Аксаков, Иван Сергеевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Иван Сергеевич Аксаков

Русский публицист, поэт, общественный деятель
Дата рождения:

26 сентября (8 октября) 1823(1823-10-08)

Место рождения:

с. Надёждино, Белебеевский уезд, Оренбургская губерния

Дата смерти:

27 января (8 февраля) 1886(1886-02-08) (62 года)

Место смерти:

Москва

Гражданство:

Российская империя Российская империя

Род деятельности:

публицист, поэт

Премии:
Демидовская премия
Подпись:

[az.lib.ru/a/aksakow_i_s/ Произведения на сайте Lib.ru]

Ива́н Серге́евич Акса́ков (26 сентября [8 октября1823, Оренбургская губерния — 27 января [8 февраля1886, Москва) — русский публицист, поэт, общественный деятель, один из лидеров славянофильского движения.





Биография

Родился 26 сентября (8 октября1823[1] в селе Надеждино (Куроедово) Белебеевского уезда Оренбургской губернии (ныне Белебеевский район Башкортостана[2]). Третий сын писателя Сергея Тимофеевича Аксакова. Через три года после его рождения семья переехала в Москву. Начальное образование получил дома; известно, что в 10-летнем возрасте он уже читал газеты. Дальнейшее образование получил в Санкт-Петербурге, — в только что основанном тогда Училище правоведения (1836—1842).

Определением Оренбургского дворянского депутатского собрания от 20 июня 1840 года вместе с братьями Константином, Григорием и Михаилом был внесён в VI часть дворянской родословной книги Оренбургской губернии.

В 1842 году И. С. Аксаков вернулся в Москву и 18 июня, в чине титулярного советника, занял должность помощника секретаря во II-м отделении 6-го уголовного департамента Сената. Выражением чувств и сомнений, волновавших молодого чиновника при первых шагах на служебном поприще, явилось его первое крупное произведение в стихах: «Жизнь чиновника, мистерия в 3-х действиях». В 1844 году он был назначен членом ревизионной комиссии в Астрахани, под начальство князя П. П. Гагарина. Один из бывших товарищей его по ревизионной комиссии, барон Бюлер, отмечал[3], что «он занимался по 16 часов в сутки, постоянно писал, читал, делал справки в Своде Законов, и только по окончании служебных дел, как бы для отдохновения и забавы, принимался за стихи». По представлению князя П. П. Гагарина был пожалован в коллежские асессоры (18.06.1845) и в июле 1845 года получил назначение на должность товарища председателя Калужской уголовной палаты; в мае 1847 года возвращён в московский Сенат — обер-секретарём, сначала II-го, а через 5 месяцев — I-го отделения 6-го департамента.

В 1848 году стал чиновником особых поручений, под начальство графа Л. А. Перовского при Министерстве внутренних дел и был направлен с ревизией в Бессарабию; ему было поручено также особое секретное дело — исследование религиозных сект. Вернулся в Петербург в начале 1849 года и 17 марта был арестован и доставлен в штаб корпуса жандармов. Причина ареста Аксакову не была объявлена; ему были предложены вопросные пункты о славянофильстве, об его политических мнениях и пр. Возможно, поводом к аресту послужило выраженное в письме отцу возмущение арестом Ю. Ф. Самарина. После чтения ответов Аксакова император Николай I написал графу А. Ф. Орлову: «Призови, прочти, вразуми и отпусти»; 22 марта 1849 года И. С. Аксаков был освобождён, но оставлен под тайным полицейским надзором. В мае 1849 года он был командирован в Ярославскую губернию для ревизии городских управлений и обсуждения вопроса о единоверии, введению которого противился ярославский архиепископ Евгений, а также для изучения, в составе особой комиссии под начальством графа Стенбока, секты бегунов или странников. К поручениям Аксаков относился серьёзно, и донесения его начальству отличались столько же правдивостью, сколько и изяществом изложения. В ревизионных работах И. С. Аксаков проявил необычайную энергию и быстроту, открыв много важных злоупотреблений[Комм 1]; изучая раскол, он собрал немало материала для труда «О бегунах». В печати появилась только заключительная глава этого сочинения, замечательного в особенности характеристикой причин, вследствие которых возникла секта. В Ярославле И. С. Аксаков сблизился с местной интеллигенцией, бывал на её встречах у поэтессы Ю. В. Жадовской. В 1888 году опубликованы его письма, в которых даётся характеристика местных жителей[4].

