Акадия

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Ака́дия (фр. L'Acadie) — французская колония в Северной Америке, существовавшая в XVII-XVIII веках и включавшая в себя территорию полуострова Новая Шотландия, территорию современной провинции Нью-Брансуик и целый ряд близлежащих островов в Атлантическом океане. В середине XVIII века захвачена британцами, 75 % франко-акадского населения, насчитывающего более 15 000, было выселено из страны и подверглось массовым гонениям. Потомками оставшихся являются современные франко-акадцы, компактно проживающие на севере современной провинции Нью-Брансуик, потомками депортированных — каджуны, субэтническая группа, представленная преимущественно в южной части штата Луизиана, именуемой Акадиана, а также в прилегающих округах южного Техаса и Миссисипи.



История

Акадия была весьма географически изолирована, до неё трудно было добраться с материка и поблизости не было крупных портов, таких как например Квебек или Бостон.

Первое французское поселение было основано Пьером Дюгуа, губернатором Акадии под властью короля Генриха IV, на острове Сан-Круа в 1604 году. Вскоре король отказал Пьеру Дюгуа в королевской пушной монополии, объясняя это недостаточностью приносимых ею доходов, и колонисты оказались на самообеспечении, будучи лишёнными поддержки монарха. С минимальной королевской властью, акадцы практиковали деревенское самоуправление.

На эти территории долгое время претендовали Нидерланды, хотя им никогда не удавалось заполучить контроль над ними.

Британские колонисты захватили Акадию в ходе войны короля Вильгельма (1690—1697), но Британия вернула её Франции по мирному соглашению.

Территория была снова захвачена англичанами в ходе войны Королевы Анны (1702—1713), и это завоевание было закреплено Утрехтским мирным договором. 23 июня 1713 года французским жителям Акадии был предоставлен срок в 1 год, чтобы объявить свою верность Британии или покинуть Новую Шотландию. При этом французы заявили о своей готовности сражаться и приступили к строительству форта. Во время Семилетней войны между Британией и Францией (известной на североамериканском театре военных действий как Франко-индейская война) летом 1755 года британцы атаковали форт Босэжур и сожгли дома акадцев, обвинив акадцев в неподчинении и партизанской борьбе. Те, кто в дальнейшем отказался подчиниться британской короне, в течение последующих трёх лет были изгнаны из Новой Шотландии в другие британские колонии Северной Америки или во Францию (6000-7000 человек). Остальные бежали вглубь Новой Шотландии или находившуюся под контролем Франции Канаду. Квебекский город Л’Акади (сейчас часть Сен-Жан-сюр-Ришельё) был основан бежавшими акадцами.

После 1764 года многие акадцы обосновались в Луизиане, которая была передана Испании еще до конца Французской и Индийской войн. Британия разрешила некоторым акадцам возвратиться в Новую Шотландию, но эти люди были вынуждены селиться небольшими группами, им не разрешалось возвращаться на места, где они проживали ранее, такие как Гранд-Прэ, Порт-Рояль (англ.) и Бобассан.

Упоминания в современной культуре

Гонения против коренных жителей Акадии упомянуты в песне «Nous sommes ce que nous sommes» в мюзикле «Дракула: Между любовью и смертью».

См. также

Напишите отзыв о статье "Акадия"

Отрывок, характеризующий Акадия

«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.