Аксаков, Сергей Сергеевич (1899)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Сергей Сергеевич Аксаков (20 апреля 1899, Верхние Прыски — 19 сентября 1987, Буэнос-Айрес) — активный участник РОВС.

Родился в семье потомственного дворянина, земского начальника 5-го участка Козельского уезда Калужской губернии Сергея Николаевича Аксакова (29.10.1861 — 01.07.1917). Мать — Ипполитовна Снежко-Блоцкая (1870—1916)[1]. К моменту его рождения старшему брату, Борису — будущему мужу известной мемуаристки Татьяны Александровны Аксаковой (Сиверс), было уже 12 лет; были ещё сёстры — Ксения, Нина и Вера.

Воспитывался в Морском кадетском корпусе. После 1917 года вспомогательный крейсер «Орел», на борту которого находился гардемарин Сергей Сергеевич Аксаков, находясь в учебном плавании, в порт приписки не вернулся. Он бросил якорь в порту Владивостока. С 01 декабря 1918 года Аксаков числился в Морском училище во Владивостоке [2]. В январе 1920 года на вспомогательном крейсере «Орле» эвакуировался в Сингапур, а 27 октября 1920 года прибыл на посыльном судне «Якут» в Севастополь, где исполнял должность воспитателя Морского корпуса. После эвакуации армии П. Н. Врангеля весь выпуск Морского корпуса ( в их числе С. С. Аксаков), 10 декабря 1920 года, был произведён в мичманы. С января 1921 года по октябрь 1924 года находился в составе Русской эскадры в Бизерте. Занимал должность отделенного командира, действовавшего в Бизерте на субсидии французского правительства Морского корпуса, программа которого была приравнена к программе средних учебных заведений Франции.

В 1924 году переехал в Париж, где поступил в распоряжение начальника РОВСа генерала Кутепова. Прошёл подготовку на боевых курсах Внутренней линии РОВС. Закончив в 1926 году боевые «Кутеповские курсы», начал сотрудничать с Польской разведкой, готовясь к нелегальной заброске на территорию Советской России; во время выполнения этого задания он был арестован, но бежал из-под стражи. С 1927 года сотрудничал также с английской разведкой в Румынии; под фамилией Богдан стал сотрудником британской «Интеллидженс сервис» (до 1936). «В фонде „Управление гестапо“ г. Берлина его фамилия значится в фотокопии схемы белоэмигрантских связей — РОВС’а за границей. Согласно этой схеме, АКСАКОВ, капитан, находился в Румынии и был связан там с генералом Геруа и генералом фон Штейфон, а также поддерживал связь с генералом Шатиловым — руководителем тайной организации РОВС’а „Внутренняя линия“, полковником Зайцевым и инженером Байдалаковым, находившимся в Югославии».

«В одном из дел, заведенном французской полицией на Какко Варвару, урожденную Проняеву, родившуюся 28 ноября 1893 г. в Киеве, эстонскую гражданку, упоминается АКСАКОВ Сергей, родившийся в Калуге, проживавший в 1930 г. в Румынии. Он являлся отцом ребенка Какко Варвары — Какко Сергея, родившегося 22 августа 1929 г. в Париже (по сведениям Какко В. — в июле 1929 г.)».

С февраля 1934 года (по данным советской контрразведки) Аксаков возглавил «Внутреннюю линию» РОВС в Болгарии; был в Турции — работал шофёром в Швейцарском посольстве. В период 1926—1938 годов четырежды тайно переходил границу СССР. По сведениям С. В. Волкова в 1937 году Аксаков даже устроился шофером секретаря обкома Ленинграда[2] и спасся, в этот раз, чудом. Владимир Бутков вспоминал спустя полвека:
Мне посчастливилось встретиться, близко познакомиться и даже сдружиться с Аксаковым в Болгарии в 1938 году, когда он вернулся в Софию из своего четвертого похода в подъяремную Россию. Вырвался он оттуда просто чудом и привез с собой жену—балерину Одесского театра, бывшую «комсомолку»[3]. Она его спасла в Одессе, когда он был «обложен» агентами НКВД, когда жизнь его буквально висела на волоске. Будущая жена его у себя укрыла. Их поход из Одессы достоин сюжета самого фантастического фильма…
По другой версии, как утверждается, участника этих событий, суть событий состояла в следующем:
Сергей Сергеевич Аксаков пересекал границу один, что, видимо, как и в предыдущие походы, гарантировало большую вероятность успеха. Но в этот раз его сдал проводник. После нескольких допросов С. С. Аксакова поместили в одиночную камеру и объявили, что утром он будет расстрелян. <…> Ночью перед объявленным расстрелом, Сергей Сергеевич был вызван к более высокому начальству. Ему было сделано предложение о сотрудничестве с советской разведкой. После формального торга и достижения видимого согласия был подписан документ об освобождении его из-под стражи. С целью сохранения жизни агентам РОВСа разрешалось идти на сотрудничество с чекистами, но и чекисты знали об этом. С. С. Аксакову были подобраны необходимые материалы для доставки в «Центр» РОВСа и он был переправлен через границу обратно. Прибыв к своим, Сергей Сергеевич доложил о случившемся высокому руководству. И это спасло его репутацию, ибо среди привезенных материалов была обнаружена подложенная чекистами та самая его расписка об освобождении, подписанная в ночь перед объявленным расстрелом.

