Акхит

Акхит ('aqht)
Мифология:	западносемитская
Пол:	мужской
Местность:	Угарит
Занятие:	охота
Упоминания:	поэма «Об Акхите»
Отец:	Данниилу
Сёстры:	Пугату
Место погребения:	тайное
Связанные персонажи:	Данниилу, Пугату, Анату, Балу, Илу, Йатпану
Атрибуты:	лук

Акхит (угарит. 'aqht) — герой угаритского мифо-эпического цикла, охотник, богоборец.

Источники

До нас дошли три таблички угаритского письма (C17=KTU, I.17, C18=KTU, 1.18 и C19=KTU, I.19 ) частично сохранившие поэму «Об Акхите». Записаны писцом Илимильку со слов верховного жреца Аттинпарлану по приказанию царя Угарита Никмадду II в конце XIV в. до н.э.

Предание

У справедливейшего царя Данниилу не было наследника, шесть дней он молил богов чтобы дали они ему сына. На седьмой день явился к нему Балу и передал что отец его бог Илу выполнит просьбу правителя. Так и произошло и в назначенное время у Данниилу родился сын названный Акхитом. Когда мальчик возмужал бог-оружейник Пригожий-и-Мудрый создал для Акхита охотничий лук. Этим-то луком и пожелала овладеть богиня Анату. Вначале она предлагала Акхиту за лук серебро и золото, не получив же согласия предложила бессмертие. Но Акхит отказался от этого дара, сказав, что его постигнет та же участь что и всех людей: «[и, как] умирает каждый, я умру, и я умереть умру!». Рассердилась тогда Анату и угрозами заставила Илу разрешить ей расправиться с Акхитом. Вместе с Йатпану наслала она на Акхита стаю орлов, которые растерзали его. На семь лет после этого погрузилась земля в траур — страшную засуху вызвал проклятием своим Данниилу. По просьбе Данниилу ломает крылья орлов Балу, вспарывает им животы Данниилу, но только во чреве матери орлов Цамалу находит мясо и кости сына. Крылья орлам обратно возвращает Балу и они улетают, Данниилу же как положено оплакивает и хоронит Акхита. Дочь его и сестра Акхита Пугату находит Йатпану дабы отомстить за брата. Что было дальше в найденных записях не сохранилось.

Происхождение образа

В образе Акхита можно обнаружить черты земледельческого мифа об умирающем и воскресающем боге. Более древний слой указывает на первобытные обряды инициации. Историческая основа не ясна и прослеживается лишь в связи с отцом Акхита Данниилу.

Героика образа в общемировом контексте

Затронутый в поэме «Об Акхите» вопрос о жизни и смерти находит свои параллели в таких образцах древней литературы как «Эпос о Гильгамеше», «Песнь Арфиста», «Книга Экклезиаста», «Одиссея» Гомера. Угаритский эпос даёт ответ через превалирование морального императива над бренностью земного существования. Отказ Акхита от бессмертия — «подвиг, обусловленный желанием героя следовать нравственно-этическим нормам общества и велениям существующего миропорядка». Сам «герой расценивает предложение 'Анату как "оковы", т.е. попытку обманным путём лишить его свободы».

Литература

• Угаритский эпос. Пер. с угаритского, введ. и коммент. И. Ш. Шифмана. — М.: Наука. Издательская фирма "Восточная литература", 1993. — 339 с. — ISBN 5-02-017247-2.

Отрывок, характеризующий Акхит

– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.