Акиту

Акиту
</td>
Диорама с изображением ворот Иштар и участка церемониальной дороги («Священного пути»). Модель в Пергамском музее в Берлине
Тип	праздник, отмечавшийся в Месопотамии, ныне не празднуется
также	Загмук
Значение	праздник весны
Установлен	в честь прихода весны
Отмечается	в Шумере, Аккаде, Вавилоне и Ассирии
Дата	осень — весна
Традиции	перевозка статуи бога Мардука из его храма в специальный храм по церемониальной дороге

Акиту (другое название Загмук — «праздник судеб») — месопотамский праздник весны, проводившийся с участием как знати, так и простого люда. Был распространен в Шумере и Аккаде, а также в Вавилоне и Ассирии. Название праздника не имеет этимологии ни в шумерском, ни в аккадском языке, возможно, его название было иностранным.

Праздник был связан с культом вавилонского бога Мардука.

В начале 1-го тысячелетия до н. э. праздник объединился с праздником Священного брака, в итоге эти два праздника стали одной большой церемонией.

Распространение

До Саргона I праздник был известен в шумерском городе Уре, под конец 3-го тысячелетия до н. э. праздник был распространен в Ниппуре, а также, вероятно, в Умме и Лагаше. Праздник стал широко распространенным в Вавилоне и Ассирии, во время старовавилонского периода.

Время проведения

Изначально праздник отмечался осенью, затем стал праздноваться весной. В Уре, а впоследствии и в Ниппуре праздник отмечался два раза в год: весной и осенью, в шестом (или четвёртом) месяце, а также в двенадцатом месяце.

События на празднике

Что конкретно происходило на празднике, ныне не известно.

В Вавилоне

В Вавилоне праздник был посвящён богу Мардуку. Одним из самых главных моментов праздника было посещение так называемого «дома Акиту» (также известного как «Храм Нового Года») — здания, бывшего близким по предназначению к храмам. Это здание находилось за пределами городских стен, около канала.

Существовала процессия, во время которой статуя бога Мардука вывозилась из храма, клалась на корабль, после чего статую везли в «дом Акиту». В это же время в Вавилон свозили идолы других богов. Возвращали статую также на корабле. Во время раскопок в древнем Вавилоне были найдены остатки так называемого «Священного пути», использовавшегося в этой церемонии. «Священный путь» проходил по каналу вдоль вавилонских улиц, в частности, путь проходил вдоль улицы Айибуршабу, затем через ворота Иштар, а также вдоль крепостных стен. Археологи нашли среди развалин Вавилона гимны и прочие тексты, связанные с праздником Акиту.

В церемонии принимал участие царь — в частности, царь участвовал в вывозе статуи из храма. Кроме того, после того как царь привозил статую к храму, верховный жрец должен был избить плетью царя. Считалось, что если царь заплачет, будущий год будет для царя счастливым, в противном случае его правление закончится. Простой люд в церемонии также участвовал. Простой люд ассоциировал праздник с периодом веселья и радости.

Во время праздника Акиту в храме Мардука неоднократно происходила декламация поэмы о Сотворении (Энума элиш — «когда сверху»), в которой воспроизводился мифический бой между богом Мардуком и Тиамат.

В других городах

Региональные праздники акиту проводились в различных городах с III тысячелетия до н. э.. В городах Ниппуре и Ширпурле праздник проводился в честь богов Нигирсу и Бау, он считался днем свадьбы этих богов. В одном из писем Шамши-Адада I Ясмах-Ададу, обнаруженных в Мари, упоминается праздник акиту, проводимый в апреле-мае.

В зависимости от города праздники акиту могли быть посвящены иным богам, кроме Мардука. В частности, в Уруке праздник был посвящён богу Ану, в Аккаде праздник был посвящён Иштар. В Ассирии праздник праздновался в городах Ашшур и Ниневия, в последней он был посвящён Иштар.

Предназначение

Предназначение праздника Акиту точно не известно. Имеются предположения, что праздник возвещал пору сеяния и пахания, а также был связан с традицией населения в конце лета выезжать за город осматривать земли.

Литература

Русскоязычная

• Тураев, Борис Александрович. [historic.ru/books/item/f00/s00/z0000044/st011.shtml Вавилонская религия и культура] // История древнего востока / под редакцией Струве В.В. и Снегирева И.Л.. — Ленинград, 1935. — Т. 1. — 340 с. — ISBN 5458241436.
• Саггс, Генри. Глава 11 // [books.google.ru/books?id=SZ-uVIHBdkMC&pg=PT430&dq=%D0%90%D0%BA%D0%B8%D1%82%D1%83&hl=ru&sa=X&ei=QZudVKOiDoH5yQPwyIGgCw&ved=0CBoQ6AEwAA#v=onepage&q=%D0%90%D0%BA%D0%B8%D1%82%D1%83&f=false Величие Вавилона. История древней цивилизации Междуречья]. — 2014. — ISBN 5457080862.
• Бену, Анна. [books.google.ru/books?id=yk1HAgAAQBAJ&pg=PT69&dq=%D0%90%D0%BA%D0%B8%D1%82%D1%83&hl=ru&sa=X&ei=HdidVLypKcTMygOCw4GQCw&ved=0CEUQ6AEwCA#v=onepage&q=%D0%90%D0%BA%D0%B8%D1%82%D1%83&f=false Символизм сказок и мифов народов мира. Человек — это миф, сказка — это ты]. — Litres, 2014. — 3879 с. — ISBN 5457514013.
• Раппопорт, Уриэль. [books.google.ru/books?id=6ROT-eRxSlwC&pg=PA51&dq=%D0%90%D0%BA%D0%B8%D1%82%D1%83&hl=ru&sa=X&ei=HdidVLypKcTMygOCw4GQCw&ved=0CCoQ6AEwAw#v=onepage&q=%D0%90%D0%BA%D0%B8%D1%82%D1%83&f=false От изгнания к независимости: еврейская история в эпоху Второго Храма]. — ISBN 9650605649.

Англоязычная

• Bidmead J. The akītu festival. Religious continuity and royal legitimation in Mesopotamia. — New Jersey, 2002. — ISBN 1-931956-34-0.
• George A. R. House most high. The temples of ancient Mesopotamia. — Winona Lake, 1993. — С. 87-162. — ISBN 0-931464-80-3.

Отрывок, характеризующий Акиту

Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?