Аксёнова, Лидия Валерьяновна

Лидия Валерьяновна Аксёнова
Основная информация
Место рождения	Покровск, АО немцев Поволжья, Саратовская губерния, РСФСР, СССР
Профессии	хоровой дирижёр, педагог
Награды

Лидия Валерьяновна Аксёнова (род. 1923) — хоровой дирижёр, педагог, теоретик дирижирования, музыкальный писатель, профессор, Заслуженный деятель искусств Молдавии.

Биография

Родилась 19 июля 1923 г. в г. Покровске (с 1931 года — Энгельс, Саратовская область, Россия). В конце 20-х годов семья переехала в город Бальцер (с 1942 года — Красноармейск).

В 1941 г. закончила школу с золотой медалью и во время войны по распоряжению начальства была вынуждена преподавать немецкий язык в старших классах общеобразовательной школы. Позже она поступает в Саратовский медицинский институт и одновременно в Саратовскую консерваторию по классу вокала. Но любовь к музыке перетягивает.
В 1944 году она покидает медицинский институт и учится в консерватории у легендарной русской певицы и педагога Алевтины Михайловны Пасхаловой.

В консерватории она встречает студента-пианиста, плохо говорившего по-русски, польского гражданина Макса Фишмана и, несмотря на отговоры подруг и предупреждений доброжелателей, связывает с ним свою жизнь. В годы войны до 1944 года в Саратовской консерватории работали эвакуированные педагоги и учились студенты из Минской, Московской и частично Ленинградской консерваторий.

В 1945 г. Аксёнову и её мужа перевели в Минск, в Белорусскую консерваторию.

После рождения первого сына в 1946 году у неё пропал голос, и она перевелась на кафедру симфонического дирижирования, а после её закрытия на кафедру хорового дирижирования.

Как дирижёр, Аксёнова — ученица известных педагогов: С. Л. Ратнера и Н. Ф. Маслова, наследница лучших русских дирижёрско-хоровых традиций. «Родословная» по линии симфонического дирижирования, исходящая от Ратнера, включает в себя имена И. А. Мусина, Н. А. Малько, Н. Н. Черепнина и Н. А. Римского-Корсакова. В области хорового дирижирования аксёновская «генеалогия» вновь восходит к Н. А. Римскому-Корсакову — его ученикам М. М. Ипполитову-Иванову, П. Г. Чеснокову и Н. Ф. Маслову.
В 1952 г. Лидию Аксёнову и Макса Фишмана направляют в Молдавию, в Кишинёвскую консерваторию (переименованную затем в Кишинёвский институт искусств имени Г. Музическу, а затем в Академию музыки, театра и изобразительного искусства. Разносторонняя деятельность Л. В. Аксёновой сыграла важную роль в развитии молдавского хорового искусства. В разное время она возглавляла кафедру хорового дирижирования, оркестр в Государственном русском драматическом театре им. А. П. Чехова, руководила хором консерватории и подготовкой к оперным спектаклям.
С 1964 по 1979 годы, параллельно с работой в вузе Аксёнова руководила созданным ею хором Специальной музыкальной школы им. Е.Коки. Коллектив отличал огромный и разнообразный репертуар — около 600 произведений, включая крупные формы русской и зарубежной классики и авангарда. Ему посвящено много партитур молдавских композиторов, которые раньше и не думали писать для детей. О хоре снят фильм «Моя Молдова», его концерты проходили на престижных концертных площадках, передавались по радио и телевидению. Постепенно хор под управлением Аксёновой становится музыкально-методическим центром республики в хоровом воспитании. На его базе часто проводятся открытые уроки, показательные репетиции, Лидия Валерьяновна читает лекции, на которых присутствуют педагоги с многих городов Советского Союза. Хор стал «Образцовым» и не только по званию, но и по своей сути. Ему подражали, ставили в пример, новые детские капеллы начали организовываться повсюду. Свыше тысячи увлечённых хоровым пением молодых людей прошли через руки профессора и впоследствии многие из них стали яркими представителями молдавского искусства.
Сегодня Молдова может гордиться успехами в области хорового детского воспитания, достижениями на международных конкурсах и фестивалях, сетью хоровых студий при общеобразовательных школах. Во всём этом заслуга профессора Аксёновой, которая стала первопроходцем в столь важном начинании. Она выступила инициатором проведения Праздника песни: на 1-м, 2-м и 3-ем из них возглавляла сводный хор, чей состав возрос с 700 до 30000 (!) детей.
К 2013 году педагогическая деятельность Аксёновой длится уже более 70 лет, и за это время она воспитала более 350 специалистов. Созданная ею школа хорового дирижирования известна педагогам далеко за пределами Молдовы, и её система обучения передаётся от одного поколения студентов к другому.

