Акт о независимости Литвы
Поделись знанием:
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.
Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.
Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Акт о независимости Литвы (лит. Lietuvos nepriklausomybės aktas) или Акт 16 февраля — документ, составленный и подписанный Советом Литвы под председательством Йонаса Басанавичюса 16 февраля 1918 года и провозгласивший восстановление независимого государства Литва, которое должно управляться на демократических началах, со столицей в городе Вильнюс. Документ был подписан всеми 20 делегатами. Акт 16 февраля стал последним из серии резолюций, касающихся проблемы о самоопределении Литвы, включая Акт 8 января, подписанный на Вильнюсской конференции. Путь к независимости был длинным и сложным из-за того, что Германская империя оказывала давление на Совет Литвы с целью создания союза. Депутатам приходилось маневрировать между интересами Германии, войска которой располагались в Литве, и требованиями литовского народа.
Реакция на известие о восстановлении независимой Литвы была очень сдержанной. Публикация акта была запрещена властями Германии, текст резолюции печатался и распространялся подпольно. Работе Совета постоянно препятствовали, а немцы продолжали контролировать всю территорию Литвы. Ситуация изменилась, когда осенью 1918 года Германия проиграла Первую мировую войну. В ноябре 1918 года был сформирован первый литовский кабинет министров, а Совет Литвы получил контроль над всей территорией страны. Независимость наконец стала реальностью, хотя Литва вынуждена была участвовать в нескольких войнах, чтобы окончательно подтвердить её.
Оригинальный документ ныне утерян. Несмотря на это он не потерял своего юридического значения. Акт является законным обоснованием существования независимой Литвы как в межвоенный период, так и после 1990 года. В документе сформулированы основные принципы государственного устройства, которые в том числе отражены во всех конституциях Литвы. Акт также стал ключевым документом в 1990 году после выхода страны из состава СССР. Власти Литвы подчеркивали, что это просто восстановление независимого государства, которое существовало с 1918 по 1940 года, а Акт о независимости никогда не терял своей силы.
Текст акта
| Строка | Оригинальный текст[1] | Русский перевод | ||
|---|---|---|---|---|
| 1 | |
| ||
| 2 | Lietuvos Taryba savo posėdyje vasario 16 d. 1918 m. vienu balsu nu- | Совет Литвы на заседании 16 февраля 1918 года единогласно решил | ||
| 3 | tarė kreiptis: į Rusijos, Vokietijos ir kitų valstybių vyriausybės šiuo | обратиться к правительствам России, Германии и других государств со следующей | ||
| 4 | pareiškimu: | декларацией: | ||
| 5 | Lietuvos Taryba, kaipo vienintelė lietuvių tautos atstovybė, remdamos | Совет Литвы, как единственный представитель литовской нации, основываясь на | ||
| 6 | pripažintaja tautų apsisprendimo teise ir lietuvių Vilniaus konferencijos | признанном праве народов на самоопределение и на принятой Вильнюсской конференцией | ||
| 7 | nutarimu rugsėjo mėn. 18–23 d. 1917 metais, skelbia atstatanti nepriklau- | резолюции 18-23 сентября 1917 года, провозглашает восстановление независимого, | ||
| 8 | somą demokratiniais pamatais sutvarkytą Lietuvos valstybę su sostine | на демократических принципах основанного Литовского государства со столицей | ||
| 9 | Vilniuje ir tą valstybę atskirianti nuo visų valstybinių ryšių, kurie | в Вильнюсе и отделение этого государства от всех государственных связей, которые | ||
| 10 | yra buvę su kitomis tautomis. | когда-либо имели место с другими нациями. | ||
| 11 | Drauge Lietuvos Taryba pareiškia, kad Lietuvos valstybės pama- | Совет Литвы также объявляет, что основы Литовского государства | ||
| 12 | tus ir jos santykius su kitomis valstybėmis privalo galutinai nustatyti | и его отношения с другими государствами подлежат окончательному установлению | ||
| 13 | kiek galima graičiau sušauktas steigiamasis seimas, demokratiniu budu | как можно скорее созванным учредительным сеймом, выбранным демократическим способом | ||
| 14 | visų jos gyventojų išrinktas. | всеми жителями государства. | ||
| 15 | Lietuvos Taryba pranešdama apie tai ..................... | Совет Литвы, информируя об этом правительство ....................., | ||
| 16 | vyriausybei, prašo pripažinti nepriklausomą Lietuvos valstybę. | просит признания независимого государства Литва. | ||
| 17 | Dr. Jonas Basanavičius | Д-р Йонас Басанавичюс | ||
| 18 | Saliamonas Banaitis | Салиамонас Банайтис | ||
| 19 | Mykolas Biržiška | Миколас Биржишка | ||
| 20 | Vilniuje, vasario 16 d. 1918 m. | Kazys Bizauskas | В Вильнюсе, 16 февраля 1918 года | Казис Бизаускас |
| 21 | Pranas Dovydaitis | Пранас Довидайтис | ||
| 22 | Jurgis Šaulys | Steponas Kairys | Юргис Шаулис | Степонас Кайрис |
| 23 | Jokūbas Šernas | Petras Klimas | Йокубас Шернас | Петрас Климас |
| 24 | Antanas Smetona | Donatas Malinauskas | Антанас Сметона | Донатас Малинаускас |
| 25 | Jonas Smilgevičius | Vladas Mironas | Йонас Смилгевичюс | Владас Миронас |
| 26 | Justinas Staugaitis | Stanisław Narutowicz | Юстинас Стаугайтис | Станислав Нарутович |
| 27 | Aleksandras Stulginskis | Alfonsas Petrulis | Александрас Стульгинскис | Алфонас Петрулис |
| 28 | Jonas Vailokaitis | Kazimieras Steponas Šaulys | Йонас Вайлокайтис | Казимерас Степонас Шаулис |
| 29 | Jonas Vileišis | Йонас Вилейшис | ||
Напишите отзыв о статье "Акт о независимости Литвы"
Примечания
- ↑ (лит.) [viduramziu.istorija.net/etno/vasario16.htm Nutarimas]. Medieval Lithuania (2005). Проверено 27 января 2007. [www.webcitation.org/6DtkRpixZ Архивировано из первоисточника 24 января 2013].
Литература
- Simas Sužiedėlis, ed. (1970–1978), "Council of Lithuania", Encyclopedia Lituanica, vol. I, Boston, Massachusetts: Juozas Kapočius, pp. 581–585, LCC [catalog.loc.gov/cgi-bin/Pwebrecon.cgi?Search_Arg=74-114275&Search_Code=CALL_&CNT=5 74-114275]
Отрывок, характеризующий Акт о независимости Литвы
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.
Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.
Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
