Академия надписей и изящной словесности

Академия надписей и изящной словесности (фр. Académie des Inscriptions et Belles-Lettres), бывшая королевская, — французское учёное общество в области гуманитарных наук, одно из пяти, входящих в Институт Франции.

История

Академия была основана в феврале 1663 года стараниями министра финансов Жан-Батиста Кольбера под названием Королевская академия надписей и медалей, как небольшое сообщество знатоков истории и античности. Изначальной задачей Академии было составление латинских надписей и девизов для памятников и медалей в честь короля Людовика XIV. Позже объединила учёных-гуманитариев в области истории, археологии и языкознания. Кольбер придавал большое значение Академии надписей, ведь «надписи на медалях, памятниках, стелах живут дольше, чем книги и картины».

С 1701 года Академия надписей и медалей является официальным государственным учреждением; переименована в Академию надписей и изящной словесности в 1716 году.

Занималась и по-прежнему занимается изучением исторических памятников и документов, языков и культур античных цивилизаций, средневековья и классического периода, а также неевропейских цивилизаций.

Известные члены академии

• Шаплен, Жан (1663)
• Перро, Шарль (1663)
• Ренсан, Пьер (1683)
• Расин, Жан (1683)
• Буало, Никола (1683)
• Вайян, Жан-Фуа (1702)
• Монфокон, Бернар де (1719)
• Тюрго, Анн Робер Жак (1776)
• Брунк, Рихард Франц Филипп (1777)
• Госслен, Паскаль-Франсуа-Жозеф (1795)
• Буассонад, Жан Франсуа Фонтарабен де (1816)
• Бутарик, Эдгар (1876)
• Потье, Эдмонд (1899)
• Гилен, Жан (2011)

---

См. также: Категория:Члены французской Академии надписей и изящной словесности

См. также

• Полный список членов академии

Ссылки

• [www.aibl.fr/ Официальный сайт]
• Институт французский // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Академия надписей и изящной словесности

– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.