Академкнига (магазины)
Поделись знанием:
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.
Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.
Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.
Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.
Академкни́га — старейшая сеть магазинов научной литературы в СССР и России.
Содержание
История
В 1930 году при Академии наук СССР была создана специальная сеть для распространения литературы, а в 1938 году она получила название Контора по распространению изданий АН СССР — «Академкнига», подчинённая издательству «Наука».[1][2]
Свою историю «Академкнига» ведёт от Книжной лавки, открытой при Академии в 1728 году, о чём писали «Санкт-Петербургские ведомости».[3]
Магазины с вывеской «Академкнига» существовали во многих городах СССР. Они продавали книги в розницу и по подписке. Например, через эту сеть распространялись книжные серии «Литературные памятники», «Памятники исторической мысли», «Памятники философской мысли».
Современное состояние
После распада СССР Президиум РАН своим распоряжением от 12 мая 1992 года реорганизовал издательский комплекс «Наука», Всесоюзная фирма «Академкнига» была переименована в Российскую торговую фирму «Академкнига».[2] Но на магазины, находящиеся в других странах — бывших союзных республиках, это распоряжение уже не распространялось.
Затем некоторые магазины «Академкнига» перешли в частную собственность. Некоторые из них продолжают существовать под тем же названием и продавать книги до сих пор, или продолжали до недавнего времени.
Список городов
В алфавитном порядке:
- Алма-Ата
- Баку
- Владивосток
- Иркутск
- Киев
- Кишинёв[4]
- Красноярск
- Куйбышев
- Ленинград
- Минск
- Москва
- Новосибирск[5][6]
- Пущино
- Свердловск
- Томск
- Ташкент
- Уфа
- Харьков
Выдающиеся сотрудники
- Братышенко Жанна Анатольевна, директор Санкт-Петербургского оптово-розничного отделения «Академкнига» академического научно-издательского, производственно-полиграфического и книгораспространительского центра «Издательство „Наука“» — заслуженный работник торговли Российской Федерации.[7]
- Галетина Вера Николаевна, старший товаровед торговой фирмы «Академкнига», город Москва — заслуженный работник торговли Российской Федерации.[8]
Напишите отзыв о статье "Академкнига (магазины)"
Примечания
- ↑ [www.naukaran.ru/akadembook.shtml Торговая фирма «Академкнига»]
- ↑ 1 2 Васильев В.И. [www.ras.ru/publishing/rasherald/rasherald_articleinfo.aspx?articleid=a819eb13-d6ec-4551-a8b6-f245cbb178ce Становление и развитие издательского комплекса РАН] // Вестник Российской академии наук. — М.: Наука, 1998. — № 4. — С. 104, 353, 356.
- ↑ [www.litras.ru/ Официальный сайт ТФ АКАДЕМКНИГА РАН]
- ↑ [kishinev80.ru/guide/a/academkniga.html Кишинев в 80-х годах XX века | Академкнига (книжный магазин)]
- ↑ Александр Агафонов [www.nsk.kp.ru/daily/25809.4/2788481/ В Новосибирске «захлопнули» «Академкнигу»] // Комсомольская правда-Новосибирск, 22.12.2011
- ↑ Алексей Стрелец [nsk.dkvartal.ru/news/v-novosibirske-zakryvayutsya-magaziny-akademkniga-236535287 В Новосибирске закрываются магазины «Академкнига».] // Деловой квартал, 20.12.2011
- ↑ Указ Президента Российской Федерации от 16 ноября 1998 года № 1412 [graph.document.kremlin.ru/page.aspx?1;1134527 «О награждении государственными наградами Российской Федерации работников печати, радио и телевидения»], с формулировкой: За заслуги в области культуры и печати, многолетнюю плодотворную работу
- ↑ Указ Президента Российской Федерации от 30 сентября 2003 года № 1156 [graph.document.kremlin.ru/page.aspx?1;765980 «О награждении государственными наградами Российской Федерации работников Академического научно-издательского, производственно-полиграфического и книгораспространительского центра Российской академии наук „Издательство «Наука»“»], с формулировкой: За многолетнюю плодотворную работу в области печати, полиграфии и в связи с 275-летием академического книгоиздания
Литература
- [archive.is/asRNU Академкнига] // Санкт-Петербург. Петроград. Ленинград: Энциклопедический справочник. / Ред. коллегия: Белова Л. Н., Булдаков Г. Н., Дегтярев А. Я. и др. — М.: Большая Российская Энциклопедия, 1992.
|
Это заготовка статьи о книге. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Академкнига (магазины)
– Ты об Николушке? – сказал он.Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.
Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.
Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.
Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.
