школы — продукт стремлений художников распространить элементарные сведения об искусстве живописи и графики в массовом обществе. Появившиеся в больших центрах как в виде постоянных школ, так воскресных и периодически открываемых курсов для всех желающих, и притом в основном безденежно, рисовальные школы имели и имеют громадную пользу, могут влиять на изменение как интеллектуального, так и эстетического уровня общества.

Академии же художеств, являющиеся уже с начала XVII столетия, по преимуществу стараниями монархов, желающих продвинуть искусство и создать в своей стране художников, долго оставались учреждениями, могущими существовать исключительно при покровительстве правителей и на жертвуемые ими средства. Но и искусственно устроившиеся академии художеств, хотя медленно, стали достигать предполагавшихся целей. Их трудами в европейских обществах образовался класс художников, определивших уровень искусства в обществе.





Академии художеств в Европе

Академии художеств стали образовываться с XVII столетии в Европе по желанию правительств: общества, или ассоциации, художников являются уже с XIV века в Италии и Франции, обращают на себя в XVII столетии внимание правительств. Такие кружки художников превращаются в академии с назначением членам их содержания и определённых сумм для устройства выставок, путешествий и т. п.

Первая такая академия художеств была создана в 1600 в Болонье, потом в Милане. В 1648 г. стараниями Мазарини учреждается во Франции «l’Académie de peinture et de sculpture», к которой Ж. Б. Кольбер присоединил в 1671 г. «l’Académie d’architecture». Эта академия, подобно другим французским академиям, принесла громадную пользу французскому обществу и после первой революции слилась с другими академиями в национальное учреждение института. (Постановление 5-го фруктидора III года: «Il у a pour toute la république un Institut national, chargé de recueillir les découvertes, de perfectionner les arts et les sciences».) Институт хотя получил совершенно новую организацию в 1832 г., но и теперь парижская «Académie des beaux arts» составляет относительно других академий (des sciences, l’académie française, des inscriptions, des sciences morales et politiques) часть целого и ежегодно участвует с ними в общих заседаниях. Парижская академия художеств (des beaux arts) разделяется на пять отделений и имеет значительные капиталы для выдачи премий на конкурсные задачи (veuve Leprince, de Deschaumes, du comte de Maillé Latour-Landry и др.).

Примеру Франции стали следовать и другие европейские правительства. По образцу парижской стали устраиваться академии художеств в больших центрах Германии. В 1699 г. устроилась академия художеств в Берлине, в 1704 г. в Вене. Берлинская академия, точно так же как и венская, была преобразована в конце XIX века: ей предоставлено самоуправление, подобно университетам. Кроме Берлина и Вены, академии художеств существуют в Мюнхене, Дюссельдорфе, Нюрнберге и Штутгарте.

В Англии в начале XX века действовала Royal Academie of Arts; но как частное общество: правительство с своей стороны не предпринимало мер, содействующих развитию искусств, кроме устроения рисовальных классов.

Академия художеств в России

В России с императора Петра I начинаются заботы о принятии мер, содействующих развитию художеств. Пётр вызывает из-за границы граверов, живописцев, архитекторов, а затем предполагает открыть преподавание искусств в задуманной им «академии наук и курьёзных художеств». План Петра отчасти осуществился: в открытой при Екатерине I Академии наук было введено преподавание искусств — живописи и скульптуры. Академия наук при бедности условий, в которые поставлено было преподавание искусств, не могла образовать художников, но успела подготовить множество сведущих мастеров, успешно исполнявших делавшиеся академии заказы.

Множество сделанных ими копий с известных картин знакомили общество с потребностями эстетическими. При Елизавете Петровне преподавание искусств в Академии наук было значительно поднято, что вызвало очень скоро мысль о необходимости учредить для этого образования самостоятельную школу, отдельно от Академии наук. С полным успехом развил эту мысль И. И. Шувалов, представивший императрице предложение о необходимости завести «особую трёх знатнейших художеств академию». Тогда и была основана Императорская Академия художеств.

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Список академий художеств

В России

Исторические
Действующие

Вне России

В Европе
В США
Прочие

См. также англоязычный список.

Напишите отзыв о статье "Академия художеств"

Литература

Отрывок, характеризующий Академия художеств

Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.


Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.