Акунин-сёки

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Акунин-сёки (яп. 悪人正機 Акунин сё:ки, «преступники — объект спасения») — постулат учения буддийской школы Дзёдо-синсю, предложенный в середине XIII века японским монахом Синраном, согласно которому преступники и грешники этого мира являются главными объектами спасения, которое осуществится благодаря обещанию будды Амиды спасти мир.

В буддийском учении Чистой Земли существовала вера в то, что грешники, которые привязаны к страданиям и соблазнам этого мира, могут достигнуть просветления и попасть в буддийский рай не благодаря собственным стараниям, а силе обещания будды Амиды. То есть, грешник спасётся не благодаря добрым делам и аскетическим практикам, а благодаря вере в будду Амиду, неутомимым молитвам к нему.

Синран, который стоял на позиции абсолютной веры в силы Амиды, развил эту концепцию. Согласно его учению, Будда Амида дал своё обещание спасти человечество именно для того, чтобы преступники и негодяи были спасены и попали в рай. То есть именно грешники были объектом спасения Амиды. Синран писал: «Если благочестивые люди перерождаются в раю Чистой Земли, то преступники — тем более».

Эта концепция Синрана имела большой резонанс в религиозном мире средневековой Японии.



См. также

Напишите отзыв о статье "Акунин-сёки"

Литература

  • 『新編 日本史辞典』 (Новое издание. Словарь истории Японии) 京大日本史辞典編纂会、東京創元社、1994. — P.7-8.


Отрывок, характеризующий Акунин-сёки

Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.