В феврале 1851 года министр внутренних дел граф Л. А. Перовский указал ему, что занятие стихотворством неприлично человеку служащему, облеченному доверием правительства. И. С. Аксаков в ответ вышел в отставку (в чине надворного советника) и уехал в Москву, где в то время сформировался кружок славянофилов, который предпринимал издание «Московского сборника». Редактором первого тома, вышедшего в 1852 году, стал Иван Сергеевич Аксаков. Однако второй том сборника и само издание в марте 1853 года были запрещены, а Аксаков подвергнут полицейскому надзору и лишён права заниматься редакторской деятельностью. После этого в его литературной деятельности последовал значительный перерыв, во время которого он знакомился с народным бытом. Аксаков просился в кругосветное путешествие на военном корабле, но ему было отказано. Тогда в 1853 году он принял предложение Географического общества описать торговлю на украинских ярмарках. В конце 1853 года И. С. Аксаков отправился в Малороссию и провёл там весь следующий год. Результатом этой поездки явилось обширное «Исследование о торговле на украинских ярмарках» (1859). Оно было встречено единодушными похвалами и удостоено почётными наградами: географическое общество, на свой счёт издавшее исследование, присудило Константиновскую медаль, а Академия Наук — половинную Демидовскую премию.

Вернувшись из Малороссии в Москву в разгар Крымской войны, И. С. Аксаков в 1855 году поступил в ополчение, — в Серпуховскую дружину, находившуюся под начальством князя Гагарина и дошедшую лишь до Бессарабии. При первых известиях о мире, в марте 1856 года, И. С. Аксаков вернулся в Москву, но в мае того же года снова отправился на юг, в Крым, приглашённый князем В. И. Васильчиковым участвовать в следственной комиссии по делу о злоупотреблениях генерал-интенданта Затлера во время войны. В декабре 1856 года он возвратился в Москву.

В марте 1857 года он представил Географическому обществу свой статистический труд, и уехал за границу, где познакомился с А. И. Герценым, на пять лет став одним из его тайных корреспондентов. В 1858 году стал негласным редактором журнала «Русская беседа»[5][6]; выпустил III и IV тома журнала за 1858 год. В то же время с него сняли запрещение быть редактором, и он предпринял в 1859 году издание еженедельной газеты «Парус». По замыслу издателя, «Парус» должен был служить центральным органом славянской мысли. Однако издание было прекращено по политическим мотивам после выхода только двух первых январских номеров. Заменивший «Парус», «Пароход» не мог удовлетворить Аксакова и он вернулся к «Русской беседе», выпустив шесть книжек за 1859 год.

Весь 1860 год, сопровождая больного брата Константина, И. С. Аксаков провел в заграничном путешествии, главным образом по славянским землям; лично знакомился с выдающимися политическими и литературными деятелями западного и южного славянства. В середине 1861 года он возвратился в Москву и добился разрешение издавать еженедельную газету «День». Газета была разрешена без политического отдела и с тем условием, чтобы цензура имела особое наблюдение за этим изданием. Она стала выходить в конце 1861 года при участии того же славянофильского кружка и сразу заняла выдающееся положение, имея в первые годы до 4 тысяч подписчиков, что по тогда было очень значительно. Одна из главных причин успеха лежала в публицистическом таланте редактора-издателя, авторитетно обсуждавшего славянский вопрос, вопросы, связанные с крупнейшими реформами — крестьянской, судебной, земской, а также вопрос польский[7]. Это был один из самых оживлённых периодов деятельности И. С. Аксакова: за ним упрочилась в это время слава пророка славянофильства; имя его стало политическим знаменем. Издание «Дня» шло довольно благополучно, за исключением одного временного отстранения И. С. Аксакова от должности редактора в 1862 году за то, что он отказался открыть цензуре фамилию автора одной корреспонденции. 12 января 1866 года состоялось бракосочетание И. С. Аксакова с дочерью поэта Ф. И. Тютчева — фрейлиной Анной Фёдоровной Тютчевой. Венчание состоялось в Георгиевской на всполье в Кудрине церкви в Москве (в Георгиевском переулке). Первый год супружества Аксаков посвятил исключительно семье.

