Акино, Корасон

Корасон Акино Corazon Aquino <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Корасон Акино</td></tr>
11-й президент Филиппин
25 февраля 1986 года — 30 июня 1992 года
Глава правительства:	Сальвадор Идальго Лаурель (1986-1987)
Вице-президент:	Сальвадор Идальго Лаурель
Предшественник:	Фердинанд Маркос
Преемник:	Фидель Рамос
Автограф:
Награды:

Мари́я Корасо́н Кохуангко-Аки́но (исп. María Corazón Cojuangco-Aquino, 25 января 1933, Паники, Тарлак, Филиппины — 1 августа 2009), также известная как Кори Акино — президент Филиппин с 1986 по 1992 годы.

Биография

Родилась в провинции Тарлак в богатой семье смешанного происхождения (филиппинского, китайского и испанского), была одной из шести детей.

В 1948-1953 годах училась в США, получила квалификацию учителя математики и переводчика с французского. Вернувшись на родину, поступила на юридический факультет филиппинского Дальневосточного университета.

В 1954 году вышла замуж за Бенигно Акино — сына бывшего председателя Национальной Ассамблеи. Бенигно Акино сделал успешную политическую карьеру — в 1955 году стал мэром города Консепсьон, позднее — губернатором провинции Тарлак, а 1967 году — сенатором. Всё это время Корасон Акино была домохозяйкой, у них родилось пять детей — сын Бенигно Акино III и четыре дочери.

В 1973 году президент Филиппин Фердинанд Маркос, опасаясь исхода будущих президентских выборов, ввёл военное положение и приказал арестовать наиболее видных оппозиционеров — в том числе и Бенигно Акино. Он провёл под арестом семь лет, и в это время стартовала политическая карьера Корасон Акино, начавшаяся с выступлений в поддержку своего мужа и организации парламентской избирательной кампании в 1978 году.

После вмешательства президента США Джимми Картера, сенатор Акино, которого считали единственно способным возглавить и объединить оппозицию маркосовскому режиму, был освобождён из тюрьмы и выслан из страны с семьёй. В 1983 году он попытался вернуться в страну и был застрелен в аэропорту Манилы (позже аэропорт назвали в его честь). Похороны Бенигно Акино собрали самую многолюдную манифестацию в истории страны. Противники Маркоса надели жёлтые ленточки (именно поэтому последующие события называют Жёлтой революцией).

Приход к власти

Корасон Акино после гибели мужа стала одним из лидеров оппозиции. Она стала кандидатом на президентских выборах, которые прошли в феврале 1986 года. Президентская кампания была отмечена насилием и убийствами со стороны властей и завершилась объявлением действующего президента Маркоса победителем. Тем не менее, сторонники Акино не признали этого исхода, и 22 февраля оппозиция, поддержанная министром обороны и заместителем главнокомандующего, вынудила Маркоса уйти в отставку. Попытка его вице-президента Артуро Толентино взять власть в свои руки провалилась — он не нашёл поддержки у военных и населения. Корасон Акино 25 февраля 1986 года вступила в должность президента.

Сразу же после вступления на пост, президент Акино издала Воззвание № 3, установившее временное революционное правительство. В её правление была принята новая конституция Филиппин: сперва она отменила конституцию 1973 года, действовавшую во время военного положения, а также своим декретом ввела временную «Конституцию свободы» 1986 года, действовавшую до ратификации Конституции 1987 года.

Приход к власти Корасон Акино стал символом демократических реформ. Сама Акино была названа «женщиной года» журналом «Time» и номинировалась на нобелевскую премию мира.

Президентство Корасон Акино

Были проведены законодательные реформы во многих отраслях, в первую очередь в аграрном секторе. 22 февраля 1987 года, через три недели после ратификации новой конституции, крестьяне и сельскохозяйственные рабочие прошли маршем к президентскому мосту, требуя подлинной земельной реформы; морпехи встретили их огнестрельным огнём, убив 12 и ранив 19 человек. Эта трагедия заставила некоторых видных членов кабинета Акино подать в отставку, однако она также подстегнула проведение перераспределения земельных наделов по законодательным актам 1987—1988 годов.

Пытаясь совладать с процветавшим при Маркосе кумовским капитализмом, Корасон Акино вела политику демонтажа картелей, монополий и олигополий, в частности, в сахарной и кокосовой промышленности. Одновременно, чтобы соблюсти бюджетную дисциплину, она занималась дерегулированием и приватизацией многих отраслей экономики. Взвесив разные варианты, Акино приняла непопулярное решение, согласвишись выплачивать накопленный её предшественником внешний долг в 28 млрд долларов США. При Акино были обнародованы новые правовые кодексы — Семейный кодекс 1987 года, Административный кодекс 1987 года и Кодекс местного самоуправления 1991 года. Ей также удалось добиться вывода американских военных баз из страны.

Языковой вопрос в годы правления Акино

Испанский язык был единственным официальным языком страны в 1521—1898, затем одним из трёх официальных наряду с тагальским и английским до 1973. В годы правления Корасон испанский язык на Филиппинах практически вышел из употребления и был заменён английским. Испанский, однако, продолжал изучаться как обязательный школьный предмет до 1986. Акция по возрождению испанского языка в стране началась лишь в 2008, когда президентом Филиппин стала Глория Арройо.

Военные перевороты против Корасон Акино

С учётом того, что обе палаты парламента контролировались её сторонниками, политическая оппозиция не была сильна. Тем не менее, за время правления Акино было совершено несколько попыток военного переворота. В 1986—1987 годах произошло шесть попыток переворота. Самая крупная — шестая — произошла 28 августа 1987 года, в ходе мятежа убито 53 человека и ранено более 200, в том числе ранение получил сын Корасон Акино. В ходе седьмого мятежа в январе 1989 года погибло 99 человек. Однако все эти попытки потерпели неудачу.

Корасон Акино отказалась выставить свою кандидатуру на следующих президентских выборах в 1992 году, президентом стал поддержанный ею кандидат — министр обороны Фидель Рамос. После окончания президентских полномочий она вернулась к частной жизни, однако позже участвовала в событиях революции 2001 года (поддерживая Глорию Макапагал-Арройо против президента Джозефа Эстрады) и в избирательной кампании своего сына в Сенат в 2007 году.

После ухода с политической сцены Корасон Акино отмечена несколькими премиями — в 1996 году ей была вручена премия Уильяма Фулбрайта, журнал «Time» в 1999 году включив её в список 20 самых влиятельных азиатов XX века, а в 2006 году — в список 65 героев Азии.

Её единственный сын Бенигно Акино в качестве кандидата от Либеральной партии получил большинство голосов на выборах президента Филиппин, состоявшихся 10 мая 2010 года.

Скончалась 1 августа 2009 года. Похоронена в крипте кафедрального собора Манилы.

Отрывок, характеризующий Акино, Корасон

– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.