Акимов, Иван Акимович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Акимов Иван Акимович
Дата рождения:

22 мая (2 июня) 1755(1755-06-02)

Место рождения:

Санкт-Петербург

Дата смерти:

15 (27) мая 1814(1814-05-27) (58 лет)

Место смерти:

Санкт-Петербург

Стиль:

классицизм

Работы на Викискладе

Ива́н Аки́мович Аки́мов (22 мая (2 июня) 1755, Санкт-Петербург — 15 (27) мая 1814, Санкт-Петербург), российский живописец, представитель классицизма.





Биография

Сын наборщика Сенатской типографии, десяти лет от роду написал прошение о приёме в Академию художеств, изложив несчастные обстоятельства и бедность своей жизни, и был принят в воспитанники.

Акимов обладал преподавательским даром и имел весьма большое влияние на образование русских исторических живописцев, хотя сам не был первоклассным художником, в частности, по своим произведениям ставился ниже своего современника Г. И. Угрюмова. Иван Акимович был, возможно, одним из первых историографов русского искусства. Хорошо известна его статья «Краткое историческое известие о некоторых Российских художниках, „Северный вестник“, СПБ. 1804, ч. 1, № 3.». Занимался также драматической литературой.

Акимов завещал Академии капитал в 15 тысяч рублей ассигнациями на содержание двух стипендиантов его имени.

  • 1769 — получил 2 серебряные медали.
  • 1771 — серебряная медаль.
  • 1772 — две золотые медали.
  • 1773 — за картину «Великий князь Святослав, целующий мать и детей своих по возвращении с Дуная в Киев» получил золотую медаль.
  • 17731778 — стипендиат от Академии Художеств в Италии. Посетил Париж, Авиньон, Лион, Геную, потом Болонью, учился в болонской Пиоклементинской академии у Гандольфи, но ввиду того, что обучение там было поставлено весьма неудовлетворительно, Акимов через год перебрался в Рим. Позже, по приказу Академии, возвращается в Болонью, где заканчивает «Прометея, делающего статую по приказу Минервы». Потом опять жил в Риме, в Венеции и Флоренции.
  • 1779 — преподаватель в Академии Художеств, помощник профессора Г. И. Козлова.
  • 1782 — избран академиком в Академию Художеств за картину «Самосожжение Геркулеса на костре в присутствии своего друга Филоктета по поолучении смертоносной одежды от своей бывшей возлюбленной Деянири, похищенной Кентавром Несусом».
  • 1785 — адъюнкт-профессор Академии.
  • 1794 — адъюнкт-ректор Академии Художеств.
  • 17961800 — по представлению президента Академии Мусина-Пушкина назначен директором Академии Художеств.

Скончался в 1814 году, похоронен на Смоленском православном кладбище Санкт-Петербурга.

Основные работы Акимова

  • «Прометей делает статую по приказанию Минервы», 1775, ГРМ
  • «Великий князь Святослав, целующий мать и детей своих по возвращении с Дуная в Киев» (1773, хранится в Третьяковской галерее, Москва),
  • «Геркулес на распутье» (1801, хранится в Русском музее, Санкт-Петербург).
  • «Самосожжение Геркулеса на костре в присутствии его друга Филоктета», 1782, ГТГ.

В начале XX века прекрасные рисунки работы Акимова находились в собраниях С. С. Боткина и гр. Е. В. Мордвиновой. Одна из работ художника поступила в 1920 году в художественный музей Синебрюхова.

Напишите отзыв о статье "Акимов, Иван Акимович"

Литература

Ильина Т. В., Станюкович-Денисова Е. Ю. Русское искусство XVIII века. + CD. Учебник для бакалавриата и магистратуры. Москва: Юрайт, 2015. с. 479-480 ISBN 978-5-9916-3527-1

Ссылки

Отрывок, характеризующий Акимов, Иван Акимович

– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…