Аксёнов, Александр Никифорович

Александр Никифорович Аксёнов<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Председатель Совета Министров БССР
11 декабря 1978 года — 8 июля 1983 года
Предшественник:	Тихон Яковлевич Киселёв
Преемник:	Владимир Игнатьевич Бровиков
Председатель Государственного комитета СССР по телевидению и радиовещанию
16 декабря 1985 года — 16 мая 1989 года
Глава правительства:	Николай Иванович Рыжков
Предшественник:	Сергей Георгиевич Лапин
Преемник:	Михаил Фёдорович Ненашев
Министр внутренних дел БССР
апрель 1960 года — декабрь 1965 года
Глава правительства:	Тихон Яковлевич Киселёв
Предшественник:	Сергей Иванович Сикорский
Преемник:	Борис Тихонович Шумилин
Первый секретарь Витебского обкома КПБ
декабрь 1965 года — июль 1971 года
Предшественник:	Станислав Антонович Пилотович
Преемник:	Сергей Михайлович Шабашов
Рождение:	9 октября 1924(1924-10-09) д. Кунторовка, Ветковский район Гомельской области, БССР
Смерть:	8 сентября 2009(2009-09-08) (84 года) г. Минск, Республика Беларусь
Партия:	ВКП(б) с 1945
Образование:	Гомельское педагогическое училище Заочная высшая партийная школа при ЦК КПСС
Профессия:	учитель
Награды:

Алекса́ндр Ники́форович Аксёнов (9 октября 1924 — 8 сентября 2009) — советский и белорусский государственный и партийный деятель. Член ЦК КПСС (1976—90 гг.).

Образование

В 1941 году окончил Гомельское педагогическое училище В 1957 году окончил Заочную высшую партийную школу при ЦК КПСС.

Биография

• 1941—1942 — в эвакуации в Оренбургской области.
• 1942—1943 — в Действующей армии, участник обороны Сталинграда: командир отделения и взвода. Комиссован после ранения.
• 1943—1944 — заведующий начальной школы в Гавриловском районе Оренбургской области.
• 1944—1957 — на комсомольской работе в БССР: первый секретарь райкома, зам. заведующего отделом школ Барановичского обкома; первый секретарь Барановичского горкома, секретарь Барановичского обкома; первый секретарь Гродненского обкома; секретарь, второй секретарь, первый секретарь ЦК ЛКСМ Белоруссии.
• 1957—1959 — секретарь ЦК ВЛКСМ.
• 1959—1960 — заместитель председателя КГБ БССР.
• 1960—1965 — Министр внутренних дел БССР.
• 1965—1971 — первый секретарь Витебского обкома КП Белоруссии.
• 1971—1978 — второй секретарь ЦК КП Белоруссии.
• 1978—1983 — Председатель Совета Министров БССР.
• 1983—1986 — Чрезвычайный и Полномочный Посол СССР в Польской Народной Республике.
• 1985—1989 — председатель Государственного комитета СССР по телевидению и радиовещанию. При его руководстве началось ослабление цензуры на советском телевидении.

С 1989 года — персональный пенсионер союзного значения.

Депутат Верховного Совета СССР: Совета Национальностей 7-8 созывов (1966-1974) от Белорусской ССР, Совета Союза 9-10 созывов (1966-1984) от Гродненской области. В Верховный Совет 9 созыва избран от Гродненского избирательного округа № 587 Гродненской области; заместитель Председателя Мандатной комиссии Совета Союза.

Скончался 8 сентября 2009 года. Похоронен на Восточном (Московском) кладбище г. Минска.

Семья

Сын - Аксёнов Владимир Александрович родился 2 декабря 1946 г. в г. Барановичи Брестской области Белорусской ССР; окончил Московский физико-технический институт (МФТИ), аспирантуру МФТИ, Академию общественных наук при ЦК КПСС, кандидат экономических наук; избирался секретарем комитета комсомола МФТИ, председателем Комитета молодежных организаций (КМО) СССР (январь 1980 — апрель 1987), дважды получал мандат депутата Верховного Совета РСФСР.

Награды

• четыре ордена Ленина
• орден Октябрьской Революции
• два ордена Трудового Красного Знамени
• орден Славы 3-й степени
• орден Отечественной войны 1-й степени
• медали и Почётные грамоты Верховного Совета БССР и Совета Министров Беларуси

Литература

• Государственная власть СССР. Высшие органы власти и управления и их руководители. 1923—1991 гг. Историко-биографический справочник./Сост. В. И. Ивкин. Москва, 1999. — ISBN 5-8243-0014-3

Ссылки

• [www.sb.by/post/90801/ Некролог в газете Советская Белоруссия]

Отрывок, характеризующий Аксёнов, Александр Никифорович

– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.