Акоста, Оскар Зета

Оскар Зета Акоста
Oscar Zeta Acosta
Род деятельности:	адвокат, писатель
Дата рождения:	8 апреля 1935(1935-04-08)
Место рождения:	Эль-Пасо, штат Техас
Гражданство:	США США
Дата смерти:	1974(1974)
Место смерти:	Мексика

О́скар Зе́та Ако́ста (англ. Oscar Zeta Acosta; 8 апреля 1935, Эль-Пасо, штат Техас, США — 1974, пропал без вести) — американский адвокат, писатель и активист мексиканского происхождения, наиболее известный по дружбе с Хантером Стоктоном Томпсоном, который на страницах «Страха и отвращения в Лас-Вегасе» описал Акосту как своего адвоката доктора Гонзо.

Биография

Оскар Акоста родился в Эль-Пасо, а вырос в небольшом городе Ривербэнк в долине Сан-Хоакин близ Модесто, Калифорния. Его отец принимал участие во Второй мировой войне и Оскару приходилось самому заботиться о своей семье.

После окончания средней школы Акоста вступил в военно-воздушные силы США, по окончании службы поступил в колледж Модесто и стал первым членом семьи, получившим высшее образование. Также посещал вечерние курсы юридической школы в Сан-Франциско и в 1966 году стал адвокатом.

В 1967 году Акоста переехал в Окленд, где начал работать адвокатом и оказывать юридическую помощь бедным. Летом того же года он познакомился с Хантером Томпсоном. В 1968 году Оскар отправился на восток Лос-Анджелеса, где, работая адвокатом, он защищал чиканские группы активистов. Его работа вызывала гнев местной полиции, которая часто преследовала Акосту.

В 1970 году адвокат баллотировался на пост лос-анджелесского окружного шерифа и набрал более ста тысяч голосов. В ходе своей предвыборной кампании Акоста провёл несколько дней в тюрьме за неуважение к суду. В итоге он набрал более миллиона трёхсот тысяч голосов, но всё-таки проиграл Эверетту Холлидею, начальнику местной тюрьмы.

В 1971 году Хантер написал статью об Акосте и несправедливости на востоке Лос-Анджелеса, она вышла в Rolling Stone под названием «Странное громыхание в Ацтлане». В статье также рассматривалось убийство журналиста Los Angeles Times Рубена Саласара. В ходе работы над «Странным громыханием…» Томпсон и Акоста совершили поездку в Лас-Вегас, штат Невада, чтобы иметь возможность открыто обсудить убийство Салазара и расовую несправедливость в Лос-Анджелесе. История этой поездки была увековечена в романе «Страх и отвращение в Лас-Вегасе».

Первый роман Оскара «Autobiography of a Brown Buffalo» был опубликован в 1972 году и представлял собой автобиографическую историю о работе адвоката в Окленде. Второй полуавтобиографический роман «The Revolt of the Cockroach People» вышел в 1973 году и был своеобразным протестом против войны во Вьетнаме.

В 1974 году Акоста отправился в Мексику, где бесследно исчез. Его сын Марко Акоста считает, что был последним человеком, говорившим с отцом. В мае 1974-го Оскар позвонил сыну и сказал, что «собирается сесть в лодку, полную белого снега». В ответ на слухи, что адвокат жив и скрывается в Майами, Хантер Томпсон написал некролог по Акосте. По его словам, Оскар был сильным адвокатом и проповедником, страдавшим от пристрастия к амфетаминам, а также к ЛСД-25. Тело Оскара Зета Акосты так и не было найдено.

Образ в кинофильмах

Оскар Акоста был дважды изображён в кино:

• В фильме 1980 года «Там, где бродит бизон», частично основанном на некрологе Хантера по Акосте и роману «Autobiography of a Brown Buffalo», изображается жизнь Акосты и его отношения с Томпсоном. В фильме адвокат назван Карл Ласло, роль исполнил Питер Бойл. Томпсона сыграл Билл Мюррей.
• В фильме 1998 года «Страх и ненависть в Лас-Вегасе», являющемся экранизацией романа Хантера, показывается поездка Акосты и Томпсона в Лас-Вегас. Адвокат носит имя доктора Гонзо, его играет Бенисио Дель Торо. Роль Томпсона под именем Рауля Дюка играет Джонни Депп.

Литература

• Acosta, Oscar Zeta. [books.google.com.ua/books/about/The_autobiography_of_a_brown_buffalo.html?id=NCcaAAAAYAAJ&redir_esc=y Autobiography of a Brown Buffalo]. — Vintage Books, 1989. — 204 p. — ISBN 0679722130.
• Acosta, Oscar Zeta. [books.google.com.ua/books/about/The_revolt_of_the_cockroach_people.html?id=Tm5yAAAAMAAJ&redir_esc=y The Revolt of the Cockroach People]. — Straight Arrow Books, 1973. — 258 p. — ISBN 0879320605.
• Thompson, Hunter Stockton. [books.google.com.ua/books/about/The_Great_Shark_Hunt.html?id=tESC9BnR85cC&redir_esc=y The Great Shark Hunt]. — Simon & Schuster, 2003. — 624 p. — ISBN 0743250451.

Отрывок, характеризующий Акоста, Оскар Зета

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.