Акатов, Борис Николаевич
| Борис Николаевич Акатов | |||
| Дата рождения | |||
|---|---|---|---|
| Место рождения | |||
| Дата смерти | |||
| Принадлежность | |||
| Род войск | |||
| Звание |
| ||
| Сражения/войны | |||
| Награды и премии |
| ||
Борис Николаевич Акатов (1899—1938) — полковник Рабоче-крестьянской Красной Армии, кавалер двух орденов Красного Знамени до учреждения ордена Ленина.
Биография
Борис Акатов родился в 1899 году в Орле. О дореволюционной жизни сведений не имеется.
Участник Гражданской войны в России. Служил на различных командных должностях, был помощником начальника штаба бригады по оперативной части, начальником штаба, командиром 4-й кавалерийской бригады. Затем служил в 36-м кавалерийском полку, был помощником командира, командиром. Неоднократно отличался в боях. За боевые заслуги Борис Акатов был награждён двумя орденами Красного Знамени РСФСР (Приказ Революционного военного совета Республики № 160 в 1923 году; Приказ революционного военного совета Республики № 135 в 1924 году)[1].
После окончания войны Акатов продолжил службу в Рабоче-крестьянской Красной Армии. Служил в различных кавалерийских частях и соединениях, в основном занимал должности помощника командира и командира различных кавалерийских полков. в том числе был командиром 36-го кавалерийского полка, помощником командира 31-го кавалерийского полка, затем вернулся к командованию 36-м кавалерийским полком, позднее командовал 35-м кавалерийским полком, 32-м кавалерийским полком, 33-м кавалерийским полком, 26-м кавалерийским полком. Окончил кавалерийские курсы усовершенствования командного состава, затем Военную академию РККА (ныне — Военная академия имени М. В. Фрунзе). С мая 1934 года полковник Борис Николаевич Акатов занимал должность помощника командира 12-й Кубанской кавалерийской дивизии Северо-Кавказского военного округа, проживал в городе Армавире Краснодарского края[1].
10 августа 1937 года Борис Акатов был арестован органами НКВД СССР по обвинению в измене Родине. 5 июня 1938 года Военная коллегия Верховного Суда СССР признала виновным в инкриминируемых преступлениях и приговорила бывшего полковника Бориса Николаевича Акатова к высшей мере наказания — смертной казни. Приговор был приведён в исполнение в тот же день[1].
Решением Военной коллегии Верховного Суда СССР от 28 июня 1957 года Борис Николаевич Акатов был посмертно реабилитирован[1].
Напишите отзыв о статье "Акатов, Борис Николаевич"
Примечания
Отрывок, характеризующий Акатов, Борис Николаевич
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