Ученики

Из класса Лидии Валерьяновны Аксёновой вышли выдающиеся дирижёры и педагоги, лауреаты международных конкурсов:

• Т. Згуряну — народный артист Молдовы, профессор.
• Э. Маркин — народный артист России, профессор.
• С.Ротару — известная певица Народная артистка СССР
• Н. Чолак — профессор.
• Т. Твердохлеб — Ректор Приднестровского Высшего музыкального колледжа им. Антона Григорьевича Рубинштейна (г. Тирасполь).
• Л. Вишневая — профессор.
• И. Степан — заслуженный деятель искусств, завкафедрой хорового дирижирования кишинёвской Академии музыки, художественный руководитель капеллы «Дойна».
• В. Кондря — профессор.заслуженные деятели искусств Молдовы.
• В. Галеску — заслуженный артист Украины.
• М. Магальник — заслуженный артист Украины.
• Л. Балабан — доктор искусствоведения.
• Ф. Л. Гуцану — доктор искусствоведения.
• И. Чолак — ведущий педагог хорового дирижирования.
• Т. Фаньян — ведущий педагог хорового дирижирования.
• Г. Дубенко — ведущий педагог хорового дирижирования.
• Е. Янковская — ведущий педагог хорового дирижирования.
• М. Рымарев — ведущий педагог хорового дирижирования.

И многие другие, работающие как в Молдове, так и за её пределами.
Буквально повсюду — в капеллах «Дойна» и «Молдова», в Национальном театре оперы и балета, на радио и телевидении, в музыкальных училищах и школах, во главе церковных и любительских коллективов есть питомцы Лидии Валерьяновны Аксёновой. Только в Академии музыки с ней рядом их трудится семеро. И все с любовью называют её мамой.
Л. В. Аксёнова автор десятков методических пособий, репертуарных справочников, учебных программ. Написаны учебники, изданные в Кишинёве и Москве. Она автор ярких и живых портретов коллег по кафедре дирижирования с которыми ей пришлось трудиться.

Семья

Отец — Аксёнов Валерьян Михайлович (1.06.1894 — 26.01.1980), известный в Поволжье адвокат.
Мать — Аксёнова (урождённая Живаева) Клавдия Ивановна (31.12.1892 — 14.06.1967) учительница русского языка и литературы, школы № 5 г. Красноармейска Саратовской области, награждённая за выдающиеся успехи в деле образования орденом Ленина.
Брат — Аксёнов Владимир Валерьянович родился в 1919 г. умер 1998 г. в Волгограде. Инженер — химик. Участник ВОВ, кавалер многих орденов. После войны был председателем райисполкома, затем председателем горсовета, первым секретарем горкома партии г. Камышин. Организатор и директор Волгоградского первого в Советском Союзе комбината белково-витаминных концентратов.
Муж — Фишман, Макс Шахнович родился 12 декабря 1915 г. в Варшаве умер 24 сентября 1985 г. в Кишинёве. Композитор, пианист, педагог.
Сыновья:

• Аксёнов Бэно Максович, родился 2 апреля 1946 г. в Минске, Белоруссия. Актёр, режиссёр, Заслуженный артист Молдовы.
• Аксёнов Артур Максович, родился 5 июля 1956 г. в Кишинёве, Молдова. Пианист, доцент Российской академии музыки им. Гнесиных.

