Акт о каноническом общении

Акт о каноническом общении Русской Православной Церкви заграницей с Русской Православной Церковью Московского Патриархата — документ, провозглашающий объединение Русской Православной Церкви заграницей (РПЦЗ) с Русской Православной Церковью Московского Патриархата (РПЦ).

Подписан 17 мая 2007 года в Москве в Храме Христа Спасителя Патриархом Московским и всея Руси Алексием II и Первоиерархом РПЦЗ митрополитом Лавром.

Предыстория

Руководство Московской Патриархии, находившееся до конца 1980-х годов под политическим контролем властей СССР, рассматривало клириков и мирян РПЦЗ как раскольников и именовало РПЦЗ «Карловацким расколом», «карловчанами». Периодически МП призывала «всех ея чад, пребывающих в рассеянии и вне ограды Матери-Церкви» (Обращение Священного Синода РПЦ от 14 марта 1957) прийти «к правильному решению возвратиться на Родину». Подобного рода усилия имели некоторый успех в первые годы после Второй мировой войны: несколько епископов и священников приехало в СССР для постоянного проживания.

После Второй мировой войны мировоззрение руководства РПЦЗ совершило некоторую эволюцию, вызванную прекращением прежних ожиданий скорого краха коммунистического режима в СССР и своего возвращения в освобождённую Россию: оно становилось более изоляционистским и эсхатологичным: начал преобладать взгляд на себя как на «малое стадо», одиноко «стоящее в истине» посреди «бушующего моря апостасии». К прежней критике советско-коммунистического режима в СССР добавилась критика экуменизма, гуманизма, общества потребления (последнее — применительно к странам Запада). Поиски истоков бедствий России порою приводили некоторых архипастырей (см. слова и речи епископа Андрея (Рымаренко), Роклендского, викария Нью-Йоркской епархии) ко временам ереси жидовствующих в Новгороде и Москве.

Предъюбилейное Послание Синода МП от 21 июня 1987 года, обращаясь к русскому церковному зарубежью, призывало «преодолеть дух ожесточения и средостения». Архиерейский Синод РПЦЗ в своём Послании к пастырям и пастве Русской Православной Церкви от 19 ноября 1987 года называет три «причины, разделяющие нас»: 1) отказ Московской Патриархии от Мучеников и Исповедников нашего времени; 2) «та, что декларация митрополита Сергия… о тождестве интересов Церкви и безбожного государства лежит до сих пор в основе их отношений»; 3) «в том, что послание Московской Патриархии определенно утверждает…, что мы находимся вне спасительной ограды Матери-Церкви». Послание Синода РПЦЗ подчеркивает: «Мы никогда не мнили себя вне Матери-Церкви, храня духовное и молитвенное единство с мучениками, страдальцами за веру…, со всей полнотой Русской Церкви»; «мы остаёмся верными завету Соловецких узников о том, „что не в целости внешней организации заключается сила Церкви, а в единении веры и любви преданных ей чад ея“».

Духом мессианской исключительности пронизано Юбилейное Послание Архиерейского Собора к пастве Русской Православной Церкви 1988 года: «Пока церковное возглавление Московской Патриархии поражено безгласностью и не может говорить правды, мы — русские епископы за границей, чувствуем страшную ответственность, лежащую на нас за всю Церковь… Управляя свободной частью ея, зарубежной, мы… не знаем компромиссов с врагами Христовой истины… мы — единственные русские епископы, голос которых может и должен быть и является свободным голосом многострадальной матери Церкви,… говорящие правду о положении верующих на родине,… сохранившие канонический строй управления Церковью,… дерзнувшие прославлять новых мучеников и исповедников нашей Церкви».

В конце 1980-х, когда жёсткий государственный контроль над МП в СССР был снят и объективно появились предпосылки к воссоединению, руководство РПЦЗ продолжало настаивать на снятии иерархами МП «причин, разделяющих нас»: прославления Новомучеников Российских, отречения от так называемого сергианства, признания РПЦЗ Церковью, прекращения мероприятий в рамках экуменической деятельности.

Московский Патриархат, в свою очередь, исходя из своей позиции, что члены РПЦЗ пребывают вне Церкви, мыслил воссоединение как вхождение РПЦЗ в состав РПЦ в той или иной форме и без исполнения каких-либо предварительных условий с его стороны. В августе 1991 года Патриарх Алексий II во время Конгресса Соотечественников в Москве принял Г. А. Рара, одного из деятелей РПЦЗ, и через него передал Архиерейскому Синоду РПЦЗ предложение о воссоединении РПЦ с РПЦЗ с сохранением за РПЦЗ полной автономии, каковое предложение было отклонено Архиерейским Синодом РПЦЗ.

Принятие 7 апреля 1990 в РПЦЗ клира и прихода Цареконстантиновского храма в Суздале во главе с архимандритом Валентином (Русанцовым) и его последующая епископская хиротония, принятие в мае 1990 Архиерейским Собором РПЦЗ Положения о Российской Православной Свободной Церкви, и создания сети приходов РПЦЗ на территории СССР (затем бывшего СССР), решение Синода РПЦЗ в 1992 году назначить епископа Варнаву (Прокофьева) представителем Синода в России и настоятелем Синодального подворья в Марфо-Мариинской обители и последовавший 3 августа 1992 года съезд духовенства под председательством епископа Варнавы, на котором было принято решение об учреждении Московского епархиального управления РПЦЗ, были восприняты в Московской Патриархии как фактическое объявление юрисдикционной войны.

Важной вехой на пути к единству стал Юбилейный Архиерейский Собор Русской Православной Церкви, состоявшийся в Москве в августе 2000 года. Собор прославил Новомучеников и Исповедников Российских, принял «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви», где прояснялась позиция Московского Патриархата в отношении к государственной власти. Был также принят документ «Основные принципы отношения Русской Православной Церкви к инославию», в котором ясно излагается позиция Московского Патриархата по вопросу о межконфессиональном диалоге. Решения Собора были положительно восприняты в Русской Православной Церкви заграницей. С этого времени усилилось стремление к диалогу. 17 октября того же года члены Архиерейского Собора РПЦЗ, заслушав доклад епископа Евтихия (Курочкина) о состоявшемся в августе 2000 года Архиерейском Соборе Московской Патриархии, вынес Резолюцию об отношении к Московской патриархии, в которой счёл целесообразным создать при Архиерейском Синоде постоянно действующую комиссию по вопросам единства Русской Церкви в составе архиепископа Марка (Арндта), епископов Михаила (Донскова) и Гавриила (Чемодакова), протоиереев Николая Артёмова и Петра Перекрёстова, а также дьякона Павла Иванова.

