Акцийские игры

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Акцийские игры или Акции (лат. Ludi Actiaci, Actia) — фестиваль спорта и искусств, учреждённый Октавианом Августом в честь его победы при Акциуме над флотом Марка Антония. Сражение при Акциуме состоялось в 31 году до н. э., и первые Акцийские игры были проведены в 27 году до н. э. в ознаменование годовщины этого события. За основу игр был взят проходивший раз в два года праздник Аполлона, уходивший корнями в историю Эпира, местом их проведения стал основанный Октавианом в этом регионе новый город Никополь (древний праздник проходил в другом городе — Анактории), а само проведение было поручено спартанцам, поддержавшим Октавиана в ходе гражданской войны против Антония. В дальнейшем Акцийские игры проводились каждые четыре года 2 сентября — в день годовщины победы при Акциуме. После проведения первых Акцийских игр была сделана попытка учредить также новую систему летосчисления по Акциадам (по аналогии с Олимпиадами).

Акцийские игры были сделаны «изолимпийскими», то есть в точности следующими тем же правилам, что и Олимпийские[1]. В программу игр были включены атлетические, конные и музыкальные соревнования, а также редкие для подобных мероприятий гребные соревнования, подчёркивавшие связь праздника с морской победой. Победителей награждали венками из тростника — растения, посвящённого Посейдону. Атлетические соревнования проводились в трёх возрастных категориях — мальчики, юноши (греч. αγένειοι, букв. «безбородые») и мужчины.

Хотя летосчисление по Акциадам не прижилось, сами игры укоренились в Римской империи, были включены в Периодос — цикл наиболее престижных спортивных мероприятий античного мира — и продолжались по меньшей мере до конца III в. н. э. (возможно, имела также место попытка возродить их в середине IV века, сделанная императором Юлианом). О престижности Акцийских игр говорит тот факт, что победы в них искал император Нерон.

Напишите отзыв о статье "Акцийские игры"



Примечания

  1. David C. Young. [books.google.ca/books?id=3C8-9j8Zb3oC&printsec=frontcover#v=onepage&q&f=false A Brief History of the Olympic Games]. — Malden, MA: Blackwell Publishing, 2004. — P. 132. — ISBN 1-4051-1129-1.

Ссылки

  • Mark Golden. Actia // [books.google.ca/books?id=wtHo5nlNuywC&printsec=frontcover#v=onepage&q&f=false Sport in the Ancient World from A to Z]. — London: Routledge, 2004. — P. 2. — ISBN 0-203-56957-1.

Отрывок, характеризующий Акцийские игры

– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.