Акимов, Анатолий Михайлович

Анатолий Акимов
Общая информация
Полное имя	Анатолий Михайлович Акимов
Родился	24 марта (6 апреля) 1915(1915-04-06) Москва, Российская империя
Умер	10 августа 1984(1984-08-10) (69 лет) Москва, РСФСР, СССР
Гражданство	СССР
Рост	183 см
Вес	77 кг
Позиция	вратарь
Карьера
Клубная карьера*
1931	Трёхгорка
1932—1934	Дукат
1934	Промкооперация
1935—1937	Спартак (Москва)	23 (–22)
1938	Динамо (Москва)	15 (–18)
1939—1944	Спартак (Москва)	31
1945—1948	Торпедо (Москва)	77
1949—1951	ВВС (Москва)	42
1951—1952	Торпедо (Москва)	3
Тренерская карьера
1954—1957	ФШМ (Москва)
1958—1960	Вьетнам
1961—1962	Спартак (Ереван)
1963—1964	Шинник (Ярославль)
Государственные награды
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.

Анато́лий Миха́йлович Аки́мов (24 марта (6 апреля) 1915, Москва, Российская империя — 10 августа 1984, Москва, РСФСР, СССР) — советский футболист, вратарь. Заслуженный мастер спорта СССР (1940), Заслуженный тренер РСФСР (1963). Выступал за московские команды «Трёхгорка», «Спартак», «Динамо», «Торпедо» и ВВС. Играл за сборную Москвы, в том числе в матчах с иностранными командами.

Игровая карьера

Ранние годы

Отец Анатолия Акимова был страстным футбольным болельщиком и впервые взял с собой сына на стадион «Трёхгорка», когда тому было около восьми лет. Из всех футболистов местной команды маленькому Толе больше всего запомнился вратарь Борис Баклашов. Он сам захотел стать вратарём и с тех пор во всех матчах дворовых футбольных команд неизменно занимал место в воротах. В детские годы Акимов сильно увлекался футболом, со сверстниками играл много в матчах двор на двор и переулок на переулок. Вместе с друзьями он регулярно посещал матчи местной команды «Трёхгорка», за игрой наблюдал из-за забора стадиона, сидя на дереве. Акимов стал горячим поклонником вратаря «Трёхгорки» Михаила Леонова, на тренировках подавал ему мечи, внимательно следил за его манёврами и приёмами.

Весной 1931 года старший тренер «Трёхгорки» Иван Тимофеевич Артемьев организовал детские футбольные команды. Акимов был принят в команду, но место в воротах было уже занято, и ему пришлось играть в нападении на позиции правого инсайда. Однако он не оставлял мечту стать вратарём и при каждом удобном случае тренировался в воротах. Часто Акимов посещал тренировки старшей команды, наблюдал за тренировками вратарей. Иногда уставший вратарь уступал Анатолию место в воротах. Старшие футболисты заметили успехи молодого игрока и взяли его вратарём в пятую команду клуба. В том же 1931 году Акимов стал играть в набиравший популярность гандбол, также играл на позиции вратаря. В летний сезон он совмещал игру в футбол и в гандбол, осенью выступал за сборную Москвы по гандболу. Гандболом он продолжал заниматься до 1936 года, всё это время являлся игроком сборной столицы. В то же время он находил время и для участия в соревнованиях по волейболу.

Становление

Вскоре тренерский коллектив доверил Акимову место в воротах третьей команды «Трёхгорки». После дебютной игры в первенстве Москвы против коллектива СКИГ, которую он отстоял без грубых ошибок, он закрепился в третьей команде. Анатолий регулярно посещал тренировки старших команд клуба, внимательно следил за игрой более опытных вратарей. Весной 1934 года Акимов стал вратарём первой команды столичного «Дуката». В том же году на стадионе «Трёхгорки» начал тренироваться коллектив «Промкооперации», многие товарищи Акимова по «Трёхгорке» перешли в этот коллектив. Сам он регулярно приходил на командные тренировки и занимал место в воротах. На Анатолия обратил внимание Николай Петрович Старостин, председатель тренерского совета «Промкооперации», и позвал в четвёртую команду клуба. Акимов охотно согласился.

После двух хорошо проведённых матчей в составе четвёртой команды «Промкооперации» Акимов был переведён в третью команду. В то же время он участвовал в тренировках первой команды, подменял основного вратаря Ивана Филиппова. Вскоре травмированного Филиппова Акимов подменил в матче первой команды с ЦДКА. Ещё дважды по ходу сезона Анатолий защищал ворота первой команды. Весной 1935 года вратарём первой команды «Спартака» (созданного в апреле 1935 года на базе «Промкооперации») стал Иван Рыжов. Акимов стал вратарём второй команды и сменщиком Рыжова, несколько раз по ходу сезона подменял его в первой команде.

