Аксаков, Николай Иванович

Николай Иванович Аксаков
Смоленский губернатор
10 ноября 1797 — 11 декабря 1797
Предшественник:	Пётр Исаевич Аршеневский
Преемник:	Лев Васильевич Тредьяковский
Ярославский губернатор
11 декабря 1797 — 28 октября 1800
Предшественник:	Лев Васильевич Тредьяковский
Преемник:	Михаил Николаевич Аксаков
Рождение:	1727(1727)
Смерть:	11 (23) октября 1802(1802-10-23)
Место погребения:	Толгский монастырь
Род:	Аксаковы
Военная служба
Годы службы:	1742—1800
Принадлежность:	Российская империя Российская империя
Звание:	действительный тайный советник
Сражения:	Семилетняя война
Награды:

Никола́й Ива́нович Акса́ков (1727 (или 1730) — 1802) — Смоленский и Ярославский гражданский губернатор, действительный тайный советник.

Биография

Николай Иванович Аксаков родился в семье представителя старинного дворянского рода Аксаковых, Ивана Родионовича Аксакова, дослужившегося до майора. Был записан рядовым в Драгунский троицкий полк 6 июля 1742 года. Начав действительную службу вскоре, 30 октября 1753 года был произведён в прапорщики, а через 2 года в подпоручики. Участвовал в Смилетней войне, воевал на территории Пруссии; четырёхлетняя служба здесь ознаменовалась боевыми отличиями и производством в капитаны 7 декабря 1758 года.

Уволенный 24 марта 1760 года в гражданскую службу с чином коллежского асессора, Аксаков 1 января 1761 года был определён воеводой (городничим) в город Романов, которым управлял 17 лет, проявляя уменье вести дела и направлять их к выгоде казны. В 1775 году, провёл расследование расхищения денежной казны Костромской провинции. Действия Аксакова во время чумы 1771 года обратили на него внимание правительства, находившего мероприятия, им придуманные, самыми надёжными средствами для прекращения распространения заразы. В период службы в Романове Аксаков был произведён в чин надворного советника.

Такая примерная служба воеводы побудила наместника А. П. Мельгунова назначить Аксакова советником ярославского наместнического правления (25 августа 1778); а 12 марта 1785 года коллежский советник Н. И. Аксаков был назначен председателем Ярославской палаты гражданского суда, произведён в статские, а в 1793 году — в действительные статские советники и за свою службу награждён орденом Святого Владимира 4-й, а затем и 3-й степени.

Император Павел I 30 января 1797 года назначил Аксакова Ярославским вице-губернатором и 14 октября того же года в числе других руководителей губерний «за усердие и отличие, оказываемые в исполнении возложенных должностей», произвёл его в тайные советники. Уже через месяц, 10 ноября, Н. И. Аксаков получил назначение Смоленским гражданским губернатором на место вышедшего в отставку П. И. Аршеневского, но ещё через месяц, 11 декабря, был возвращён в Ярославскую губернию — гражданским губернатором вместо Л. В. Тредьяковского, который был переведён в Смоленск.

Помимо этого, на свою коронацию 5 апреля 1797 года император пожаловал Аксакову 300 душ в Медынском уезде, а в июне 1798 года при своём проезде через Ярославскую губернию наградил его орденом Святой Анны 1-й степени; 8 апреля 1800 года пожаловал его почётным командором ордена Св. Иоанна Иерусалимского.

Служба Аксакова на посту Ярославского губернатора завершилась 28 октября 1800 года:

Ярославского гражданского губернатора, тайного советника Аксакова увольняя от службы, всемилостивейше жалуем его в Наши действительные тайные советники и повелеваем получаемое им ныне жалованье обратить ему в пенсион, по жизнь; на месте же его быть генерал-лейтенанту Аксакову, переименовав его в тайные советники

Фактически, однако, Михаил Николаевич Аксаков не стал преемником отца в Ярославле: он числился в должности только три дня, и уже 1 ноября Павел I по его просьбе переименовал его обратно в генерал-лейтенанты с оставлением на прежнем месте члена Военной коллегии, а в губернатором в Ярославль на следующий день был назначен В. П. Слудин.

Николай Иванович Аксаков был похоронен в Толгском монастыре близ Ярославля.

Семья

Аксаков был дважды женат: первым браком на дочери подполковника смоленской шляхты Февронии Измайловне Потёмкиной, от которой имел сына Михаила и дочь Анну; вторым браком — на Анне Петровне Меркуровой, умершей 8 июня 1817 года и похороненной вместе с мужем, от которой имел сына Евграфа и четырёх дочерей: воспитанницы Смольного Института благородных девиц Варвара, Мария, Александра, а также Екатерина.

Источники

• Аксаков, Николай Иванович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
• Аксаковы // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Сенатский архив. Т. 1. Именные указы Императора Павла I. — СПб., 1888. — С. 94, 164, 182, 298, 315, 325, 667—668.
• Аксаковы / Руммель В. В., Голубцов В. В., Родословный сборник русских дворянских фамилий. — Т. 1. — СПб., 1886.
• Русский провинциальный некрополь. Т. 1. — М., 1914. — С. 14.

Отрывок, характеризующий Аксаков, Николай Иванович

– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.