Начало Второй мировой войны застало его в Болгарии. В 1941 году он вновь оказался на территории СССР: прибыл на оккупированную немцами территорию вслед за К. Фоссом, — со второй группой. Аксаков вступил в Русский корпус германской армии, но был командирован переводчиком на Восточный фронт; в задачи групп входила организация администраций на освобождённых от Красной армии территориях. Был резидентом «Абвера» в Николаеве до марта 1943 года (псевдоним «Сиверс»), затем сотрудник разведывательного отдела управления Командующего тылового района группы армий «А» (в звании обер-лейтенанта), в мае 1944 года выехал в Германию[4][5]. Присоединился к деятельности Комитета Освобождения Народов России; по линии Русской освободительной армии генерала Власова был произведён в чин лейтенанта флота.

В 1945—1948 годах находился в плену у американцев в Зальцбурге — в лагере для перемещённых лиц. Здесь он познакомился с дочерью А. С. Гершельмана, Мариной Александровной, которая впоследствии ухаживала за ним во время болезни и в 1982 году оформила с ним брак[6]. С 1948 года С. С. Аксаков жил в Аргентине. Работал до осени 1956 года, пока не заболел туберкулёзом.

Напишите отзыв о статье "Аксаков, Сергей Сергеевич (1899)"



Примечания

  1. Родители развелись около 1912 года.
  2. 1 2 Волков С. В. Офицеры флота и морского ведомства: Опыт мартиролога. — М., 2004. — С. 14.
  3. Имеется следующая версия об этой женитьбе Аксакова, указанная А. С. Кулешовым: «Ксения Павловна, 1914 года рождения, русская, уроженка г. Минска оказалась в Румынии среди перебежчиков, переправившихся через Днестр. У неё при себе не было никаких документов. С её слов она была дочерью русского помещика, балериной по специальности. Из продолжительных бесед и проверочных мероприятий выходило, что она говорит правду, но в силу обстоятельств, связанных с невозможностью документально подтвердить её личность, необходимо было принять конкретное решение. Это, либо депортация обратно, либо тюремное заключение за незаконное проникновение на территорию другого государства. Последнее слово было за С. С. Аксаковым. Он положил на весы свою репутацию и уже весомый авторитет «кутеповца», зарегистрировал брак с Ксенией Павловной, легализовав её пребывание в Румынии и тем самым, обезопасив от неминуемых неприятностей».
  4. [istmat.info/node/28451 РАЗДЕЛ IV. Органы «Абвера», действовавшие в оккупированных районах Советского Союза.]
  5. Минаев Д. Н. [samlib.ru/m/minaew_d_n/rus_emig_2_1.shtml Русская эмиграция на стороне Третьего Рейха и его союзников. Офицеры.]
  6. [beloedelo.ru/actual/actual/?385 Последнее целование]

Литература

  • Кулешов А. С. [aksakoff.ru/files/destiny.pdf Аксаковы. История разбитых судеб.] — М.: Территория, 2009.

Ссылки

  • Кулешов А. С. [beloedelo.ru/researches/article/?448 Сергей Сергеевич Аксаков — мичман русского флота]
  • [kaminec.livejournal.com/69193.html «Каждый должен честно определить свою линию и стать направо или налево»]

Отрывок, характеризующий Аксаков, Сергей Сергеевич (1899)

– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.


Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.