В конце 1935 года сборная Москвы получила приглашение сыграть во Франции с парижским «Расингом». Сборная была составлена из игроков лучших столичных клубов, Динамо и Спартака. Наряду с известными футболистами в делегацию взяли нескольких молодых игроков из вторых команд, включая Анатолия Акимова. Уже в Париже тренеры сборной решили, что основные кандидаты на место вратаря, Рыжов и Квасников, из-за волнения могут не справиться с нервами и наделать ошибок. Николай Старостин настоял на том, чтобы ворота сборной Москвы защищал Акимов, хорошо проявивший себя на тренировках. 1 января 1936 года состоялся матч. Французские футболисты играли по системе «дубль-вэ», с которой московские игроки не были знакомы. В результате центральный нападающий «Расинга» Роже Куар раз за разом проходил защитников и оказывался один на один с Акимовым. Куару удалось забить дважды, множество опасных его ударов Акимов смог взять. Несмотря на поражение советской команды со счётом 1:2, на следующий день французская пресса восторгалась игрой советского вратаря, которого окрестила «человеком-угрём» и поставила в один ряд с выдающимися европейскими вратарями.

Основной вратарь «Спартака»

После возвращения из Франции в начале 1936 года Акимов вместе со многими другими футболистами «Спартака» поддерживал спортивную форму, играя в хоккей с мячом на первенство Москвы. Играл он за четвёртую команду клуба, причём не на вратарской позиции, а на месте правого инсайда. Благодаря мастерству, показанному в парижском матче, Акимов получил место в воротах первой команды «Спартака». 6 мая 1936 года молодой вратарь впервые предстал в новом качестве перед московской публикой. В товарищеском матче на стадионе «Сталинец» «Спартак» встречался с московским «Динамо». Перед игрой газеты расхваливали Акимова, называя его чуть ли не лучшим вратарём мира, болельщики на стадионе ждали от голкипера чего-то выдающегося. Всё это сказалось на игре Анатолия, он сильно нервничал, допустил ряд грубых ошибок и пропустил пять голов. После матча игроки «Спартака» покидали поле под оглушительный свист болельщиков. Этот матч Акимов вспоминал как самый тяжёлый в своей карьере.

Перед столичными зрителями Акимов был опозорен, долгое время не мог прийти в себя. Лишь в середине сезона 1936 года тренеры «Спартака» снова стали ставить Анатолия в ворота, сперва на матчи, которые игрались в Киеве и Ленинграде, затем уже позволили реабилитироваться перед московскими болельщиками. В осенней части сезона Акимов вернул себе былое хладнокровие, снова стал основным вратарём «Спартака». Он защищал ворота команды в товарищеском матче с турецкими футболистами и в матче с ЦДКА, победа в котором принесла спартаковцам титул осенних чемпионов СССР 1936 года. По итогам сезона Акимов был признан лучшим вратарём Москвы. В 1937 году Анатолий стал одним из героев победного матча со сборной Басконии. Баскские футболисты, игроки высокого европейского класса, во время визита в СССР потерпели лишь одно поражение, от московского «Спартака» со счётом 6:2. Акимов провёл встречу на своём «парижском» уровне, отразив немало опасных ударов. За победу над басками Акимов в числе других спортсменов был награждён орденом «Знак Почёта». В 1937 году «Спартак» с Акимовым в воротах стал чемпионом III Международной рабочей олимпиады.

В 1938 году Акимов перешёл в московское «Динамо», которое удачно выменяло его у «Спартака» на своего вратаря Квасникова. Ворота динамовцев Анатолий защищал в 15 матчах чемпионата СССР. Сезон для «Динамо» вышел неудачным, в чемпионате команда стала лишь пятой, из Кубка СССР вылетела после первого же матча. В 1939 году Акимов вернулся в родной «Спартак» и снова занял место в воротах. В команду в том сезоне пришло много молодых игроков, как и другие советские команды «Спартак» осваивал европейскую тактическую схему с тремя защитниками. Спартаковцы в 1939 году выиграли и чемпионат и Кубок СССР. Летом 1940 года Акимов вместе со «Спартаком» играл в Болгарии с двумя местными клубами, оба матча были выиграны советскими футболистами. После возвращения из Болгарии Акимову в числе других футболистов «Спартака» было присвоено звание заслуженного мастера спорта СССР.

В годы Великой отечественной войны футбольный чемпионат СССР не проводился. Многие футболисты ушли на фронт, другие работали на тыловых предприятиях. Всю войну Анатолий Акимов проработал на Московском автозаводе в отделе технического контроля. Он продолжал тренироваться, но делал это нерегулярно.

Послевоенный период

В 1945 году возобновился чемпионат СССР. Акимов был уже игроком московской команды «Торпедо». За командой этой, входившей в пятёрку сильнейших в Советском Союзе, закрепилась репутация грозы лидеров. Торпедовцы регулярно обыгрывали сильные московские команды — «Динамо», «Спартак», ЦДКА, но слабо играли с командами из нижней части турнирной таблицы. В первом послевоенном чемпионате СССР «Торпедо» заняло третье место, которое стало лучшим достижением команды за то время, что в ней выступал Акимов, а в 1947 году проиграло в финале Кубка СССР «Спартаку». Регулярно проводились товарищеские встречи с зарубежными командами: осенью 1945 года состоялось триумфальное турне «Торпедо» по Болгарии, в 1946 году уже в Москве был обыгран софийский «Локомотив» (в том матче Акимов взял удар с пенальти), в том же году состоялись матчи с польскими командами, в 1947 году турне по Венгрии завершилось с общим счётом 13:4 в пользу торпедовцев.