После травмы, полученной в 2000 году, Председатель Архиерейского Синода (с 1986 года) митрополит Виталий (Устинов) фактически отошёл от дел, а в июле 2001 года передал свои полномочия заместителю, архиепископу Лавру. В октябре того же года Архиерейский Собор РПЦЗ избрал Лавра новым Первоиерархом, однако, под давлением окружения удалился в Спасо-Преображенский скит в Мансонвилле и, где от имени Виталия было распространено «Чрезвычайное заявление», в котором говорилось, что митрополит Виталий снимает подпись «о своём добровольном уходе на покой и передаче моих полномочий архиепископу Лавру». Вскоре лишённый сана епископ Варнава (Прокофьев) в присутствии митрополита Виталия рукоположил архимандрита Сергия (Киндякова) во епископа и положил начало РПЦЗ(В). 25 сентября 2006 года митрополит Виталий скончался в своей резиденции при Спасо-Преображенском монастыре в Мансонвилле. Несколько раньше покаялся и вернулся из раскола епископ Варнава, получив от Архиерейского Синода РПЦЗ статус ставропигии для своего прихода в Каннах.

24 сентября 2003 года в Нью-Йорке в Генеральном консульстве Российской Федерации состоялась встреча Первоиерарха Русской Православной Церкви заграницей митрополита Лавра и членов Архиерейского Синода с Президентом Российской Федерации Владимиром Владимировичем Путиным. На встрече было передано письмо Патриарха Алексия II митрополиту Лавру с приглашением посетить Москву, которое было «с благодарностью принято».

17 по 22 ноября 2003 года состоялся визит в Москву делегации РПЦЗ во главе с архиепископом Берлинским и Германским Марком (Арндтом). В состав делегации входили также архиепископ Сиднейский и Австралийско-Новозеландский Иларион (Капрал), епископ Сан-Францисский и Западно-Американский Кирилл (Дмитриев), протоиерей Николай Артёмов, секретарь Германской епархии, и протоиерей Пётр Холодный, казначей Архиерейского Синода РПЦЗ. Делегация была принята Патриархом Алексием II, прошли переговоры с членами Священного Синода Русской Православной Церкви.

8-12 декабря 2003 года в Наяке (штат Нью-Йорк) состоялось Всезарубежное пастырское совещание, в котором приняли участие около 150 священнослужителей Русской Зарубежной Церкви. По инициативе организаторов были приглашены и три клирика Московского Патриархата: наместник московского Сретенского монастыря архимандрит Тихон (Шевкунов), преподаватель Санкт-Петербургской Духовной академии и семинарии протоиерей Георгий Митрофанов и доцент Московской Духовной академии протоиерей Максим Козлов. Главной темой обсуждения был вопрос о взаимоотношениях Зарубежной Церкви с Церковью в Отечестве. Были высказаны разные мнения, однако в принятом участниками Обращении сказано: «Мы можем единодушно заявить, что единство двух частей Русской Церкви, в России и за рубежом, — наше желание».

Подготовка и переговорный процесс

Вопрос о каноническом единстве обсуждался на Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви заграницей, который состоялся 13-17 декабря 2003 года. 17 декабря 2003 года указом Архиерейского Собора РПЦЗ была образована Комиссия Русской Православной Церкви Заграницей по переговорам со встречной Комиссией Московского Патриархата в составе: архиепископ Берлинский и Германский Марк (Арндт) (Председатель), епископ Вевейский Амвросий (Кантакузен), архимандрит Лука (Мурьянка), протоиерей Георгий Ларин и протоиерей Александр Лебедев (Секретарь). Кроме того, в работу Комиссии со стороны Русской Зарубежной Церкви были включены Епископ Ишимский и Сибирский Евтихий (по вопросам приходов РПЦЗ находящихся на территории России), а также, в качестве консультантов — протоиерей Валерий Алексеев из Одесской Епархии, и диакон Николай Савченко из Санкт-Петербурга.

26 декабря 2003 года Священный Синод Русской Православной Церкви «для дальнейшего обсуждения вопросов, связанных с преодолением существующего разделения» создал комиссию при Священном Синоде под председательсвом епископа Корсунского Иннокентия (Васильева). В состав Комиссии были также назначены: архиепископ Верейский Евгений (Решетников), наместник московского Сретенского монастыря архимандрит Тихон (Шевкунов), председатель Историко-правовой Комиссии Московского Патриархата профессор протоиерей Владислав Цыпин, и секретарь по межправославным отношениям Отдела Внешних Церковных Связей Московского Патриархата протоиерей Николай Балашов (секретарь).

В мае 2004 года Первоиерарх РПЦЗ митрополит Восточно-Американский и Нью-Йоркский Лавр впервые посетил Москву и присутствовал на ряде патриарших богослужений.

С 22 по 24 июня 2004 года в Отделе внешних церковных связей Московского Патриархата на территории Свято-Даниловского монастыря в Москве, состоялась первая рабочая встреча комиссий Московского Патриархата и Русской Зарубежной Церкви. При этом члены комиссий РПЦЗ и Московского Патриархата приняли участие во встрече Тихвинской иконы Божией Матери, возвращённой в Россию после 63-летнего пребывания за границей, и молились в Храме Христа Спасителя за всенощным бдением, возглавляемым Патриархом Московским и всея Руси Алексием II вместе с Митрополитом всея Америки и Канады Германом (Свайко).

После первой совместной встречи, по решению Архиерейского Синода Русской Православной Церкви Заграницей, на место протоиерея Георгия Ларина был назначен протоиерей Николай Артёмов.

14 — 16 сентября 2004 года в помещениях Собора Новомучеников и Исповедников Российских Русской Православной Церкви Заграницей в Мюнхене состоялась вторая рабочая встреча переговорных комиссий Русской Православной Церкви за границей и Московского Патриархата. Итогом двух совместных заседаний стали согласованные проекты документов, затрагивающих весь круг порученных комиссиям вопросов: «об отношениях Церкви и государства», «об отношениях Православия с неправославными общинами и межконфессиональными организациями», «о каноническом статусе Русской Зарубежной Церкви как самоуправляемой части Поместной Русской Православной Церкви», «о преодолении канонических препятствий к установлению евхаристического общения».

С 17 по 19 ноября 2004 года в Отделе внешних церковных связей Московского Патриархата на территории Свято-Данилова монастыря в Москве прошла третья рабочая встреча переговорных комиссий Русской Православной Церкви за границей и Московского Патриархата.

