Аквиланские хроники

Cronache aquilane
Аквиланские хроники
Автор(ы)	Буччо ди Раналло, Никколо да Борбона, Франческо Анджелуччо ди Баццано, Алессандро де Ритиис, Винченцо ди Базилии
Дата написания	XIV — начало XVI
Язык оригинала	латинский, итальянский
Описывает	Позднее Средневековье
Жанр	историческая хроника
Стиль	проза, поэзия
Оригинал	неизвестен
[www.archive.org/stream/cronacaaquilana00buccgoog/cronacaaquilana00buccgoog_djvu.txt Электронный текст произведения]

Аквиланские хроники (итал. Cronache aquilane) — корпус средневековых историографических и литературных памятников, являющийся важным источником по истории города Л’Акуила в Абруццо, в современной Италии. Хроники написаны на латыни или итальянском языке, в прозе или поэтической форме. В них повествуется о событиях позднего средневековья, с момента основания города в XIII веке до конца XV века. Единственное исключение — запись о первых десятилетиях XVI века. Хроники были восстановлены в XVIII веке усилиями эрудита и епископа-ораторианца Антона Людовико Антинори.

Родоначальником Аквиланских хроник был средневековый летописец Буччо ди Раналло из фракции Попплето в Л’Акуиле, живший в XIV веке. В XV веке его хроника была продолжена сочинениями других летописцев — Никколо да Борбона (период с 1362 по 1424 год), Франческо Анджелуччо ди Баццано (период с 1436 по 1485 год), Аноним из Ардингелли и Бернардино да Фосса (оба период с 1254 по 1423 год), Алессандро де Ритиис (период с 1347 по 1497).

Завершается корпус «Базилианской хроникой» Винченцо ди Базилии из Коллебринчоне, охватывающей период с 1476 по 1529 год. В ней прослеживается переход от средневековья к истории нового времени, в частности говорится об Итальянских войнах.

Аквиланские хроники повествуют о «золотом веке» в истории Л’Акуилы, о времени экономического процветания и автономного статуса города, перед тем, как в ходе Итальянских войн он был лишён самоуправления Неаполитанскими королями из династии Трастамара.

Краткое описание хроник

Единственная городская хроника в Неаполитанском королевстве. Сохранилась только часть документов в 54 томах, включая и топографическое описание местности, кодифицированная Антоном Людовико Антинори.

«Хроника Буччо ди Раналло из Попплито» охватывает период от основания города, около 1253 года, и доходит до 1362 года. Она написана в поэтической форме четверостиший (с 1256 года александрийским стихом). В ней повествуется о втором основании города и преемственности королевских династий на юге Италии, о политической борьбе фракций. Хроника имеет большое значение для историков, как из-за точно излагаемых фактов, так и за качество живого, временами страстного, повествования. Есть предположение, что автор был шутом, происходившим из крестьянской среды. Его работа не была канонизирована, но продолжена большой группой последователей и подражателей.

«Хроника дел в Л’Акуиле» Антонио ди Боэтио (или Боэцио), также известного под именем Антонио ди Буччо из Сан-Витторино, охватывает период с 1363 по 1381 год, также написана в поэтической форме и тем же стихом, что и предыдущая. Этот хроника является дополнением к поэме в честь Карло III, короля Неаполитанского. Оба сочинения Антонио Боэцио были опубликованы Антоном Людовико Антинори в VI томе «Древностей итальянского средневековья» Людовико Антонио Муратори.

«Каталог Аквиланских Понтификов» (лат. Catalogus Pontificum Aquilanorum) охватывает период времени от 1254 до 1472 год. Каталог составлен двумя анонимными авторами. Он тоже был опубликован в VI томе «Древностей итальянского средневековья», благодаря усилиям всё того же Антона Людовико Антинори, который обнаружил копию каталога в архиве капитулярия Святого Максима из Авеи. Другая копия ныне хранится в библиотеке Ватикана.

«Дневник Якопо Донадеи» (лат. Diaria rerum suis temporibus Aquilae et alibi gestarum) описывает ежедневные события в городе с 31 августа 1391 года по 6 января 1431 года. Он принадлежал Якопо Донадеи, епископу Л’Акуилы и написан на латинском языке. Обнаруживший его Антон Людовико Антинори, отправил рукопись в Рим с Джованни Кристофано Амадуцци, где она была опубликована.

