Акерсхус (замок)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Замок
Акерсхус
норв. Akershus slott

Замок Акерсхус на территории одноимённой крепости.
Город Осло
Основатель Хакон V Святой
Первое упоминание 1300
Дата основания около 1300 года
Основные даты:
1308осада
1527перестройка
1624основание Христиании
1897реставрация
1940гестапо
1945возвращение крепости Норвегии
Статус Музей
Состояние хорошее
Координаты: 59°54′23″ с. ш. 10°44′10″ в. д. / 59.9066056° с. ш. 10.7361778° в. д. / 59.9066056; 10.7361778 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=59.9066056&mlon=10.7361778&zoom=17 (O)] (Я)

За́мок Акерсху́с (норв. Akershus slott) — замок на территории крепости Акерсхус в столице Норвегии Осло.[1] Первоначально был замок Акерсхус, который выступал в роли замка-крепости. В первой половине XVII века замок был перестроен в стиле эпохи Возрождения, приобретя ренессансный облик, и окружён стеной.[1] С этого времени можно говорить о замке Акерсхус и крепости Акерсхус отдельно. Кроме замка на территории крепости есть и иные здания для гарнизона, штаба вооруженных сил Норвегии и министерства обороны и два здания взяты под отдельные музеи (смотри статью "Акерсхус (крепость)").





История

Основателем замка считается конунг Хокон V Святой.
На вдающемся в Осло-фьорд мысе, разделяющем фьорд на две бухты, стоит замок Акерсхус. Крепость у реки Акерс — это самое старое сооружение Осло, сохранившееся с 1308 года, — писал Н. М. Верзилин. Вместе с крепостью в норвежском Тёнсберге, Акерсхус был сильнейшей цитаделью Скандинавии. По легенде, конунг заложил замок-резиденцию после того, как на него напал Альв Эрлингссон из Сарпсборга в 1287 году. Это — первый случай в истории норвежской архитектуры, когда замок был построен из кирпича и камня.

Не известно точно, когда были начаты работы над строением крепости, но принято полагать что это случилось в последние десятилетие XIII века.

Крепость-замок впервые упоминается в письменном виде в 1300 году в письме от короля Хокона к церкви в Осло. В письме, однако, не написано на каком этапе стоят работы строительство. Главной задачей этого укреплённого средневекового замка была защита Осло - города, который стал столицей Норвегии в 1299 году.[1]

Замок пережил осаду 1308 года (шведы под руководством Эрика Кнутссона).

В 1527 году от удара молнии замок загорелся и сгорел дотла.[2]

Зимой 1537 года комендант замка Акерсхус, убежденный лютеранин Могенс Гюльденстьерне, по приказу короля разорил и сжег цистерианское аббатство на соседнем острове. Владения монастыря были переданы в королевскую казну, его строения разобрали, а камни пошли на укрепление замка Акерсхус.[2]

В 1624 году король Кристиан IV закладывает у стен крепости новый город, которому даёт своё имя — Кристиания. В первой половине XVII века замок был перестроен в стиле эпохи Возрождения, приобретя ренессансный облик, и окружён стеной.[1]

Позднее замок прошёл несколько перестроек, а в XVIII - начале XIX века пришёл в упадок. С конца XVIII века замок используется как королевская тюрьма. В 1787-97 здесь провёл остаток своих дней норвежский узник совести Кристиан Лофтхус.[1]

В связи с тем, что замок пришёл в упадок в первой половине XIX века была проведена полная реставрация замка и он стал использоваться для правительственных приёмов.[1]

В конце XIX века в Акерсхусе были начаты реставрационные работы. Петер Бликс был автором первого, представленного в 1896 году, проекта реставрации крепости. В 1897 году его проект был одобрен и получил грант от норвежского парламента. В начале XX века на территории замка был основан музей. Реставрационные работы велись здесь вплоть до 1976 года, когда был завершён зал Олава, где сейчас проводят официальные мероприятия.

В течение пятилетней оккупаций, в замке размещалась гестапо, и там были казнены немцами несколько человек. Оккупация закончилась 11 мая 1945 года, когда замок был передан немцами в норвежские руки.

В замковой часовне похоронены норвежские монархи: конунг Сигурд I, конунг Хокон V, королева Ефимия, король Хокон VII, королева Мод, король Улаф V и кронпринцесса Марта.

Достопримечательности

Сейчас в замке действует музей:

  • Помещения замка Акерсхус. Замок с часовней и крепость открыты для посещения туристам. Посетители могут осмотреть банкетные залы, официальные резиденции и тюремные камеры. Вход в музей отдельно платный.

Помещения замка Акерсхус открытые для туристов

Внутренний двор замка.

Замок имеет собственный небольшой двор окружённый строениями замка в который можно попасть через входные ворота замка. Собственно это и есть главный вход в замок. С внутреннего двора сегодня вход для туристов через Восточное крыло (сегодня главный вход).