2-4 марта 2005 года в окрестностях Парижа состоялась четвёртая рабочая встреча переговорных комиссий Русской Православной Церкви за границей и Московского Патриархата.

26-28 июля 2005 года в Москве состоялась четвёртая рабочая встреча переговорных комиссий Русской Православной Церкви за границей и Московского Патриархата. 28 июля члены комиссий продолжили работу в Свято-Серафимовском скиту московского Сретенского монастыря в Рязанской области. Участники встречи имели возможность ознакомиться с возрождающейся жизнью монашеской общины и монастырским хозяйством.

17-20 февраля 2006 года в Наяке состоялась пятая рабочая встреча переговорных комиссий Русской Православной Церкви за границей и Московского Патриархата.

7—14 мая 2006 года в Сан-Франциско состоялся Всезарубежный Собор РПЦЗ, который положительно оценил уже предпринятые шаги к восстановлению единства и одобрил проект Акта о каноническом общении с Московским Патриархатом. Проект Акта был направлен в переговорные комиссии обеих Церквей для доработки и снятия вопросов, остающихся неурегулированными.

Состоявшийся 15-19 мая Архиерейский Собор РПЦЗ утвердил документы IV Всезарубежного Собора и принципиально одобрил проект Акта о каноническом общении, указав на желательность некоторой доработки. Было выражено пожелание достичь соглашения о совместной публикации проекта Акта о каноническом общении.

Митрополит Лавр, проявивший ранее инициативу в восстановлении молитвенного общения Церквей, публично поддержав в ходе Собора начинания РПЦ, заявил, что «даже в случае воссоединения с Московским Патриархатом РПЦЗ сохранит свой автономный статус и будет продолжать жить, как прежде». Речь, по его словам, идёт лишь о признании друг друга как единой Поместной Русской Православной Церкви.

С 26 по 28 июля 2006 года в Москве состоялась седьмая встреча переговорных комиссий Московского Патриархата и Русской Зарубежной Церкви, на который Комиссии рассмотрели вопросы, связанные с восстановлением общения, и, с учётом пожеланий Архиерейского Собора РПЦЗ, продолжили работу над проектом Акта о каноническом общении, а также подготовили проект Приложения к Акту о каноническом общении.

24 — 26 октября 2006 год в Кёльне на восьмом заключительном совместном заседании комиссии Московского Патриархата по диалогу с Русской Зарубежной Церковью и комиссии Русской Зарубежной Церкви по переговорам с Московским Патриархатом была выработана формулировка Акта о каноническом общении, по которому РПЦЗ «пребывает неотъемлемой самоуправляемой частью Поместной Русской Православной Церкви» и будет «самостоятельна в делах пастырских, просветительных, административных, хозяйственных, имущественных и гражданских, состоя при этом в каноническом единстве со всей Полнотой Русской Православной Церкви».

Также не данном заседании были подготовлены предложения относительно места, времени и порядка подписания Акта о каноническом общении, а также о сопутствующих этому событию богослужениях. 8 декабря 2006 года Архиерейский Синод РПЦЗ и 26 декабря 2006 года Священный Синод Московского Патриархата одобрили эти предложения. Подписание Акта о каноническом общении намечено на 17 мая 2007 года..

Тем не менее, в среде духовенства и мирян РПЦЗ шли оживлённые дебаты; в адрес митрополита Лавра были выдвинуты обвинения в связях с российским государством и спецслужбами.

30 января 2007 года Патриарх Алексий II встретился в своей рабочей резиденции в Чистом переулке с делегацией РПЦЗ, в состав которой вошли архиепископ Сиднейский и Австралийско-Новозеландский Иларион (Капрал), первый заместитель председателя Архиерейского Синода РПЦЗ, и архиепископ Берлинский и Германско-Великобританский Марк (Арндт), председатель Комиссии по переговорам об объединении РПЦЗ с Московским Патриархатом.

По поводу Обращения епископа Анадырского и Чукотского Диомида (Дзюбана) и иже с ним митрополит Кирилл (Гундяев) отметил 1 марта 2007 года, что данное письмо появилось именно в преддверии подписания Акта о каноническом общении с Зарубежной Церковью, и в нём отразились те «протестные настроения, которые имеют место в крайне радикальной части Русской зарубежной Церкви»; он высказал мнение, что «всё это направлено на то, чтобы сорвать подписание соглашения, помешать Русской Православной Церкви восстановить своё единство». Митрополит выразил уверенность, что «главную роль здесь сыграла некая группа людей, которая еще находится в тени. Но они будут найдены и обвинены в провокации». Спустя несколько дней м-т Кирилл высказал более мягкую оценку ситуации.

10 апреля 2007 года, выступая на пасхальном приеме для дипломатического корпуса и представителей религиозных организаций, министр иностранных дел Российской Федерации Сергей Викторович Лавров заявил, что «событием поистине исторического масштаба станет предстоящее воссоединение Русской Православной Церкви Московского Патриархата и Русской Православной Церкви за границей, которое завершится подписанием их предстоятелями — патриархом Алексием II и митрополитом Лавром — в мае сего года в Москве Акта о каноническом общении».

Архиерейского Синода РПЦЗ, заседавший 18-20 апреля 2007 года принял текст окончательного определения по Акту о каноническом общении, для оглашения на чинопоследовании его подписания и направил официальную делегацию на торжества подписания Акта о каноническом общении в составе: Митрополит Лавр, архиепископ Берлинский и Германский Марк, архиепископ Сиднейский и Австралийско-Новозеландский Иларион, архиепископ Сан-Францисский и Западно-Американский Кирилл; епископ Ишимский и Сибирский Евтихий, епископ Женевский и Западно-Европейский Михаил, епископ Штуттгартский Агапит, епископ Кливлендский Петр, архимандрит Лука (Мурьянка), протоиерей Александр Лебедев, протоиерей Николая Артёмов, протоиерей Виктор Потапов, протоиерей Петр Перекрёстов, священник Серафим Ган, а также казначея Архиерейского Синода протоиерея Петр Холодный.

2 мая было распространено интервью митрополита Кирилла для The Washington Post, где он разъяснил своё понимание предстоящего акта: «17 мая 2007 года, в Москве, в кафедральном соборном Храме Христа Спасителя, Святейший Патриарх Алексий и митрополит Лавр подпишут „Акт о каноническом общении“, который устанавливает канонические нормы взаимных отношений между Церковью в Отечестве и в зарубежье. А затем впервые после восьми десятилетий отчуждения совместно совершим литургию.».