Внуки:

• Аксёнов Владислав Бэнович, родился 7 декабря 1976 г. в Кишинёве. Кандидат исторических наук. Доцент кафедры истории России и права Московского государственного института радиотехники, электроники и автоматики (технический университет).
• Аксёнов Максим Артурович, родился 12 марта 1987 г. в Москве. Учитель истории.
• Аксёнов Леония Артуровна, родилась 19 марта 2000 г. в Москве.
• Аксёнов Даниэль Артурович, родился 23 июля 2003 г. в Москве.

Правнуки:

• Аксёнова Анна Владиславовна, родилась 14 мая 2004 г. в Москве.

Награды

• Заслуженный деятель искусств Молдовы
• Орден «Трудовая слава»
• Орден Почёта (2013)

Литература

• Стрезева А. [www.russlovo.md/uploads/files/364-24-02-2012.pdf "Сто лят!.." — "Многая лета"] // "Русское слово". — Молдова, "Русское слово", 2012. — ISSN 1857-2839.

Ссылки

• [cc.sibimol.bnrm.md/opac/bibliographic_view/294494;jsessionid=209809551E8E73A8D37F70ADCC3DA3EB Молдавские композиторы детям : Методический очерк по специальности "хоровое дирижирование", Л. В. Аксёнова]
• [www.dorledor.info/article/%D0%BC%D1%83%D0%B7%D1%8B%D0%BA%D0%B0%D0%BB%D1%8C%D0%BD%D0%BE%D0%B5-%D0%BF%D1%80%D0%B8%D0%BD%D0%BE%D1%88%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D0%B5-%D1%8E%D0%B1%D0%B8%D0%BB%D1%8F%D1%80%D1%88%D0%B5 Музыкальное приношение юбилярше | Культура | Еврейский новостной портал Молдовы]