Западное крыло замка

Это крыло замка включает в себя:

  • Помещение кухни в замке Кристиана IV. Остатки пекарной печи и камина до сих пор видны в стене.[1]
  • Кабинет судебного исполнителя, главной задачей которого был сбор налогов в губернии Акерсхус. В этой комнате он и его помощники вели счёт товарам и деньгами поступающим от налогоплательщиков с Восточной Норвегии.[1]
  • Потайной ход - часть внутреннего прохода, соединяющего северное и южное крыло замка.[1]
  • Классная комната. В XVII веке здесь обучали детей губернатора, который жил и работал в замке.[1]

Подземелья

В XVII веке подземная часть замка переделана в тюрьму - здесь оборудовали четыре камеры заключения. Одна из камер получила зловещее название "Ведьмина Яма" (норв. Trollkjerringhullet).[1]

Королевский Мавзолей

Усыпальница норвежской королевской семьи была спроектирована архитектором Арнстейном Арнеберг. Работы по её строительству были завершены в 1948 году.[1] Здесь покоятся следующие персоны:

  • В белом мраморном саркофаге покоятся король Хокон VII (1872-1957) и королева Мод (1869-1938).[1]
  • В зелёном бронзовом саркофаге покоятся король Улаф V и кронпринцесса Марта (1901-1954).[1]
  • На противоположной стороне, в стене, находятся три шкатулки с черепами средневековой королевской семьи, найденный в развалинах церкви в старой части города Гамлебиен (норв. Gamlebyen).[1]
  • Слева захоронены основатель замка Хокон V и королева Ефимия, справа - Сигурд I Крестоносец (норв. Sigurd Jorsalfarer).[1]

Часовня

Часовня была оборудована в замке в XVI веке. В последующие годы помещение часовни было неоднократно отреставрировано и переоборудовано. Алтарь, амвон и купель, исполненные в стиле барокко, датируются приблизительно 1750 годом. Остальной интерьер прошёл реставрацию в 1900-х годах. Часовня является местом погребения членов королевской семьи и главной церковью Вооружённых сил Норвегии. Она используется сегодня для проведения богослужений, бракосочетаний и концертов.[1]

Сорвиголова

Сорвиголова - название центральной башни, возведённой в замке в средние века. Сегодня о её существовании свидетельствуют только остатки гранитного камня в трёх стенах этой комнаты. Эта комната, как и всё западное крыло замка, была отреставрирована архитектором Арнстейном Арнеберг в 1930-х годах. Макет замка, выполненный архитектором Хольгером Синдинг-Ларсен, помогает представить как замок выглядел XIV веке. На северной и южной стенах висят свадебные ковры из Гудбрандсдален, датированные XVII веком[1] и изначально сделанные для украшения кровати в брачную ночь.[3]

Восточное крыло

В средние века здесь находился склад для хранения предметов домашнего обихода. Сегодня это главный вход в ту часть замка, которая открыта для посещения.[1]

Зал Кристиана IV

Интерьер зала выполнен в стиле барокко. В начале XVII столетия зал был роскошно отделан и являлся королевскими апартаментами Кристиана IV. Во время правления этого монарха помещение разделили на несколько комнат, которыми пользовались король и королева во время своих визитов в Норвегию. Позднее в этих комнатах заседало верховное собрание, предшественник Верховного суда Норвегии. Все три гобелена, украшающие северную стену, сотканы в Брюсселе в середине XVII века. На них изображены из Испанской школы сцены верховой езды в Вене. Эти ковры - одни из самых ценных предметов замка на сегодняшний день. В настоящее время в зале Кристиана IV устраивают торжественные приёмы.[1]

Покои принца и Зелёный кабинет

Во времена правления Кристиана IV эти две комнаты были частью королевских апартаментов и служили спальней. Сегодня здесь проводятся правительственные приёмы. Поэтому при реставрации не было сделано попытки воссоздать первоначальный интерьер. Например, Вы не увидите здесь кроватей. Замок обставлен мебелью XVII-XVIII веков, которая была приобретена после реставрации замка.[1]

Зал Ромерике

Зал назван в честь крестьян из северо-восточной части Норвегии, которые восстанавливали это крыло замка после большого пожара 1527 года. Согласно поверьям, их призраки до сих пор обитают в этой части замка. В XVII веке в помещении зала размещались конторы губернатора Норвегии, который являлся официальным представителем датского короля. В наши дни этот зал используется для проведения торжественных обедов и вмещает около 180 гостей.[1]

Зал Маргареты I

Зал расположен в самой старинной части замка, в северном крыле. Первоначально здесь находилась гостиная, обставленная специально для придворных дам. Зал получил своё название в честь королевы Маргариты I Датской (1353-1412), жены норвежского короля Хокона VI. После смерти мужа она стала регентшей, а потом и королевой Норвегии, Дании и Швеции. Королева приняла участие в создании союза Кальмарская уния (норв. Kalmarunionen), объединившего под одной короной все три скандинавских королевства. В юности Маргарита прожила несколько лет в Акерсборге, но где располагались её королевские апартаменты в XIV веке осталось неизвестным. Позже это помещение было отдано под судебный и банкетный зал.[1]

Зал Улафа V

Предполагается, что здесь находился большой зал средневекового замка. Позднее весь этот этаж был разрушен при пожаре. Зал, каким вы видите его сегодня, приобрёл свой нынешний вид в 1900-х годах. За основу были взяты образцы норвежского и английского интерьера конца XIV века. Сегодня зал используется для проведения концертов, театральных постановок и официальных мероприятий.[1]

Сувенирный магазин и кабинет писателя Генрика Вергеланд (норв. Henrik Wergeland)

Из зала Улафа V спустившись вниз по ступенькам башни попадаем к выходу через контору управляющего (норв. Redesvennens kammer), где в настоящее время находится сувенирный магазин. Отсюда можно видеть кабинет писателя Генрика Вергеланд в период его службы государственным архивариусом.[1]

Напишите отзыв о статье "Акерсхус (замок)"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 Туристический проспект замка-крепости Ахерсхус: "Замок и крепость Ахерсхус" (на русском языке).
  2. 1 2 [www.allcastles.ru/castles/norway/akershus Замки Крепости. >> Крепость Акерсхус.]
  3. A Brief Guide to Akershus Castle. (На английском языке).

Ссылки

Контактные номера:

  • E-mail: akershusslott.kontakt@mil.no
  • Telephone: +47 22412521

Отрывок, характеризующий Акерсхус (замок)

– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.