Накануне подписания Акта, консультант переговорной комиссии РПЦЗ иерей Николай Савченко сообщил, что «Около 20-25 процентов клириков и мирян Русской православной церкви за границей (РПЦЗ) выступают против объединения с Московским патриархатом».

16 мая 2007 года Священный Синод РПЦ постановил:

«1. Утвердить Акт о каноническом общении, которым восстанавливается единство внутри Поместной Русской Православной Церкви.

2. Определить, что Акт о каноническом общении вступает в силу после торжественного подписания Патриархом Московским и всея Руси Алексием и Председателем Архиерейского Синода Русской Зарубежной Церкви митрополитом Лавром в храме Христа Спасителя в Москве, в праздник Вознесения Господня 17 мая 2007 года.»

Кроме того, Синод своим отдельным Определением урегулировал новый статус бывшего епископа РПЦЗ в России, перешедшего в РПЦ, Евтихия (Курочкина): «Преосвященному епископу Евтихию (Курочкину) быть епископом Домодедовским, викарием Московской епархии, с поручением ему временного архипастырского окормления бывших приходов Русской Зарубежной Церкви в России, согласно Приложению к Акту о каноническом общении.»

Подписание

17 мая 2007 года в день праздника Вознесения Господня по прибытии в храм Христа Спасителя Первоиерарха Русской Зарубежной Церкви митрополита Восточно-Американского и Нью-Йоркского Лавра и Патриарха Московского и всея Руси Алексия II секретари Комиссий Московского Патриархата протоиерей Николай Балашов и Русской Православной Церкви Заграницей протоиерей Александр Лебедев огласили постановления Священного Синода Московского Патриархата и Архиерейского Синода Русской Православной Церкви Заграницей об утверждении Акта о каноническом общении.

После этого Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II и митрополит Восточно-Американский и Нью-Йоркский Лавр, Первоиерарх Русской Зарубежной Церкви, торжественно подписали Акт о каноническом общении. Затем Святейший Патриарх Алексий и Митрополит Лавр обменялись братскими лобзаниями со словами «Христос посреде нас! — И есть, и будет!».

Затем последовал обмен речами Патриарха Алексия II, Митрополита Лавра и Президента России В. В. Путина.

После обмена речами Патриарх Алексий, в сослужении митрополита Лавра и многочисленного сонма архиереев, возглавил первую после восстановления единства Русской Православной Церкви совместную Божественную литургию

Затем в музее храма состоялось открытие выставки «Русская Православная Церковь в XX-XXI веках. В этот же день участники торжеств присутствовали на торжественном приёме в трапезных палатах Храма Христа Спасителя.

По воспоминаниям Митрополита Лавра:

Богослужения этих дней напомнили мне слова Псалмопевца, ибо в процессе диалога, в IV Всезарубежном Соборе и в торжествах, связанных с подписанием Акта о каноническом общении «милость и истина встретились, правда и мир облобызались». Эти дни, проведённые в молитве и братском общении, также напомнили мне древнюю икону святых апостолов Петра и Павла, обнимающих и приветствующих друг друга после примирения. Так и две части единой Русской Православной Церкви, обняв, облобызав и приветствуя друг друга, радостно, и с большим духовным подъемом служили, молились и причащались от единой Чаши Христовой, торжествуя над врагом рода человеческого, в трудные годы гонений «поразившего пастырей и рассеявшего овец» Русской Православной Церкви.

Акт гласит, что «Русская Православная Церковь Заграницей <…> пребывает неотъемлемой самоуправляемой частью Поместной Русской Православной Церкви» (п. 1).

19 мая торжественный приём по случаю подписания Акта состоялся в Кремле по приглашению Президента России В. В. Путина.

Реакция и следствия

Московский Патриарх Алексий II подчеркнул значение Акта для укрепления государства: «укрепление Церкви — это, несомненно, укрепление нашей страны, которое, конечно же, вызывает не только сочувствие в мире, но и зависть, недоброжелательство».

Протоиерей Николай Балашов, секретарь по межправославным отношениям Отдела внешних церковных связей МП заметил: «Что касается отделившихся священников или общин — я думаю, их будет очень немного. Это скорее „страшилки“, изобретаемые теми, кто не хочет укрепления Русской Церкви, кто боится России и не любит её. Среди противников единства либо перебежчики из Московского Патриархата, либо люди, которые психологически тяготеют к замкнутой, изолированной среде».

21 мая 2007 года митрополит Лавр, находясь в Курске, сказал: «Препятствовала старая эмиграция, к которой я не отношусь. У её представителей очень распространено настроение недоверия к советской власти, и тому, что с ней было связано. Трудно было переубедить их в психологическом плане».

По предположениям некоторых СМИ, главными инициаторами и спонсорами подписания Акта со стороны РПЦЗ были Казначей Синода РПЦЗ предприниматель протоиерей Пётр Холодный (внук изгнанного из РПЦЗ митрополитом Виталием (Устиновым) протопресвитера Александра Киселёва, в 1980-х обучавшийся в Москве, а в начале 2000-х бывший главой одной из дочерних компаний Норникеля) и предприниматели Борис Йордан и Павел Лисицын.

Ряд клириков и мирян РПЦЗ негативно отнеслись к единению. Ещё до подписания Акта, в среде духовенства и мирян РПЦЗ начались оживлённые дискуссии о правомерности или целесообразности подобного шага. Оппозицию в РПЦЗ вызывал отказ РПЦ выйти из Всемирного совета церквей и других экуменических организаций, поскольку в прошлом РПЦЗ осудила экуменизм как ересь. Клирики РПЦЗ обеспокоены тем фактом, что назначения в РПЦЗ, в особенности первоиерарха и епископов, должны будут утверждаться в Москве.

Американская консервативная газета The Wall Street Journal, близкая к правительству США, 25 мая 2007 года заявляла: «Речь идёт не только о богословских и нравственных сторонах дела — есть подозрения, что Путин формирует новые разветвленные каналы влияния, используя церковь для укрепления связей с общинами русских эмигрантов по всему миру».

С позицией неприятия Акта выступил епископ Таврический и Одесский Агафангел (Пашковский), фигура которого в первые месяцы после подписания Акта стала центром притяжения для многих, не желающих принять Акт. Наиболее консервативные приходы РПЦЗ, пожелавшие остаться в канонической изоляции и воздержаться от общения с Московским Патриархатом, объединились вокруг епископа Агафангела и провели 18 ноября 2008 года в Нью-Йорке V Всезарубежный Собор РПЦЗ, на котором избрали митрополита Агафангела Первоиерархом РПЦЗ. Ряд приходов присоединились к неканонической Русской Истинно-Православной Церкви и греческим старостильным юрисдикциям.

