Акварель

Акваре́ль (фр. Aquarelle — водянистая; итал. acquarello) — живописная техника, использующая специальные акварельные краски, при растворении в воде образующие прозрачную взвесь тонкого пигмента, и позволяющая за счёт этого создавать эффект лёгкости, воздушности и тонких цветовых переходов. Акварель совмещает особенности живописи (богатство тона, построение формы и пространства цветом) и графики (активная роль бумаги в построении изображения, отсутствие специфической рельефности мазка, характерной для живописной поверхности).

Техника

Основой для акварели является, как правило, бумага.

Бумага, предназначенная для акварели, должна быть идеально белой, слегка шероховатой. При смачивании бумаги вода должна равномерно и не слишком быстро впитываться по всей поверхности. Большей популярностью пользуется сорт, называемый ватманом.

Обычно бумагу предварительно смачивают водой для достижения особой размытой формы мазка. Для этого могут служить особые рамки — стираторы — на которые натягивается лист. Таким образом, во время письма бумагу можно смачивать снизу, или бумагу кладут на мокрую фланель. Возможен и более простой способ: предварительно увлажненный лист акварельной бумаги, достаточно хорошо впитывающей влагу, кладут на стекло, при этом, в зависимости от того, как долго отрабатывается конкретный участок рисунка, выбирают угол наклона стекла, но чаще всего стекло лежит горизонтально. Сообразуясь с собственными манерными возможностями, можно допускать, чтобы вода на листе бумаги выступала в виде лужи или глубоко впитывалась и создавала лишь отдельный влажный участок. Краска в таких случаях играет по-разному, чем создает желаемый эффект. Кроме того, в акварели могут использоваться работа заливками и точечно-штриховая техника. Именно для таких приёмов используется натягивание листа бумаги на планшет, а также так называемые акварельные блоки.

Связующим веществом для акварельных красок служат легко растворимые водой прозрачные растительные клеи — гуммиарабик и декстрин. В качестве пластификатора в них вводят глицерин и инвертированный сахар, удерживающие влагу. Без этого краски бы легко пересыхали и становились хрупкими. Другая добавка к акварельным краскам, служащая поверхностно-активным веществом — бычья желчь. Она препятствует скатыванию красок в капли, облегчая рисование. Для защиты от плесени вводится антисептик — фенол.

По мнению специалистов XIX века, «для акварельной живописи употребляется или бристольский картон, ватманская бумага, или торшон, кисти беличьи, куньи, барсука или хорьковые. Однотонные рисунки делаются или по способу Губерта, употребляя сепию, или нейтральтинтом. Для цветных акварелей наиболее употребительные краски следующие: гуммигут, индийская жёлтая, жёлтая охра, терр де Сиена натуральная, таковая же жжёная, киноварь, кармин гаранс, лак-гаранс, кармин жжёный, охра красная, венецианская красная, индийская красная, кобальт, ультрамарин, берлинская лазурь, индиго, нейтральтинт и сепия» (Энциклопедия Брокгауза и Ефрона).

Работа акварельными красками на природе, с натуры, требует быстроты и отработанной техники. Вместе с тем, под рукой должен быть сосуд с чистой водой и губка, которая, как правило, участвует в процессе наравне с кистями.

Современные художники достаточно успешно используют сравнительно недавно появившиеся в продаже акварельные карандаши, а также другие материалы, позволяющие «дорабатывать» акварель, к примеру: пастель, восковые мелки, гелевые чернила, и т. д.

История

Акварельная техника стала развиваться в Китае после изобретения бумаги во II веке нашей эры. В XII—XIII веках бумага получила распространение в Европе, прежде всего в Испании и Италии.

В Европе акварельная живопись вошла в употребление позже других родов живописи. Из первостепенных художников Ренессанса значительный след в акварели оставили Дюрер, чей «Заяц» стал хрестоматийной работой, затем акварели отдали дань Антонис ван Дейк, Клод Лоррен и Джованни Кастильоне. Однако эти примеры оставались единичными вплоть до рубежа XVIII—XIX веков, так что даже в 1829 году Пайо де Монтабер в «Полном трактате о живописи» упоминает об акварели вскользь как об искусстве, не заслуживающем серьёзного внимания.