«Хроника дел в Л’Акуиле с 1363 по 1424 год» Никколо ди Борбоно написана прозой народным наречием, включает эпизод об осаде города армией под командованием Андреа Фортебраччо, повествует о его смерти, событиях борьбы между Анжуйской и Арагонской династиями в Италии. Вместе с первой хроникой, послужила материалом для сочинения Алессандро де Ритииса «Хроника города Л’Акуилы», написанном в середине XV века.

«Летопись города Л’Акуилы от основания до 1424 года» была обнаружена XIX веке Анджело Леозини. Он скопировал её из рукописного источника, находившегося в собственности семьи Драгонетти. Хроника была опубликована после его смерти в двух томах в 1883 и 1886 годах.

«Брачческая война» Никколо Чиминелло ди Баццано в поэтической форме описывает осаду Л’Акуилы армией под командованием Браччо Фонтебраччо в 1423—1424 году. Состоит из одиннадцати восьмистрочных песен. В середине XVI века века Анджело Пико Фонтикулано перевёл стихотворение с латыни на итальянский язык в прозе под заглавием «Браччанская война». Этот перевод неоднократно переиздавался в XVII—XVIII веках.

«Хроника дел в Л’Акуиле с 1436 по 1485 год» Франческо Анджелуччо ди Баццано, купца и городского политика, в прозе на народном наречии, представляет собой компиляцию известных событий, аннотированную за каждый год. Ярко описана повседневная жизнь в Л’Акуиле, например, великий снегопад 1465 год, а также самые трагические события в городе, такие, как разрушительные землетрясения в 1461 и 1462 годах или эпидемия чумы в Л’Акуиле в 1478 году.

«Хроника города Л’Акуила» Алессандро де Ритииса, написанная на средневековой латыни между 1493 и 1497 годами, ценный источник по социальной, политической, церковной и общественной ситуациям в городе в исторический период, к которому она относится. Автор является очевидцем или даже активным участником некоторых событиях, о которых он повествует. Оригинальная рукопись впервые была опубликована в 1941 и 1943 годах Леопольдо Кассесе, главой Государственного архива Л’Акуилы. Другим сочинением Алессандро де Ритииса была «Хроника орденов» (лат. Chronica Ordinis), или «Хроника монахов-францисканцев» (лат. Chronica Franciscanae Religionis).

В корпус Аквиланских хроник входят также сочинения двух анонимных авторов — анонима из Ардингелли и анонима Малой хроники дел в Л’Акуиле. «Базилдианская хроника» Винченцо ди Базилии из Коллебринчоне последний памятник корпуса, написанный в XVI веке, повествование охватывает период с 1476 по 1529 год. Оно останавливается на 1529 году, знаменательной дате в истории города, потому что это год окончания длительного периода автономии Л’Акуилы. Филибер де Шалон, принц Оранский, вступив в Л’Акуилу, наложил на жителей штраф в размере ста тысяч дукатов. На эти деньги он построил Испанский форт — крепость, позволившую контролировать город.

Ссылки

• [www.archive.org/stream/cronacaaquilana00buccgoog/cronacaaquilana00buccgoog_djvu.txt Cronaca aquilana rimata di Buccio di Ranallo di Popplito di Aquila]. Аrchive.org. — Аквиланская хроники, написанная Буччо ди Раналло из Попплито ди Л’Акуила.  (итал.)
• Giovanni Cristoforo Amaduzzi. [books.google.it/books?id=e80TAAAAQAAJ&printsec=frontcover&source=gbs_v2_summary_r&cad=0#v=onepage&q&f=false Anecdota litteraria ex mss. codicibus eruto]. Antonius Fulgonius. — Литературная история об Л’Акуиле.  (итал.)
• Dragonetti, Alfonso. [archive.org/details/levitedegliillu00draggoog Le vite degli illustri aquilani]. Achive.org. — Известные жители Л’Акуилы.  (итал.)

См. также

• Казаурийская хроника

Отрывок, характеризующий Аквиланские хроники

– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.


Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.