Высказывалось мнение, что одним из последствий Акта будет «усугубление царящего здесь [в Северной Америке] канонического беспорядка». Однако, этого не произошло, если не считать того факта, что вследствие подписания Акта количество малочисленных не признающих друг друга неканонических структур, так или иначе использующих название РПЦЗ, увеличилось.

По мнению Александра Солдатова, «Противники воссоединения, неформальным лидером которых является … Евгений Магеровский, глава Общества ревнителей памяти основателя РПЦЗ митрополита Антония (Храповицкого), заявили о своих намерениях судиться с Синодом Лавра не только за здание Синода, но и за крупнейший монастырь РПЦЗ(Л) в Джорданвилле, и за величественный кафедральный собор в Сан-Франциско, и за старинные монастыри в Святой земле».

Епископ Домодедовский Евтихий (Курочкин) так оценил освещение вопроса объединения в средствах массовой информации:

К сожалению, на вопрос о единстве Церкви нас соблазняют смотреть как на земной вопрос о юрисдикциях, об административных подчинениях или как на институт иерархического руководства. Журналисты, публицисты, обозреватели, среди которых немало людей без малейшего религиозного опыта или хотя бы знакомства с христианским вероучением, приземляют таким образом сугубо церковный вопрос и почитают себя правомочными участниками внутрицерковных дискуссий и процессов. Всезнание незнаек — болезнь современного общества. Опасно, когда незнайки практикуют в здравоохранительной области, ещё опаснее, когда незнайки вторгаются в духовную сферу: возможностями всего мира невозможно компенсировать вред, нанесённый бессмертной человеческой душе; об этом предупреждал Сам Господь Иисус Христос. Однако, как говорится, «печально, но факт»: безграмотные дискуссии о церковном единстве в основном и сформировали русло, в котором оно обсуждается. Я не устаю призывать православных людей рассуждать и принимать решения, руководствуясь церковным святоотеческим опытом.

Епископ Иоанн (Берзинь) подчёркивает, что произошло примирение, а не объединение двух Церквей:

Мыслить примирение между Зарубежной Церковью и Церковью в России как «объединение» неверно. Может, кому-то и покажется, что это просто спор о словах, но все-таки то, что произошло, <…> более правильно называть «примирением», а не «объединением». И я настаиваю на этом слове.

30 сентября 2015 года в Курской Коренной пустыни был открыт Монумент «Воссоединение», посвящённый восстановлению единства внутри Поместной Русской Православной Церкви. В композиции из бронзы запечатлены Патриарх Московский и всея Руси Алексий II и митрополит Восточно-Американский и Нью-Йоркский Лавр, держащие Курскую Коренную икону. Открытие памятника приурочено к пребыванию этой чудотворной иконы на курской земле.

Ссылки

• [patriarchia.ru/db/text/155920.html Акт о каноническом общении]
• [patriarchia.ru/db/text/243425.html Подписание Акта о каноническом общении в единой Поместной Русской Православной Церкви: официальный сайт МП 17 мая 2007 г.] (фотографии)
• [obschenie.info/ Акт о каноническом общении, приложение к акту и статьи]
• [patriarchia.ru/db/text/231981.html ПОСЛАНИЕ Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II архипастырям, пастырям, монашествующим и всем верным чадам Русской Православной Церкви в связи с подписанием Акта о каноническом общении внутри Поместной Русской Православной Церкви 17 мая 2007 г.]
• [www.synod.com/Poslania/reply_pAlexei2003.html ОТВЕТ Архиерейского Собора Русской Православной Церкви заграницей Святейшему патриарху Алексею], декабрь 2003 года
• А. Солдатов. [www.russ.ru/stat_i/velikoe_cerkovnoe_pereformatirovanie Великое церковное переформатирование: Русский журнал 18 мая 2007 г.]
• [www.rian.ru/spravka/20070516/65572257.html Как развивались отношения РПЦЗ и Московской патриархии] // «РИА Новости»
• Сафонов Д. В. [www.radonezh.ru/all/gazeta/?ID=299&forprint Взаимоотношения двух частей Русской Православной Церкви: к истории вопроса] // radonezh.ru 21 мая 2004
• Rebecca Santana. [www.freerepublic.com/focus/f-news/1894715/posts U.S. Worshipers Refuse to Join Moscow Church] The Associated Press 11 сентября 2007 г.
• Павел Круг. [ng.ru/society/2007-05-16/4_present.html Подарок для православных маргиналов. Часть духовенства и мирян Зарубежной Церкви, возможно, уйдет в раскол: НГ Религии 16.05.2007]
• Священник Андрей Новиков [www.blagogon.ru/articles/202/ Русская Зарубежная Церковь на пути к церковному единству]
• Протодиакон Владимир Русак. [www.regels.org/Rusak.Russian-Church-11.htm «Воссоединение РПЦЗ с РПЦ МП». 2013 г.]
• протоиерей Александр Лебедев [www.pravoslavie.ru/jurnal/618.htm Каноническая оценка «Акта о каноническом общении»]
• [www.pravoslavie.ru/4746.html Мы снова будем вместе Беседы со священнослужителями Русской Православной Церкви Заграницей накануне подписания «Акта о каноническом общении» по завершении всенощного бдения в Московском Сретенском монастыре]

Отрывок, характеризующий Акт о каноническом общении

– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .


Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.
28 го октября Кутузов с армией перешел на левый берег Дуная и в первый раз остановился, положив Дунай между собой и главными силами французов. 30 го он атаковал находившуюся на левом берегу Дуная дивизию Мортье и разбил ее. В этом деле в первый раз взяты трофеи: знамя, орудия и два неприятельские генерала. В первый раз после двухнедельного отступления русские войска остановились и после борьбы не только удержали поле сражения, но прогнали французов. Несмотря на то, что войска были раздеты, изнурены, на одну треть ослаблены отсталыми, ранеными, убитыми и больными; несмотря на то, что на той стороне Дуная были оставлены больные и раненые с письмом Кутузова, поручавшим их человеколюбию неприятеля; несмотря на то, что большие госпитали и дома в Кремсе, обращенные в лазареты, не могли уже вмещать в себе всех больных и раненых, – несмотря на всё это, остановка при Кремсе и победа над Мортье значительно подняли дух войска. Во всей армии и в главной квартире ходили самые радостные, хотя и несправедливые слухи о мнимом приближении колонн из России, о какой то победе, одержанной австрийцами, и об отступлении испуганного Бонапарта.
Князь Андрей находился во время сражения при убитом в этом деле австрийском генерале Шмите. Под ним была ранена лошадь, и сам он был слегка оцарапан в руку пулей. В знак особой милости главнокомандующего он был послан с известием об этой победе к австрийскому двору, находившемуся уже не в Вене, которой угрожали французские войска, а в Брюнне. В ночь сражения, взволнованный, но не усталый(несмотря на свое несильное на вид сложение, князь Андрей мог переносить физическую усталость гораздо лучше самых сильных людей), верхом приехав с донесением от Дохтурова в Кремс к Кутузову, князь Андрей был в ту же ночь отправлен курьером в Брюнн. Отправление курьером, кроме наград, означало важный шаг к повышению.
Ночь была темная, звездная; дорога чернелась между белевшим снегом, выпавшим накануне, в день сражения. То перебирая впечатления прошедшего сражения, то радостно воображая впечатление, которое он произведет известием о победе, вспоминая проводы главнокомандующего и товарищей, князь Андрей скакал в почтовой бричке, испытывая чувство человека, долго ждавшего и, наконец, достигшего начала желаемого счастия. Как скоро он закрывал глаза, в ушах его раздавалась пальба ружей и орудий, которая сливалась со стуком колес и впечатлением победы. То ему начинало представляться, что русские бегут, что он сам убит; но он поспешно просыпался, со счастием как будто вновь узнавал, что ничего этого не было, и что, напротив, французы бежали. Он снова вспоминал все подробности победы, свое спокойное мужество во время сражения и, успокоившись, задремывал… После темной звездной ночи наступило яркое, веселое утро. Снег таял на солнце, лошади быстро скакали, и безразлично вправе и влеве проходили новые разнообразные леса, поля, деревни.
На одной из станций он обогнал обоз русских раненых. Русский офицер, ведший транспорт, развалясь на передней телеге, что то кричал, ругая грубыми словами солдата. В длинных немецких форшпанах тряслось по каменистой дороге по шести и более бледных, перевязанных и грязных раненых. Некоторые из них говорили (он слышал русский говор), другие ели хлеб, самые тяжелые молча, с кротким и болезненным детским участием, смотрели на скачущего мимо их курьера.
Князь Андрей велел остановиться и спросил у солдата, в каком деле ранены. «Позавчера на Дунаю», отвечал солдат. Князь Андрей достал кошелек и дал солдату три золотых.
– На всех, – прибавил он, обращаясь к подошедшему офицеру. – Поправляйтесь, ребята, – обратился он к солдатам, – еще дела много.
– Что, г. адъютант, какие новости? – спросил офицер, видимо желая разговориться.
– Хорошие! Вперед, – крикнул он ямщику и поскакал далее.
Уже было совсем темно, когда князь Андрей въехал в Брюнн и увидал себя окруженным высокими домами, огнями лавок, окон домов и фонарей, шумящими по мостовой красивыми экипажами и всею тою атмосферой большого оживленного города, которая всегда так привлекательна для военного человека после лагеря. Князь Андрей, несмотря на быструю езду и бессонную ночь, подъезжая ко дворцу, чувствовал себя еще более оживленным, чем накануне. Только глаза блестели лихорадочным блеском, и мысли изменялись с чрезвычайною быстротой и ясностью. Живо представились ему опять все подробности сражения уже не смутно, но определенно, в сжатом изложении, которое он в воображении делал императору Францу. Живо представились ему случайные вопросы, которые могли быть ему сделаны,и те ответы,которые он сделает на них.Он полагал,что его сейчас же представят императору. Но у большого подъезда дворца к нему выбежал чиновник и, узнав в нем курьера, проводил его на другой подъезд.
– Из коридора направо; там, Euer Hochgeboren, [Ваше высокородие,] найдете дежурного флигель адъютанта, – сказал ему чиновник. – Он проводит к военному министру.
Дежурный флигель адъютант, встретивший князя Андрея, попросил его подождать и пошел к военному министру. Через пять минут флигель адъютант вернулся и, особенно учтиво наклонясь и пропуская князя Андрея вперед себя, провел его через коридор в кабинет, где занимался военный министр. Флигель адъютант своею изысканною учтивостью, казалось, хотел оградить себя от попыток фамильярности русского адъютанта. Радостное чувство князя Андрея значительно ослабело, когда он подходил к двери кабинета военного министра. Он почувствовал себя оскорбленным, и чувство оскорбления перешло в то же мгновенье незаметно для него самого в чувство презрения, ни на чем не основанного. Находчивый же ум в то же мгновение подсказал ему ту точку зрения, с которой он имел право презирать и адъютанта и военного министра. «Им, должно быть, очень легко покажется одерживать победы, не нюхая пороха!» подумал он. Глаза его презрительно прищурились; он особенно медленно вошел в кабинет военного министра. Чувство это еще более усилилось, когда он увидал военного министра, сидевшего над большим столом и первые две минуты не обращавшего внимания на вошедшего. Военный министр опустил свою лысую, с седыми висками, голову между двух восковых свечей и читал, отмечая карандашом, бумаги. Он дочитывал, не поднимая головы, в то время как отворилась дверь и послышались шаги.
– Возьмите это и передайте, – сказал военный министр своему адъютанту, подавая бумаги и не обращая еще внимания на курьера.
Князь Андрей почувствовал, что либо из всех дел, занимавших военного министра, действия кутузовской армии менее всего могли его интересовать, либо нужно было это дать почувствовать русскому курьеру. «Но мне это совершенно всё равно», подумал он. Военный министр сдвинул остальные бумаги, сровнял их края с краями и поднял голову. У него была умная и характерная голова. Но в то же мгновение, как он обратился к князю Андрею, умное и твердое выражение лица военного министра, видимо, привычно и сознательно изменилось: на лице его остановилась глупая, притворная, не скрывающая своего притворства, улыбка человека, принимающего одного за другим много просителей.
– От генерала фельдмаршала Кутузова? – спросил он. – Надеюсь, хорошие вести? Было столкновение с Мортье? Победа? Пора!
Он взял депешу, которая была на его имя, и стал читать ее с грустным выражением.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Шмит! – сказал он по немецки. – Какое несчастие, какое несчастие!
Пробежав депешу, он положил ее на стол и взглянул на князя Андрея, видимо, что то соображая.
– Ах, какое несчастие! Дело, вы говорите, решительное? Мортье не взят, однако. (Он подумал.) Очень рад, что вы привезли хорошие вести, хотя смерть Шмита есть дорогая плата за победу. Его величество, верно, пожелает вас видеть, но не нынче. Благодарю вас, отдохните. Завтра будьте на выходе после парада. Впрочем, я вам дам знать.
Исчезнувшая во время разговора глупая улыбка опять явилась на лице военного министра.
– До свидания, очень благодарю вас. Государь император, вероятно, пожелает вас видеть, – повторил он и наклонил голову.
Когда князь Андрей вышел из дворца, он почувствовал, что весь интерес и счастие, доставленные ему победой, оставлены им теперь и переданы в равнодушные руки военного министра и учтивого адъютанта. Весь склад мыслей его мгновенно изменился: сражение представилось ему давнишним, далеким воспоминанием.


