Аксёнов, Сергей Александрович

Сергей Аксёнов
Дата рождения:	3 апреля 1971(1971-04-03) (53 года)
Место рождения:	Владимир, СССР
Гражданство:	Россия Россия
Партия:	«Другая Россия»
Род деятельности:	политика

Серге́й Алекса́ндрович Аксёнов (род. 3 апреля 1971, Владимир) — российский общественный и политический деятель, публицист.

Биография

Окончил общеобразовательную школу во Владимире. С 1988 по 1994 годы учился в Московском экономико-статистическом институте (МЭСИ). Работал разнорабочим, сверловщиком, штукатуром, поваром, журналистом. В октябре 1993 года стал свидетелем расстрела парламента.

Политическая деятельность

НБП

В мае 1997 года Аксёнов примкнул к МОО «Национал-Большевистская Партия» в Петербурге. В октябре того же года переехал в Москву, где стал координатором региональной сети газеты «Лимонка», а позднее её учредителем.

C 7 апреля 2001 по 20 ноября 2003 года находился под арестом в связи с так называемым «Алтайским делом» .

В период с 1998 по 2006 год Аксенов в качестве делегата принимал участие в работе 1-го, 3-го, 5-го и 6-го съездов НБП. Был избран в политсовет партии.

В 2007 году поддерживал контакты с лидерами недавно созданных свободных профсоюзов: «Профсвобода» (г. Сургут) и «Набат» (г. Каменск-Уральский). Организатор нескольких совместных акций протеста.

После судебного запрета НБП 19 апреля 2007 года продолжил политическую деятельность в рамках коалиции «Другая Россия» в личном качестве.

«Алтайское дело»

22—23 февраля 2000 года на 3-м съезде НБП было принято решение перенести центр тяжести политической борьбы партии из России в страны СНГ со значительной долей русскоязычного населения. Летом 2000 года Аксенов совершил поездку по Восточно-Казахстанской области. Побывал в Семипалатинске, Жангизтобе, Георгиевке, Усть-Каменогорске. Осенью вместе с другими нацболами жил в Усть-Коксинском районе Республики Алтай.

7 апреля 2001 года Аксёнов, Лимонов, Шилин, Гребнев, Балуев, Голубович, Бахур и Акопян были арестованы спецназом ФСБ на пасеке «травника» Пирогова, расположенной в приграничной к Казахстану части Республики Алтай. Аксенов и Лимонов были доставлены в СИЗО ФСБ «Лефортово», где им было предъявлено обвинение в незаконном обороте оружия, а впоследствии и в подготовке вооружённого вторжения на территорию Казахстана с целью поддержки интересов местного русскоязычного населения. Суть обвинения в популярной форме была изложена в фильме «Суд на призраком», показанном на телеканале ОРТ

В рамках уголовного дела № 171 следствие предъявило Аксёнову обвинение по статьям УК РФ: 280 ч.1 «Призывы к насильственному изменению конституционного строя», 205, ч. «Терроризм», 208 ч. 3 «Организация незаконного вооружённого формирования» и 222 ч.3 «Незаконный оборот оружия». В ходе следствия Аксенов отказался давать показания. На судебном процессе, который проходил в Саратове, его защищали адвокаты Сергей Беляк и Андрей Мишин.

15 апреля судья Саратовского областного суда Александр Матросов оправдал Аксёнова по ст. 205, ст. 208 и ст. 280. По ст. 222 он был признан виновным и приговорен к 3,5 годам лишения свободы.

Марши несогласных

Аксенов входил в политическое совещание оппозиционной коалиции «Другая Россия», а также в оргкомитет «Маршей несогласных» — серии протестных акций, которые проводились коалицией в 2006-08 годах. Участвовал во всех московских маршах, а также в марше в Петербурге 3 марта 2007 года. Неоднократно был задержан милицией.

Национальная ассамблея

С 17 мая 2008 года Аксёнов — депутат и член Совета Национальной ассамблеи Российской Федерации. Руководитель комитета по организации выборов. На первой сессии ассамблеи предложил объявить её альтернативным парламентом. Предложение было отвергнуто оргкомитетом НА. Впоследствии приостановил членство в ассамблее до проведения второй очной сессии.