С 1 января 1867 года Аксаков начал издавать новую ежедневную газету «Москва». Она выходила до 21 октября 1868 года, и в течение этого короткого времени подверглась нескольким предостережениям и трём приостановкам — из 22 месяцев своего существования газета выходила лишь неполных девять месяцев. Во время второй приостановки её заменяла газета «Москвич», отличавшаяся от «Москвы» только заголовком, хотя и выходившая под номинальной редакцией другого лица. Главными поводами административных гонений на «Москву» послужили статьи её против генерала А. Л. Потапова, управлявшего тогда Северо-западным краем, а также статьи против тогдашних порядков в Прибалтийском крае. Во время последней приостановки «Москвы», на шесть месяцев, тогдашний министр внутренних дел А. Е. Тимашев, вошёл в Сенат с рапортом о необходимости вовсе прекратить издание «Москвы». И. С. Аксаков был лишён права издавать какую бы то ни было газету; это запрещение тяготело над ним в продолжение 12 лет.

В конце 1860-х годов деятельность его сосредоточилась, с одной стороны, в Московском славянском комитете; с другой стороны он участвовал в деятельности Второго московского общества взаимного кредита, в котором Аксаков в 1878—1886 годах[8] состоял председателем правления. С этим годом совпало появление в свет написанного им биографического очерка «Ф. И. Тютчев». В 1872—1874 годы он был председателем Общества любителей российской словесности.

В Славянском комитете, учреждённом в 1858 году, И. С. Аксаков состоял сначала, при жизни Погодина, секретарём, а после его смерти — председателем (1875—1878); в это время он сделался выразителем славянских симпатий русского общества. Его кандидатура даже предлагалась некоторыми болгарскими избирательными комитетами на болгарский престол. После того как 22 июня 1878 года он произнёс в Славянском комитете свою знаменитую речь по поводу Берлинского конгресса, порицавшую российских дипломатов, Аксаков был выслан из Москвы и провёл несколько месяцев в селе Варварино Юрьевского уезда Владимирской губернии, а Славянский комитет в Москве после этого был закрыт.

В декабре 1878 года И. С. Аксаков возвратился в Москву, но к общественной деятельности приступил, однако, не раньше конца 1880 года, когда, благодаря графу М. Т. Лорис-Меликову, ему удалось получить разрешение на издание еженедельной газеты «Русь». Газета начала выходить 15 ноября 1880 г. и просуществовала по день смерти И. С. Аксакова, с полугодовым перерывом в 1885 году, по случаю болезни редактора. В 1883 году «Русь» была преобразована в двухнедельное издание, и два года выходила в этом преобразованном виде. В 1885 г. И. С. Аксаков вернулся к первоначальной форме еженедельника. Среди своих главных занятий И. С. Аксаков находил время в течение нескольких лет быть товарищем председателя в православном миссионерском обществе, гласным Московской городской думы (1877—1880); в 1879—1882 годах был выборным Московского биржевого общества[8].

Весной 1885 года, утомлённый душевно и физически, Иван Сергеевич приостановил своё издание и провёл несколько месяцев в Крыму. Он отдохнул там, но не излечился, — у него была болезнь сердца, от которой он и умер 8 февраля (27 января по старому стилю) 1886 года в Москве. Известие о кончине его произвело впечатление во всех кругах общества, как русского, так и западноевропейского. Похоронен он был под Москвой в Сергиевом Посаде на территории Свято-Троицкой Сергиевой Лавры.

Сочинения И. С. Аксакова были изданы его женой в 7 томах. Кроме того вышло 2 тома его переписки и собрание стихотворений.

Политические взгляды

Славянофил, «правдиво-истинный» мыслитель, Аксаков сочетал в своих воззрениях монархизм с критикой государственной власти, утверждая, что «Государство, конечно, необходимо, но не следует верить в него как в единственную цель и полнейшую норму человечества. Общественный и личный идеал человечества стоит выше всякого… государства, точно так, как совесть и внутренняя правда стоят выше закона и правды внешней».[9]

Творчество

С 1842 года И. С. Аксаков писал стихи, многие из которых были напечатаны в «Московском Сборнике» 1846 г., 1847 г., 1852 г., в Русской Беседе (1856—1860 г.), и в газете «Парус». В 1886 году вышел отдельный сборник, — в виде приложения к газете «Русь». Кроме этого его стихи были напечатаны в приложении к обоим томам его переписки.