В 1949 году Акимов сменил ставшее ему родным «Торпедо» на клуб ВВС, протекцию которому оказывал Василий Сталин. Переходить в эту команду Анатолий не хотел, но чувствовал себя обязанным Сталину, который помог ему с лечением, а потому согласился. В 1950 году на должность главного тренера команды ВВС пришёл Гайоз Джеджелава, с которым у Акимова отношения не сложились. Через год Сталин по требованию тренера отчислил Анатолия из команды. Акимов вернулся в «Торпедо», где в следующие полтора года изредка играл. Из-за болезни он пропустил финал Кубка СССР 1952 года, в котором торпедовцы обыграли «Спартак». Из-за плохого здоровья и желания дать дорогу молодым футболистам в 1952 году Акимов завершил игровую карьеру.

Тренерская карьера

• Тренер ФШМ (Москва) (1954—1958)
• Главный тренер сборной Демократической республики Вьетнам (1958—1960)
• Главный тренер клуба «Спартак» (Ереван) (1961—1962)
• Главный тренер клуба «Шинник» (Ярославль) (1963—1964)
• Начальник команды «Шинник» (Ярославль) (1965)
• Начальник команды «Волга» (Горький) (1966)

Характеристика игрока

Один из сильнейших вратарей советского футбола за все годы. Высокий, гибкий, с взрывной реакцией, действующий просто и чётко, Акимов одинаково уверенно отражал как верховые, так и низовые мячи, исключительно точно выбирал место в воротах. Случались и досадные срывы. Но отличавшийся склонностью к самоанализу Акимов после каждой неудачной игры детально разбирал свои ошибки и в следующем поединке действовал с повышенной долей надёжности. Его отличали предельная самоотверженность и тактическая грамотность. Именно Акимов первым из советских вратарей освоил технику отражения мяча кулаками — глядя на него, этот приём начали применять и другие стражи ворот.

Личная жизнь

Анатолий Акимов был женат на известной советской легкоатлетке, чемпионке СССР Наталье Петуховой. Познакомились они в середине 1930-х годов в поезде, до свадьбы встречались пять лет, поженились 31 мая 1939 года. После свадьбы жили скромно, в коммунальной квартире, которую делили сперва с Виктором и Василием Соколовыми, позже с Иваном Мозером. Сын Сергей стал кандидатом технических наук. Внук Иван — байкер, член клуба «Ночные Волки».

Неоднократно дома у Акимова бывал Василий Сталин, друживший со многими советскими спортсменами. Когда Акимов тяжело заболел туберкулёзом, Сталин устроил его в хороший госпиталь, где футболиста вылечили. Акимов был лично знаком с писателем Львом Кассилем, близким другом не был, но бывал у него в гостях. В 1958 году Кассиль в подаренном футболисту экземпляре книги «Вратарь республики» в авторской подписи написал, что именно Анатолий Акимов являлся прообразом главного героя романа — Антона Кандидова.

В 1967 году Акимов тяжело пострадал в автомобильной аварии, произошедшей в Чите. Он сидел на переднем сиденье такси, когда водитель заснул за рулём и врезался в молоковоз. После аварии Акимов долго ходил с тростью, не мог больше водить машину. В последние годы жизни Анатолий Михайлович тяжело болел. Сначала ему поставили ошибочный диагноз — радикулит, после выяснилось, что у него рак предстательной железы. Умер 8 августа 1984 года в своей московской квартире. Похоронен на Ваганьковском кладбище.

Достижения

• Чемпион СССР: 1936 (осень), 1939.
• Серебряный призёр чемпионата СССР: 1937.
• Бронзовый призёр чемпионата СССР: 1936 (весна), 1940, 1945.
• Обладатель Кубка СССР 1939.
• В списке 33 и 55 лучших 12 раз:

№ 1 — 8 раз: 1936, 1937, 1938, 1940, 1941, 1942, 1946, 1948

№ 2 — 4 раза: 1939, 1945, 1947, 1949

Библиография

• «Записки вратаря» (М., 1953, 1957, 1968)
• «Игра футбольного вратаря» (М., 1978)

Литература

• Акимов, А. Записки вратаря. — Москва: Физкультура и спорт, 1968. — 208 с.
• Нисенбойм, Э., Расинский, В. Спартак Москва. Официальная история 1922-2002. — Москва: МС Медиа, 2002. — 870 с. — ISBN 5-902215-01-3.
• «Всё о футболе». — Москва: «Физкультура и спорт», 1972.

Ссылки и источники

• [spartak.com/main/team/first/154 Профиль на официальном сайте ФК «Спартак» (Москва)] (рус.)
• [www.championat.ru/football/article-31344.html Человек-Угорь]
• [shinnik1957.ru/2011/09/anatoliy_akimov/ Анатолий Акимов. Планы Шинника на сезон 1964 года]

Отрывок, характеризующий Акимов, Анатолий Михайлович

– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.


Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.