Отрывок, характеризующий Аксёнова, Лидия Валерьяновна

Пьер почти не изменился в своих внешних приемах. На вид он был точно таким же, каким он был прежде. Так же, как и прежде, он был рассеян и казался занятым не тем, что было перед глазами, а чем то своим, особенным. Разница между прежним и теперешним его состоянием состояла в том, что прежде, когда он забывал то, что было перед ним, то, что ему говорили, он, страдальчески сморщивши лоб, как будто пытался и не мог разглядеть чего то, далеко отстоящего от него. Теперь он так же забывал то, что ему говорили, и то, что было перед ним; но теперь с чуть заметной, как будто насмешливой, улыбкой он всматривался в то самое, что было перед ним, вслушивался в то, что ему говорили, хотя очевидно видел и слышал что то совсем другое. Прежде он казался хотя и добрым человеком, но несчастным; и потому невольно люди отдалялись от него. Теперь улыбка радости жизни постоянно играла около его рта, и в глазах его светилось участие к людям – вопрос: довольны ли они так же, как и он? И людям приятно было в его присутствии.
Прежде он много говорил, горячился, когда говорил, и мало слушал; теперь он редко увлекался разговором и умел слушать так, что люди охотно высказывали ему свои самые задушевные тайны.
Княжна, никогда не любившая Пьера и питавшая к нему особенно враждебное чувство с тех пор, как после смерти старого графа она чувствовала себя обязанной Пьеру, к досаде и удивлению своему, после короткого пребывания в Орле, куда она приехала с намерением доказать Пьеру, что, несмотря на его неблагодарность, она считает своим долгом ходить за ним, княжна скоро почувствовала, что она его любит. Пьер ничем не заискивал расположения княжны. Он только с любопытством рассматривал ее. Прежде княжна чувствовала, что в его взгляде на нее были равнодушие и насмешка, и она, как и перед другими людьми, сжималась перед ним и выставляла только свою боевую сторону жизни; теперь, напротив, она чувствовала, что он как будто докапывался до самых задушевных сторон ее жизни; и она сначала с недоверием, а потом с благодарностью выказывала ему затаенные добрые стороны своего характера.
Самый хитрый человек не мог бы искуснее вкрасться в доверие княжны, вызывая ее воспоминания лучшего времени молодости и выказывая к ним сочувствие. А между тем вся хитрость Пьера состояла только в том, что он искал своего удовольствия, вызывая в озлобленной, cyхой и по своему гордой княжне человеческие чувства.
– Да, он очень, очень добрый человек, когда находится под влиянием не дурных людей, а таких людей, как я, – говорила себе княжна.
Перемена, происшедшая в Пьере, была замечена по своему и его слугами – Терентием и Васькой. Они находили, что он много попростел. Терентий часто, раздев барина, с сапогами и платьем в руке, пожелав покойной ночи, медлил уходить, ожидая, не вступит ли барин в разговор. И большею частью Пьер останавливал Терентия, замечая, что ему хочется поговорить.
– Ну, так скажи мне… да как же вы доставали себе еду? – спрашивал он. И Терентий начинал рассказ о московском разорении, о покойном графе и долго стоял с платьем, рассказывая, а иногда слушая рассказы Пьера, и, с приятным сознанием близости к себе барина и дружелюбия к нему, уходил в переднюю.
Доктор, лечивший Пьера и навещавший его каждый день, несмотря на то, что, по обязанности докторов, считал своим долгом иметь вид человека, каждая минута которого драгоценна для страждущего человечества, засиживался часами у Пьера, рассказывая свои любимые истории и наблюдения над нравами больных вообще и в особенности дам.
– Да, вот с таким человеком поговорить приятно, не то, что у нас, в провинции, – говорил он.
В Орле жило несколько пленных французских офицеров, и доктор привел одного из них, молодого итальянского офицера.
Офицер этот стал ходить к Пьеру, и княжна смеялась над теми нежными чувствами, которые выражал итальянец к Пьеру.
Итальянец, видимо, был счастлив только тогда, когда он мог приходить к Пьеру и разговаривать и рассказывать ему про свое прошедшее, про свою домашнюю жизнь, про свою любовь и изливать ему свое негодование на французов, и в особенности на Наполеона.
– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c'est un sacrilege que de faire la guerre a un peuple comme le votre. [Это кощунство – воевать с таким народом, как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.
В Орел приезжал к нему его главный управляющий, и с ним Пьер сделал общий счет своих изменявшихся доходов. Пожар Москвы стоил Пьеру, по учету главно управляющего, около двух миллионов.
Главноуправляющий, в утешение этих потерь, представил Пьеру расчет о том, что, несмотря на эти потери, доходы его не только не уменьшатся, но увеличатся, если он откажется от уплаты долгов, оставшихся после графини, к чему он не может быть обязан, и если он не будет возобновлять московских домов и подмосковной, которые стоили ежегодно восемьдесят тысяч и ничего не приносили.
– Да, да, это правда, – сказал Пьер, весело улыбаясь. – Да, да, мне ничего этого не нужно. Я от разоренья стал гораздо богаче.
Но в январе приехал Савельич из Москвы, рассказал про положение Москвы, про смету, которую ему сделал архитектор для возобновления дома и подмосковной, говоря про это, как про дело решенное. В это же время Пьер получил письмо от князя Василия и других знакомых из Петербурга. В письмах говорилось о долгах жены. И Пьер решил, что столь понравившийся ему план управляющего был неверен и что ему надо ехать в Петербург покончить дела жены и строиться в Москве. Зачем было это надо, он не знал; но он знал несомненно, что это надо. Доходы его вследствие этого решения уменьшались на три четверти. Но это было надо; он это чувствовал.