Первым напечатанным стихотворением его был «Колумб», помещенный в № 1 «Москвитянина» за 1845 год. В 1848 году была написана его лучшая поэма «Бродяга» (не закончена); отрывки из неё печатались в «Московском сборнике» 1852 года и в № 10 «Паруса» за 1859 год.

В 1857 году в Лондоне, в «Полярной звезде» (без ведома автора), были напечатаны его «Судебные Сцены, или Присутственный день Уголовной Палаты».

Отдельными изданиями были напечатаны:

  • Биография Ф. И. Тютчева. (Биографический очерк). — М. 1874.
  • Сборник стихотворений. М., 1886;
  • Сочинения. — М., 1886—1887. Т. 1—7. ([tvereparhia.ru/biblioteka-2/a/1516-aksakov-i-s/17536-aksakov-i-s-sochineniya-slavyanskij-vopros-1860-1886-1896 Том 1], [tvereparhia.ru/biblioteka-2/a/1516-aksakov-i-s/17535-aksakov-i-s-sochineniya-slavyanofilstvo-i-zapadnichestvo-1860-1886-tom-2-1891 Том 2], [tvereparhia.ru/biblioteka-2/a/1516-aksakov-i-s/17533-aksakov-i-s-sochineniya-polskij-vopros-i-zapadno-russkoe-delo-evrejskij-vopros-1860-1886-tom-3-1886 Том 3], [tvereparhia.ru/biblioteka-2/a/1516-aksakov-i-s/17532-aksakov-i-s-sochineniya-obshchestvennye-voprosy-po-tserkovnym-delam-svoboda-slova-sudebnyj-vopros-obshchestvennoe-vospitanie-1860-1886-tom-4-1886 Том 4], [tvereparhia.ru/biblioteka-2/a/1516-aksakov-i-s/17530-aksakov-i-s-sochineniya-gosudarstvennyj-i-zemskij-vopros-stati-o-nekotorykh-istoricheskikh-sobytiyakh-1860-1886-tom-5-1887 Том 5], [tvereparhia.ru/biblioteka-2/a/1516-aksakov-i-s/17534-aksakov-i-s-sochineniya-pribaltijskij-vopros-vnutrennie-dela-rossii-vvedenie-k-ukrainskim-yarmarkam-1860-1886-tom-6-1887 Том 6], [tvereparhia.ru/biblioteka-2/a/1516-aksakov-i-s/17531-aksakov-i-s-sochineniya-obshcheevropejskaya-politika-stati-raznogo-soderzhaniya-1860-1886-tom-7-1887 Том 7])
  • Иван Аксаков в его письмах. — М. 1888—1896. ([tvereparhia.ru/biblioteka-2/a/1516-aksakov-i-s/17538-ivan-sergeevich-aksakov-v-ego-pismakh-chast-1-uchebnye-i-sluzhebnye-gody-tom-1-pisma-1839-1848-godov-1888 Часть 1. Том 1], [tvereparhia.ru/biblioteka-2/a/1516-aksakov-i-s/17539-ivan-sergeevich-aksakov-v-ego-pismakh-chast-1-uchebnye-i-sluzhebnye-gody-tom-2-pisma-1848-1851-godov-1888 Часть 1. Том 2], [tvereparhia.ru/biblioteka-2/a/1516-aksakov-i-s/17537-ivan-sergeevich-aksakov-v-ego-pismakh-issledovanie-ukrainskikh-yarmarok-opolchenie-puteshestviya-za-granitsu-tom-3-pisma-1851-1860-1892 Том 3], [tvereparhia.ru/biblioteka-2/a/1516-aksakov-i-s/17540-ivan-sergeevich-aksakov-v-ego-pismakh-chast-2-pisma-k-raznym-litsam-tom-4-pisma-1858-1886-godov-1896 Часть 2. Том 4])
  • Стихотворения и поэмы. Вступит. статья А. Г. Дементьева и Е. С. Калмановского. «Библиотека поэта», Большая серия. Л., 1960.
  • [www.gumer.info/bibliotek_Buks/Fiction/Axak/index.php Отчего так нелегко живется в России?] — М., 2002.
  • [tvereparhia.ru/biblioteka-2/a/1516-aksakov-i-s/17524-aksakov-i-s-biografiya-fedora-ivanovichatyutcheva-1886 Аксаков И.С. Биография Федора ИвановичаТютчева. - 1886]