В то же время техника с использованием ослабленных контуров и растушёвки кистью широко применялась, особенно в XVIII веке, участниками научных и военных экспедиций для зарисовки археологических и геологических объектов, растений, животных, при раскраске архитектурных и топографических планов: первоначально употреблялась китайская тушь, затем тушь с лак-кармином, сепия, а затем и другие водяные краски. В середине XVIII века рисование водяными красками сделалось популярным видом досуга для непрофессионалов: распространению этого развлечения особенно способствовали публиковавшиеся в 1780-е гг. и воспевающие красоту английской глубинки путевые дневники Уильяма Гилпина, которые он снабдил собственными иллюстрациями. В результате на рубеже XVIII—XIX века усилиями сперва Пола Сэндби, затем Томаса Гёртина и наконец, прежде всего, Джозефа Тёрнера акварель превратилась в едва ли не важнейший вид английской живописи — в 1804 г. было основано Общество акварелистов (англ. Society of Painters in Water Colours).

Кроме того, популярность акварели возросла и в связи с распространившейся во второй половине XVIII в. моде на портретную миниатюру, — жанр, который с успехом начали осваивать многочисленные художники-любители.

Новации Гёртина, начавшего пользоваться акварелью для картин большого формата, и Тёрнера, существенно обогатившего арсенал технических приёмов акварелиста, вызвали к жизни дальнейший подъём английской акварели в творчестве таких художников, как пейзажисты Джон Селл Котмен, Энтони Копли Филдинг, Ричард Паркс Бонингтон, Дэвид Кокс, много писавший архитектурные сооружения Сэмюэл Праут, мастер натюрмортов Уильям Генри Хант, а также Сэмюэл Палмер, Люси Мэдокс Браун, Джон Варли, Джон Фредерик Льюис, Майлз Бёркет Фостер, Фридерик Уокер и другие мастера. Роль акварели в английском изобразительном искусстве была закреплена сочинениями Джона Рёскина, объявившего Тёрнера крупнейшим художником своего времени.

В середине XIX века акварель завоевала широкую популярность также в США благодаря работам таких художников, как Уильям Трост Ричардс, Томас Моран, Томас Икинс и Уинслоу Хомер.

Во Франции распространение акварельной живописи было связано с именами Поля Делароша, Эжена Делакруа, Анри Жозефа Арпинье, а также мастера сатирических рисунков Оноре Домье.

К концу XIX века произошёл некоторый пересмотр отношения к акварели, отчасти связанный с тем, что многие новые краски, введённые в широкое употребление акварелистами середины века, оказались весьма недолговечными, быстро выцветающими. Тем не менее на рубеже веков акварели отдали дань Поль Синьяк и Поль Сезанн во Франции, Морис Прендергаст и Джон Сингер Сарджент в США, а затем Василий Кандинский, Эмиль Нольде, Эгон Шиле, Пауль Клее и Рауль Дюфи.

По инициативе мексиканского художника Альфредо Гуати Рохо в 2001 году день 23 ноября был провозглашен Международным днем акварели.

Акварель в России

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Английская традиция акварели оказала сильное влияние на русских художников, прежде всего тех, кто был связан с императорской Академией художеств, находившейся в столице империи — Санкт-Петербурге.

Первое имя в летописи русской акварели, которое по праву зачинателя и уровню мастерства необходимо назвать — Петр Фёдорович Соколов (1791—1848). Он исполнял портреты, сцены охоты, жанры, запечатлев лик своей эпохи и своих современников.

Акварелью, в портрете и жанре, работали живописец Карл Брюллов (1799—1852) и его брат — архитектор Александр Брюллов (1798—1877). Акварелисты Василий Садовников (1800—1879) и Людвиг Премацци (1818—1891), рисовали императорские дворцы и пейзажи загородных резиденций.

Во второй половине XIX века, в ряду акварельных произведений выделяются листы, исполненные Михаилом Клодтом (1832—1902), маринистами Львом Лагорио (1828—1905) и Александром Беггровым (1841—1914). Свою оригинальную дань искусству акварели принесли такие живописцы, как Илья Репин (1844—1930), Михаил Врубель (1856—1910), Валентин Серов (1865—1911).