Стратегия-31

С 31 января 2009 года Аксёнов выходил на Триумфальную площадь в поддержку свободы собраний в РФ. Впоследствии эти ненасильственные акции стали регулярными и получили название Стратегии-31. Аксёнов вошёл в оргкомитет движения. В ходе акций неоднократно задерживался милицией.

Организатор фотовыставки «Борьба за площадь» в галерее Марата Гельмана. Организатор и ведущий дебатов в Сахаровском центре на тему «Можно ли оппозиции договариваться с властью?».

Аксёнов критиковал позицию правозащитников, допускающих возможность согласования митингов за свободу собраний на условиях власти, в частности, с Владиславом Сурковым. Это привело к инциденту в отделении милиции «Арбат» 31 октября 2010 года, когда он в резких выражениях отказался от помощи члена президентского совета по правам человека Валерия Борщёва

Выдвижение Э. Лимонова в президенты РФ

С 20 марта 2009 года Аксёнов руководил федеральным штабом по выдвижению Эдуарда Лимонова в президенты РФ на выборах 2012 года. По его инициативе была создана сеть региональных штабов, а президентская программа Лимонова переведена на татарский язык.

14 декабря 2011 года подписи в поддержку выдвижения писателя были сданы в ЦИК РФ, который впоследствии отказал Лимонову в регистрации кандидатом в президенты. Позднее отказ ЦИК подтвердил Верховный суд. 12 января 2012 года жалоба на отказ в регистрации направлена в Европейский суд по правам человека.

Недопуск Лимонова на президентские выборы стал одной из причин серии акций протеста «Другой России» у здания ЦИК под лозунгом «Остановим диктатуру!». В ходе финальной акции 5 марта около сотни протестующих, в том числе сам Лимонов, были задержаны полицией.

Партия «Другая Россия»

Аксёнов — один из создателей и член исполкома политической партии «Другая Россия», первый съезд которой прошёл 10 июля 2010 года в Москве. Соавтор политической программы ДР, опубликованной в «Российской газете».

От имени «Другой России» подписал декларацию о создании Комитета национального спасения, который видел своей задачей оспорить как нелегитимные выборы 2011-12 гг.

После недопуска к парламентским выборам 2011 года нескольких партий оппозиции призвал известных общественных деятелей выйти из общественных структур при органах власти. Речь шла, в частности, об Общественной палате РФ и общественных советах при президенте РФ и ГУВД Москвы.

Инициатор и участник серии еженедельных акций оппозиции на Триумфальной площади в предвыборный период — осенью 2011 года — под лозунгом «Выборы без оппозиции — преступление!». 21 декабря 2011 года, в день первого заседания Госдумы VI созыва, задержан на несанкционированной акции протеста у здания парламента. Мировым судьей Ольгой Боровковой приговорен к аресту.

Идейные взгляды

Аксёнов высказывался за приоритет национальных интересов РФ перед «внешней легитимностью». В частности, критиковал практику регулярного общения лидеров российской оппозиции с послом США в его резиденции Спасо-Хаус.

В экономической сфере сторонник самодостаточности России и приоритета отечественного производителя. Противник присоединения России к ВТО. По мнению Аксенова, сырьевые отрасли промышленности должны быть национализированы, а внешняя торговля сырьём монополизирована государством. Налоговое бремя для граждан должно быть дифференцированным: от налога на роскошь для богатых, до полной отмены налогов для малоимущих.

В области межнациональных отношений разделяет трактовку понятие «русский», зафиксированную в первой программе НБП: «тот, кто считает русский язык и русскую культуру своими, историю России — своей историей, кто пролил и готов пролить свою и чужую кровь во имя России и только ради неё, и никакой другой родины и нации не мыслит, есть русский».

В сфере гражданских прав Аксёнов выступает за практическую реализацию гарантированных конституцией РФ свобод. В частности, свободы собраний без «согласования» с властью и свободных выборов в Госдуму с участием всех реально существующих политических сил, без проходного барьера.

Аксёнов критиковал некоторых лидеров оппозиции за склонность к интригам и вероломство. По его мнению, разные организации оппозиции должны сначала победить и только потом вести друг с другом политическую борьбу в рамках свободного парламента.