Напишите отзыв о статье "Аксаков, Иван Сергеевич"

Комментарии

  1. При ревизии городских управлений Ярославской губернии открылся любопытный факт: с 1786 по 1847 год в Мологе фактически существовало два городских самоуправления: одно официальное, с 4 тысячами рублей дохода; другое тайное, но в сущности настоящее, имевшее 20 тысяч рублей дохода — существовавшее в соответствии с ом жителей формировавших по общей раскладке его капитал. Город процветал, пока государство случайно не узнало тайны; голова был предан суду, незаконный капитал передан казённому и в результате, как записал Аксаков «город пришел в упадок и довольно скоро».

Примечания

  1. В поколенной росписи, составленной Н. Ф. Иконниковым, ошибочно указано, что родился 26.02.1823 г.
  2. Большая Российская энциклопедия: В 30 т. — М.: Большая Российская энциклопедия, 2005.
  3. И. С. Аксаков в его письмах. Т. I. — С. 42.
  4. Астафьев А. В., Астафьева Н. А. Из истории литературы Ярославского края // Писатели Ярославского края. — Ярославль: Верхне-Волжское книжное издательство, 1974. — С. 24—25. — 248 с. — 5000 экз.
  5. Официальным редактором журнала считался А. И. Кошелёв.
  6. Также редактировал славянофильский журнал «Сельское благоустройство».
  7. Шидловский С. О. [elib.psu.by/handle/123456789/1509 Из проектов И. С. Аксакова по социокультурному обустройству Северо-Западного края Российской империи] // Славяноведение. — 2013. — № 5. — С. 78—85.
  8. 1 2 Быков В. Н. [mj.rusk.ru/show.php?idar=801557 Гласные Московской городской Думы (1863—1917)] // Московский журнал. — 2008. — № 12.
  9. [www.krugosvet.ru/articles/67/1006745/1006745a1.htm Биография в энциклопедии «Кругосвет».]

Литература

  • Кулешов А. С. Наумов О. Н. [aksakoff.ru/genealogy/gen26/ Аксаковы. Поколенная роспись]. — М.: «Территория», 2009.
  • Никольский А. [www.memoirs.ru/rarhtml/Nikol_AK_IV86_23_2.htm Иван Сергеевич Аксаков. (Некролог) // Исторический вестник, 1886. — Т. 23. — № 2. — С. I—XX.]
  • [dlib.rsl.ru/viewer/01004161298#?page=10 Словарь членов Общества любителей Российской словесности при Московском Университете]. — М.: Печатня А. Снегиревой, 1911. — С. 4.
  • Сухомлинов М. И. [www.memoirs.ru/rarhtml/Suho_IV88_31_2.htm И. С. Аксаков в сороковых годах // Исторический вестник, 1888. — Т. 31. — № 2. — С. 324—348.]
  • Тесля А. А. «Последний из „отцов“»: биография Ивана Аксакова. — СПб. : Владимир Даль, 2015. — 799 с. — ISBN 978-5-93615-156-9.</span>
  • Трубачев С. Аксаков, Иван Сергеевич // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.М., 1896—1918.
  • Усов П. С. [www.memoirs.ru/rarhtml/Usov_IV86_23_3.htm Дружеская группа // Исторический вестник, 18876. — Т. 23. — № 3. — С. 634—639.]

Ссылки

  • [www.aksakov.info/index.php?id=22 Мемориальный дом-музей Сергея Тимофеевича Аксакова]
  • [www.hrono.ru/libris/lib_a/aks_is1862.php Автобиография] на сайте «Хронос»
  • [www.prlib.ru/History/Pages/Item.aspx?itemid=685 Биографическая справка]

Отрывок, характеризующий Аксаков, Иван Сергеевич

Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.