Акварельная живопись увлекала и членов объединения «Мир искусства» Александра Бенуа (1870—1960), Льва Бакста (1866—1924), Ивана Билибина (1876—1942), Константина Сомова (1869—1939), Анну Остроумову-Лебедеву (1871—1955). Акварелью владел поэт Максимилиан Волошин (1877—1932), рисунки которого пересекались с его поэтическими произведениями.

Важным этапом в развитии русской акварели стала организация в 1887 году «Общества русских акварелистов», возникшего из кружка акварелистов. Его первым председателем был избран А. Н. Бенуа. Общество вело активную выставочную деятельность, проведя за 1896—1918 гг. тридцать восемь выставок. Его членами были А. К. Беггров, Альберт Бенуа, П. Д. Бучкин, Н. Н. Каразин, М. П. Клодт, Л. Ф. Лагорио, А. И. Мещерский, Е. Д. Поленова, А. П. Соколов, П. П. Соколов и другие. Общество прекратило свою деятельность в 1918 году. В 1998 году общество было возрождено как «Общество акварелистов Санкт-Петербурга».

В ХХ веке круг русских советских художников, работавших в технике акварели значительно расширился. Об этом интересе свидетельствуют Всесоюзные выставки акварели, регулярно проводившиеся начиная с 1965 года. Например, в VI Всесоюзной выставке акварели в 1981 году в Москве приняло участие около 400 художников. Среди крупнейших мастеров-акварелистов XX века Н. А. Тырса, С. В. Герасимов, А. А. Дейнека, С. Е. Захаров, М. А. Зубреева, А. С. Ведерников, Г. С. Верейский, П. Д. Бучкин, В. М. Конашевич, Н. Ф. Лапшин, В. В. Лебедев, Г. К. Малыш, А. Н. Самохвалов, С. И. Пустовойтов, В. А. Ветрогонский, В. С. Климашин, В. К. Тетерин, А. И. Фонвизин и другие.

Такова в общих чертах история развития русской акварели. Её особенность состоит в том, что в России не было обособленной подготовки узких профессионалов-акварелистов. Наметившийся в конце XX века рост интереса к акварели, изменил положение вещей. Знаковым событием стало открытие школы и академии акварели Сергея Андрияки.

Источники

• Клюнинг А. Материалы акварельной живописи // Художник. 1975, № 9. С.60-62.
• Современная советская акварель. Автор вступ. ст. В. И. Володин, составитель Н. А. Володина. М., Советский художник, 1983.

Ссылки

• Акварель // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.  (Проверено 18 апреля 2011)
• Петрушевский Ф. Ф.,. Краски, употребляемые для живописи // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.  (Проверено 18 апреля 2011)

Отрывок, характеризующий Акварель

– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.


Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.
Всё расступилось, и государь, улыбаясь и не в такт ведя за руку хозяйку дома, вышел из дверей гостиной. За ним шли хозяин с М. А. Нарышкиной, потом посланники, министры, разные генералы, которых не умолкая называла Перонская. Больше половины дам имели кавалеров и шли или приготовлялись итти в Польской. Наташа чувствовала, что она оставалась с матерью и Соней в числе меньшей части дам, оттесненных к стене и не взятых в Польской. Она стояла, опустив свои тоненькие руки, и с мерно поднимающейся, чуть определенной грудью, сдерживая дыхание, блестящими, испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Ее не занимали ни государь, ни все важные лица, на которых указывала Перонская – у ней была одна мысль: «неужели так никто не подойдет ко мне, неужели я не буду танцовать между первыми, неужели меня не заметят все эти мужчины, которые теперь, кажется, и не видят меня, а ежели смотрят на меня, то смотрят с таким выражением, как будто говорят: А! это не она, так и нечего смотреть. Нет, это не может быть!» – думала она. – «Они должны же знать, как мне хочется танцовать, как я отлично танцую, и как им весело будет танцовать со мною».
Звуки Польского, продолжавшегося довольно долго, уже начинали звучать грустно, – воспоминанием в ушах Наташи. Ей хотелось плакать. Перонская отошла от них. Граф был на другом конце залы, графиня, Соня и она стояли одни как в лесу в этой чуждой толпе, никому неинтересные и ненужные. Князь Андрей прошел с какой то дамой мимо них, очевидно их не узнавая. Красавец Анатоль, улыбаясь, что то говорил даме, которую он вел, и взглянул на лицо Наташе тем взглядом, каким глядят на стены. Борис два раза прошел мимо них и всякий раз отворачивался. Берг с женою, не танцовавшие, подошли к ним.
Наташе показалось оскорбительно это семейное сближение здесь, на бале, как будто не было другого места для семейных разговоров, кроме как на бале. Она не слушала и не смотрела на Веру, что то говорившую ей про свое зеленое платье.
Наконец государь остановился подле своей последней дамы (он танцовал с тремя), музыка замолкла; озабоченный адъютант набежал на Ростовых, прося их еще куда то посторониться, хотя они стояли у стены, и с хор раздались отчетливые, осторожные и увлекательно мерные звуки вальса. Государь с улыбкой взглянул на залу. Прошла минута – никто еще не начинал. Адъютант распорядитель подошел к графине Безуховой и пригласил ее. Она улыбаясь подняла руку и положила ее, не глядя на него, на плечо адъютанта. Адъютант распорядитель, мастер своего дела, уверенно, неторопливо и мерно, крепко обняв свою даму, пустился с ней сначала глиссадом, по краю круга, на углу залы подхватил ее левую руку, повернул ее, и из за всё убыстряющихся звуков музыки слышны были только мерные щелчки шпор быстрых и ловких ног адъютанта, и через каждые три такта на повороте как бы вспыхивало развеваясь бархатное платье его дамы. Наташа смотрела на них и готова была плакать, что это не она танцует этот первый тур вальса.
Князь Андрей в своем полковничьем, белом (по кавалерии) мундире, в чулках и башмаках, оживленный и веселый, стоял в первых рядах круга, недалеко от Ростовых. Барон Фиргоф говорил с ним о завтрашнем, предполагаемом первом заседании государственного совета. Князь Андрей, как человек близкий Сперанскому и участвующий в работах законодательной комиссии, мог дать верные сведения о заседании завтрашнего дня, о котором ходили различные толки. Но он не слушал того, что ему говорил Фиргоф, и глядел то на государя, то на сбиравшихся танцовать кавалеров, не решавшихся вступить в круг.
Князь Андрей наблюдал этих робевших при государе кавалеров и дам, замиравших от желания быть приглашенными.
Пьер подошел к князю Андрею и схватил его за руку.
– Вы всегда танцуете. Тут есть моя protegee [любимица], Ростова молодая, пригласите ее, – сказал он.
– Где? – спросил Болконский. – Виноват, – сказал он, обращаясь к барону, – этот разговор мы в другом месте доведем до конца, а на бале надо танцовать. – Он вышел вперед, по направлению, которое ему указывал Пьер. Отчаянное, замирающее лицо Наташи бросилось в глаза князю Андрею. Он узнал ее, угадал ее чувство, понял, что она была начинающая, вспомнил ее разговор на окне и с веселым выражением лица подошел к графине Ростовой.
– Позвольте вас познакомить с моей дочерью, – сказала графиня, краснея.
– Я имею удовольствие быть знакомым, ежели графиня помнит меня, – сказал князь Андрей с учтивым и низким поклоном, совершенно противоречащим замечаниям Перонской о его грубости, подходя к Наташе, и занося руку, чтобы обнять ее талию еще прежде, чем он договорил приглашение на танец. Он предложил тур вальса. То замирающее выражение лица Наташи, готовое на отчаяние и на восторг, вдруг осветилось счастливой, благодарной, детской улыбкой.
«Давно я ждала тебя», как будто сказала эта испуганная и счастливая девочка, своей проявившейся из за готовых слез улыбкой, поднимая свою руку на плечо князя Андрея. Они были вторая пара, вошедшая в круг. Князь Андрей был одним из лучших танцоров своего времени. Наташа танцовала превосходно. Ножки ее в бальных атласных башмачках быстро, легко и независимо от нее делали свое дело, а лицо ее сияло восторгом счастия. Ее оголенные шея и руки были худы и некрасивы. В сравнении с плечами Элен, ее плечи были худы, грудь неопределенна, руки тонки; но на Элен был уже как будто лак от всех тысяч взглядов, скользивших по ее телу, а Наташа казалась девочкой, которую в первый раз оголили, и которой бы очень стыдно это было, ежели бы ее не уверили, что это так необходимо надо.
Князь Андрей любил танцовать, и желая поскорее отделаться от политических и умных разговоров, с которыми все обращались к нему, и желая поскорее разорвать этот досадный ему круг смущения, образовавшегося от присутствия государя, пошел танцовать и выбрал Наташу, потому что на нее указал ему Пьер и потому, что она первая из хорошеньких женщин попала ему на глаза; но едва он обнял этот тонкий, подвижной стан, и она зашевелилась так близко от него и улыбнулась так близко ему, вино ее прелести ударило ему в голову: он почувствовал себя ожившим и помолодевшим, когда, переводя дыханье и оставив ее, остановился и стал глядеть на танцующих.