В тюрьме

Находился под арестом с 7 апреля 2001 по 20 ноября 2003 года.

На этапе следствия, в СИЗО «Лефортово», соседями Аксёнова по камере были подозреваемый в контрабанде алмазов Виктор «Дипломат», подельник Салмана Радуева Асламбек Алхазуров и проходивший по делу Бориса Березовского замдиректора «Аэрофлота» Николай Глушков. Во время судебного процесса Аксенов содержался в СИЗО Саратова и Энгельса Саратовской области.

Срок отбывал в колонии общего режима в поселке Металлострой Ленинградской области. Трудился на промзоне сверловщиком. О его досрочном освобождении ходатайствовали адвокат Беляк, а также депутаты Госдумы Жириновский, Митрофанов, Шандыбин и др.

Правозащитная деятельность

В 1988 году Аксенов был распространителем проекта Конституции СССР, написанного Андреем Сахаровым. Критиковал Amnesty International за пристрастность и бюрократизм в вопросе предоставления некоторым российским политзаключённым статуса «узник совести».

Союз заключённых

В числе других Аксенов инициировал создание «Союза заключённых» — организации, ставящей своей целью гуманизацию системы исполнения наказаний в РФ. Участники съезда политзаключённых, прошедшего 6 июля 2008 года в гостинице «Измайлово», решили в знак солидарности ежегодно, 14 сентября, отмечать День заключенного. Лично способствовал разрешению проблемы жестокого обращения с заключёнными в Верхнеуральской «крытой» тюрьме Челябинской области.

Конференция ОБСЕ и Финско-российский форум

В октябре 2008 года Аксенов принял участие в конференции ОБСЕ в Варшаве, где выступил с докладом о репрессиях против нацболов. В том числе о внесудебных расправах, апофеозом которых стало убийство Юрия Червочкина. Аксенов отметил, что нацболы не просят помощи у международного сообщества, однако хотят, чтобы вещи были названы своими именами: «преступления — преступлениями, а несвобода — несвободой». Весной 2009 года выступил с продолжением темы на финско-российском форуме в Хельсинки.

«Сидячая забастовка» за Таисию Осипову

В июле-августе 2011 года Аксенов участвовал в «сидячей забастовке» в защиту политзаключенной Таисии Осиповой, проходившей у Соловецкого камня в Москве. Тема вызвала большой резонанс — в поддержку Осиповой выступили Международная организация против пыток (Женева), правозащитное общество «Мемориал», арт-группа «Война», деятели политики и культуры. В итоге приговор Осиповой — 10 лет лишения свободы был отменен, а дело отправлено на новое рассмотрение.

Критика

Часть московских сторонников Лимонова упрекали Аксенова в том, что 4 июля 2009 года он и Сергей Фомченков в присутствии представителей российских регионов предъявили Роману Попкову, Елене Боровской, Дмитрию Сумину и Дамиру Гилязову обвинения во «фракционизме», намерении перехватить руководство движением и общении с оперативными сотрудниками МВД и ФСБ. В результате Попков и Сумин были исключены из числа сторонников Лимонова, а ещё три десятка человек заявили о своем самостоятельном курсе.

По мнению Попкова, «властолюбие, желание контролировать все и командовать всеми толкнули Аксенова, Фомченкова и нескольких более мелких персонажей на путь интриг и фальсификаций».

По свидетельству Лимонова, Попков и Сумин были исключены за подготовку захвата лидерства среди его сторонников и несанкционированные контакты с ФСБ и УБОП. Сам Аксенов инцидент не комментировал.

26 июля 2011 года движение «Россия молодая» обвинило Аксенова в отказе пройти добровольное тестирование на наркотики в их офисе. Публичное согласие пройти такой тест Аксенов дал во время сидячей забастовки в поддержку Таисии Осиповой. Впоследствии Аксенов прошёл тест и опубликовал медицинское заключение, доказавшее его непричастность к наркотикам.

Дети

У Аксенова двое сыновей: Иван, 2005-го, и Тимур 2009-го годов рождения.