Князь Андрей остановился в Брюнне у своего знакомого, русского дипломата .Билибина.
– А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите.
Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.
Билибин любил разговор так же, как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как при этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес.
Эти фразы изготовлялись во внутренней лаборатории Билибина, как будто нарочно, портативного свойства, для того, чтобы ничтожные светские люди удобно могли запоминать их и переносить из гостиных в гостиные. И действительно, les mots de Bilibine se colportaient dans les salons de Vienne, [Отзывы Билибина расходились по венским гостиным] и часто имели влияние на так называемые важные дела.
Худое, истощенное, желтоватое лицо его было всё покрыто крупными морщинами, которые всегда казались так чистоплотно и старательно промыты, как кончики пальцев после бани. Движения этих морщин составляли главную игру его физиономии. То у него морщился лоб широкими складками, брови поднимались кверху, то брови спускались книзу, и у щек образовывались крупные морщины. Глубоко поставленные, небольшие глаза всегда смотрели прямо и весело.
– Ну, теперь расскажите нам ваши подвиги, – сказал он.
Болконский самым скромным образом, ни разу не упоминая о себе, рассказал дело и прием военного министра.
– Ils m'ont recu avec ma nouvelle, comme un chien dans un jeu de quilles, [Они приняли меня с этою вестью, как принимают собаку, когда она мешает игре в кегли,] – заключил он.
Билибин усмехнулся и распустил складки кожи.
– Cependant, mon cher, – сказал он, рассматривая издалека свой ноготь и подбирая кожу над левым глазом, – malgre la haute estime que je professe pour le православное российское воинство, j'avoue que votre victoire n'est pas des plus victorieuses. [Однако, мой милый, при всем моем уважении к православному российскому воинству, я полагаю, что победа ваша не из самых блестящих.]
Он продолжал всё так же на французском языке, произнося по русски только те слова, которые он презрительно хотел подчеркнуть.
– Как же? Вы со всею массой своею обрушились на несчастного Мортье при одной дивизии, и этот Мортье уходит у вас между рук? Где же победа?
– Однако, серьезно говоря, – отвечал князь Андрей, – всё таки мы можем сказать без хвастовства, что это немного получше Ульма…
– Отчего вы не взяли нам одного, хоть одного маршала?
– Оттого, что не всё делается, как предполагается, и не так регулярно, как на параде. Мы полагали, как я вам говорил, зайти в тыл к семи часам утра, а не пришли и к пяти вечера.
– Отчего же вы не пришли к семи часам утра? Вам надо было притти в семь часов утра, – улыбаясь сказал Билибин, – надо было притти в семь часов утра.
– Отчего вы не внушили Бонапарту дипломатическим путем, что ему лучше оставить Геную? – тем же тоном сказал князь Андрей.
– Я знаю, – перебил Билибин, – вы думаете, что очень легко брать маршалов, сидя на диване перед камином. Это правда, а всё таки, зачем вы его не взяли? И не удивляйтесь, что не только военный министр, но и августейший император и король Франц не будут очень осчастливлены вашей победой; да и я, несчастный секретарь русского посольства, не чувствую никакой потребности в знак радости дать моему Францу талер и отпустить его с своей Liebchen [милой] на Пратер… Правда, здесь нет Пратера.
Он посмотрел прямо на князя Андрея и вдруг спустил собранную кожу со лба.
– Теперь мой черед спросить вас «отчего», мой милый, – сказал Болконский. – Я вам признаюсь, что не понимаю, может быть, тут есть дипломатические тонкости выше моего слабого ума, но я не понимаю: Мак теряет целую армию, эрцгерцог Фердинанд и эрцгерцог Карл не дают никаких признаков жизни и делают ошибки за ошибками, наконец, один Кутузов одерживает действительную победу, уничтожает charme [очарование] французов, и военный министр не интересуется даже знать подробности.
– Именно от этого, мой милый. Voyez vous, mon cher: [Видите ли, мой милый:] ура! за царя, за Русь, за веру! Tout ca est bel et bon, [все это прекрасно и хорошо,] но что нам, я говорю – австрийскому двору, за дело до ваших побед? Привезите вы нам свое хорошенькое известие о победе эрцгерцога Карла или Фердинанда – un archiduc vaut l'autre, [один эрцгерцог стоит другого,] как вам известно – хоть над ротой пожарной команды Бонапарте, это другое дело, мы прогремим в пушки. А то это, как нарочно, может только дразнить нас. Эрцгерцог Карл ничего не делает, эрцгерцог Фердинанд покрывается позором. Вену вы бросаете, не защищаете больше, comme si vous nous disiez: [как если бы вы нам сказали:] с нами Бог, а Бог с вами, с вашей столицей. Один генерал, которого мы все любили, Шмит: вы его подводите под пулю и поздравляете нас с победой!… Согласитесь, что раздразнительнее того известия, которое вы привозите, нельзя придумать. C'est comme un fait expres, comme un fait expres. [Это как нарочно, как нарочно.] Кроме того, ну, одержи вы точно блестящую победу, одержи победу даже эрцгерцог Карл, что ж бы это переменило в общем ходе дел? Теперь уж поздно, когда Вена занята французскими войсками.
– Как занята? Вена занята?
– Не только занята, но Бонапарте в Шенбрунне, а граф, наш милый граф Врбна отправляется к нему за приказаниями.
Болконский после усталости и впечатлений путешествия, приема и в особенности после обеда чувствовал, что он не понимает всего значения слов, которые он слышал.
– Нынче утром был здесь граф Лихтенфельс, – продолжал Билибин, – и показывал мне письмо, в котором подробно описан парад французов в Вене. Le prince Murat et tout le tremblement… [Принц Мюрат и все такое…] Вы видите, что ваша победа не очень то радостна, и что вы не можете быть приняты как спаситель…
– Право, для меня всё равно, совершенно всё равно! – сказал князь Андрей, начиная понимать,что известие его о сражении под Кремсом действительно имело мало важности ввиду таких событий, как занятие столицы Австрии. – Как же Вена взята? А мост и знаменитый tete de pont, [мостовое укрепление,] и князь Ауэрсперг? У нас были слухи, что князь Ауэрсперг защищает Вену, – сказал он.
– Князь Ауэрсперг стоит на этой, на нашей, стороне и защищает нас; я думаю, очень плохо защищает, но всё таки защищает. А Вена на той стороне. Нет, мост еще не взят и, надеюсь, не будет взят, потому что он минирован, и его велено взорвать. В противном случае мы были бы давно в горах Богемии, и вы с вашею армией провели бы дурную четверть часа между двух огней.
– Но это всё таки не значит, чтобы кампания была кончена, – сказал князь Андрей.
– А я думаю, что кончена. И так думают большие колпаки здесь, но не смеют сказать этого. Будет то, что я говорил в начале кампании, что не ваша echauffouree de Durenstein, [дюренштейнская стычка,] вообще не порох решит дело, а те, кто его выдумали, – сказал Билибин, повторяя одно из своих mots [словечек], распуская кожу на лбу и приостанавливаясь. – Вопрос только в том, что скажет берлинское свидание императора Александра с прусским королем. Ежели Пруссия вступит в союз, on forcera la main a l'Autriche, [принудят Австрию,] и будет война. Ежели же нет, то дело только в том, чтоб условиться, где составлять первоначальные статьи нового Саmро Formio. [Кампо Формио.]
– Но что за необычайная гениальность! – вдруг вскрикнул князь Андрей, сжимая свою маленькую руку и ударяя ею по столу. – И что за счастие этому человеку!
– Buonaparte? [Буонапарте?] – вопросительно сказал Билибин, морща лоб и этим давая чувствовать, что сейчас будет un mot [словечко]. – Bu onaparte? – сказал он, ударяя особенно на u . – Я думаю, однако, что теперь, когда он предписывает законы Австрии из Шенбрунна, il faut lui faire grace de l'u . [надо его избавить от и.] Я решительно делаю нововведение и называю его Bonaparte tout court [просто Бонапарт].
– Нет, без шуток, – сказал князь Андрей, – неужели вы думаете,что кампания кончена?
– Я вот что думаю. Австрия осталась в дурах, а она к этому не привыкла. И она отплатит. А в дурах она осталась оттого, что, во первых, провинции разорены (on dit, le православное est terrible pour le pillage), [говорят, что православное ужасно по части грабежей,] армия разбита, столица взята, и всё это pour les beaux yeux du [ради прекрасных глаз,] Сардинское величество. И потому – entre nous, mon cher [между нами, мой милый] – я чутьем слышу, что нас обманывают, я чутьем слышу сношения с Францией и проекты мира, тайного мира, отдельно заключенного.
– Это не может быть! – сказал князь Андрей, – это было бы слишком гадко.
– Qui vivra verra, [Поживем, увидим,] – сказал Билибин, распуская опять кожу в знак окончания разговора.
Когда князь Андрей пришел в приготовленную для него комнату и в чистом белье лег на пуховики и душистые гретые подушки, – он почувствовал, что то сражение, о котором он привез известие, было далеко, далеко от него. Прусский союз, измена Австрии, новое торжество Бонапарта, выход и парад, и прием императора Франца на завтра занимали его.
Он закрыл глаза, но в то же мгновение в ушах его затрещала канонада, пальба, стук колес экипажа, и вот опять спускаются с горы растянутые ниткой мушкатеры, и французы стреляют, и он чувствует, как содрогается его сердце, и он выезжает вперед рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удесятеренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства.
Он пробудился…
«Да, всё это было!…» сказал он, счастливо, детски улыбаясь сам себе, и заснул крепким, молодым сном.