После князя Андрея к Наташе подошел Борис, приглашая ее на танцы, подошел и тот танцор адъютант, начавший бал, и еще молодые люди, и Наташа, передавая своих излишних кавалеров Соне, счастливая и раскрасневшаяся, не переставала танцовать целый вечер. Она ничего не заметила и не видала из того, что занимало всех на этом бале. Она не только не заметила, как государь долго говорил с французским посланником, как он особенно милостиво говорил с такой то дамой, как принц такой то и такой то сделали и сказали то то, как Элен имела большой успех и удостоилась особенного внимания такого то; она не видала даже государя и заметила, что он уехал только потому, что после его отъезда бал более оживился. Один из веселых котильонов, перед ужином, князь Андрей опять танцовал с Наташей. Он напомнил ей о их первом свиданьи в отрадненской аллее и о том, как она не могла заснуть в лунную ночь, и как он невольно слышал ее. Наташа покраснела при этом напоминании и старалась оправдаться, как будто было что то стыдное в том чувстве, в котором невольно подслушал ее князь Андрей.
Князь Андрей, как все люди, выросшие в свете, любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка. И такова была Наташа, с ее удивлением, радостью и робостью и даже ошибками во французском языке. Он особенно нежно и бережно обращался и говорил с нею. Сидя подле нее, разговаривая с ней о самых простых и ничтожных предметах, князь Андрей любовался на радостный блеск ее глаз и улыбки, относившейся не к говоренным речам, а к ее внутреннему счастию. В то время, как Наташу выбирали и она с улыбкой вставала и танцовала по зале, князь Андрей любовался в особенности на ее робкую грацию. В середине котильона Наташа, окончив фигуру, еще тяжело дыша, подходила к своему месту. Новый кавалер опять пригласил ее. Она устала и запыхалась, и видимо подумала отказаться, но тотчас опять весело подняла руку на плечо кавалера и улыбнулась князю Андрею.
«Я бы рада была отдохнуть и посидеть с вами, я устала; но вы видите, как меня выбирают, и я этому рада, и я счастлива, и я всех люблю, и мы с вами всё это понимаем», и еще многое и многое сказала эта улыбка. Когда кавалер оставил ее, Наташа побежала через залу, чтобы взять двух дам для фигур.
«Ежели она подойдет прежде к своей кузине, а потом к другой даме, то она будет моей женой», сказал совершенно неожиданно сам себе князь Андрей, глядя на нее. Она подошла прежде к кузине.
«Какой вздор иногда приходит в голову! подумал князь Андрей; но верно только то, что эта девушка так мила, так особенна, что она не протанцует здесь месяца и выйдет замуж… Это здесь редкость», думал он, когда Наташа, поправляя откинувшуюся у корсажа розу, усаживалась подле него.
В конце котильона старый граф подошел в своем синем фраке к танцующим. Он пригласил к себе князя Андрея и спросил у дочери, весело ли ей? Наташа не ответила и только улыбнулась такой улыбкой, которая с упреком говорила: «как можно было спрашивать об этом?»