Арест 6-летнего Ивана на Триумфальной площади

1 ноября 2011 года после акции «Другой России» на Триумфальной площади, в которой принимал участие Сергей Аксенов, 6-летний Иван и сопровождающая его 16-летняя Виктория Кузнецова были задержаны полицией по указанию сотрудника московского центра по борьбе с экстремизмом Алексея Окопного. Иван был доставлен в ОВД «Тверское» и допрошен инспектором по делам несовершеннолетних Светланой Понариной.

Задержание мальчика вызвало скандал в российском обществе. Поэт и писатель Дмитрий Быков высказал своё отношение к инциденту в тексте «Ювенальное», опубликованном в «Новой газете». Мнения других наблюдателей разделились. Многие упрекали Аксенова в безответственности и провокации. Так, полиция настаивала, что Иван и Виктория были доставлены в отдел полиции для установления личностей и передачи родителям. Председатель Совета при президенте РФ по развитию институтов гражданского общества и правам человека Михаил Федотов назвал произошедшее «художественной провокацией» и «театром». А глава Общественного совета при ГУВД Москвы Ольга Костина в полемике с матерью Ивана Анастасией Пустарнаковой (Аксеновой) на телеканале «Дождь» пообещала выяснить, не были ли нарушены права ребёнка его родителями. Также Костина заявила, что центр «Э» намерен подать на Аксенова иск о защите чести и достоинства своего сотрудника — Окопного.

Вместе с тем известные правозащитники: Людмила Алексеева, Сергей Ковалев, Валерий Борщев, Лев Пономарев, Светлана Ганнушкина и др. расценили произошедшее как нарушение закона и в обращении к министру внутренних дел Рашиду Нургалиеву потребовали увольнения Окопного и изменения практики работы центра «Э».

Разбирательство инцидента на заседании президиума общественного совета при ГУВД Москвы привело к конфликту между Ольгой Костиной и членом совета, главным редактором радиостанции «Эхо Москвы», Алексеем Венедиктовым. По мнению Венедиктова, выводы, сделанные советом, нелегитимны, так как на разбирательство не были приглашены родители Ивана.

Судебная тяжба с Центром по борьбе с экстремизмом

По следам задержания и допроса 6-летнего сына Ивана, Аксенов подал иск в Тверской суд Москвы о возмещении морального вреда на сумму 1 рубль. Соответчиками по иску указаны МВД и Минфин. «Компенсация символическая — один рубль, хотя, конечно, я бы хотел получить скальп господина Окопного, но удовлетворюсь и этим», — заявил оппозиционер газете «Коммерсант». По его мнению, центр по борьбе с экстремизмом является по сути политической полицией и должен быть закрыт.

В искусстве

По свидетельству зрителей, Аксенов является жизненным прототипом героя спектакля «Отморозки», поставленного Кириллом Серебренниковым с артистами школы-студии МХАТ по книге Захара Прилепина «Санькя». Артист Артур Бесчастных, сыграл с него роль Матвея. В апреле 2012 года «Отморозки» стали лауреатом национальной театральной премии «Золотая маска» в номинации «Драма/Спектакль малой формы».

Упоминание об Аксенове есть в книгах Эдуарда Лимонова «Моя политическая биография», «В плену у мертвецов» и «По тюрьмам».

Цитаты

"Нацбол — это не членство в какой-либо организации, не статус, а, скорее, психотип, «масть».

«Лозунг „Россия — всё, остальное ничто!“ безусловно гипербола, но первая его часть для нас священна».

«После истории с договорной регистрацией партии Рыжкова, я понял, что нацболы занимаются не политикой. Это ближе к религии, к вере. Для политики нам не хватает подлости».

Публицистика

• [www.ej.ru/?a=note&id=11724 С. Аксенов. Центр «Э» должен быть закрыт]
• [forum-msk.org/material/politic/8391292.html С. Аксенов. Честность — лучшая политика]
• [forum-msk.org/material/politic/9587214.html С. Аксенов. Что отнять и как поделить]
• [svpressa.ru/politic/article/91357/ С. Аксенов. Добрый совет Елбасы]
• [svpressa.ru/blogs/article/94953/ С. Аксенов. Ополчение Донбасса — юнионисты]

Ссылки

• [sergey-aksenov.livejournal.com/ Блог С. Аксенова в Живом журнале]
• Сергей Аксенов в «Твиттере»

Отрывок, характеризующий Аксёнов, Сергей Александрович

Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.