На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…
– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]
– Attendez, je n'ai pas fini… – сказал он князю Андрею, хватая его за руку. – Je suppose que l'intervention sera plus forte que la non intervention. Et… – Он помолчал. – On ne pourra pas imputer a la fin de non recevoir notre depeche du 28 novembre. Voila comment tout cela finira. [Подождите, я не кончил. Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство И… Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Чем то всё это кончится.]
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d'or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.
– Надо ему показать Амели, прелесть! – сказал один из наших, целуя кончики пальцев.
– Вообще этого кровожадного солдата, – сказал Билибин, – надо обратить к более человеколюбивым взглядам.
– Едва ли я воспользуюсь вашим гостеприимством, господа, и теперь мне пора ехать, – взглядывая на часы, сказал Болконский.
– Куда?
– К императору.
– О! о! о!
– Ну, до свидания, Болконский! До свидания, князь; приезжайте же обедать раньше, – пocлшaлиcь голоса. – Мы беремся за вас.
– Старайтесь как можно более расхваливать порядок в доставлении провианта и маршрутов, когда будете говорить с императором, – сказал Билибин, провожая до передней Болконского.
– И желал бы хвалить, но не могу, сколько знаю, – улыбаясь отвечал Болконский.
– Ну, вообще как можно больше говорите. Его страсть – аудиенции; а говорить сам он не любит и не умеет, как увидите.


На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.
Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
– Скажите, когда началось сражение? – спросил он поспешно.
Князь Андрей отвечал. После этого вопроса следовали другие, столь же простые вопросы: «здоров ли Кутузов? как давно выехал он из Кремса?» и т. п. Император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы сделать известное количество вопросов. Ответы же на эти вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его.
– В котором часу началось сражение? – спросил император.
– Не могу донести вашему величеству, в котором часу началось сражение с фронта, но в Дюренштейне, где я находился, войско начало атаку в 6 часу вечера, – сказал Болконский, оживляясь и при этом случае предполагая, что ему удастся представить уже готовое в его голове правдивое описание всего того, что он знал и видел.
Но император улыбнулся и перебил его:
– Сколько миль?
– Откуда и докуда, ваше величество?
– От Дюренштейна до Кремса?
– Три с половиною мили, ваше величество.
– Французы оставили левый берег?
– Как доносили лазутчики, в ночь на плотах переправились последние.
– Достаточно ли фуража в Кремсе?
– Фураж не был доставлен в том количестве…
Император перебил его.
– В котором часу убит генерал Шмит?…
– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.
Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.