Дело «Алабамы»

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Де́ло «Алаба́мы», Алаба́мский вопро́с или Алаба́мская ра́спря (англ. Alabama claims) — правовые претензии Соединённых Штатов Америки к Великобритании в связи с тем, что, несмотря на официальную позицию невмешательства Великобритании в Гражданскую войну в США, в 1862 году в Ливерпуле был построен и спущен на воду военный корабль «CSS Alabama», предназначенный для флота Конфедерации, и правительство Великобритании во главе с лордом Палмерстоном не воспрепятствовало этому вопреки прямым протестам посла США в Лондоне. «CSS Alabama» в 1862—1864 годах нанес значительный экономический ущерб США, занимаясь каперством и так или иначе повредив и/или ограбив более 60 американских судов (главным образом, с грузом зерна для Европы).

По Вашингтонскому договору между Великобританией и США (1871 год) спор вокруг «Алабамы» было решено передать международному трибуналу. Этот трибунал, собравшийся в Женеве и состоявший из представителей Великобритании, США и трех стран-арбитров — Италии, Швейцарии и Бразилии, — 14 сентября 1872 года постановил, что Великобритания должна выплатить США 15,5 миллионов долларов компенсации. Обращение к международному арбитражу при решении спорных вопросов межгосударственных отношений стало важным прецедентом для дальнейшего развития международного права.

Из ЭСБЕ

Алабамский вопрос (или Алабамская распря) — международный спорный вопрос, возникший между Великобританией и Северо-Американскими Соединенными Штатами по случаю вреда, который во время американской междоусобной войны был нанесен торговле и судоходству Союза многими каперскими судами, принадлежавшими конфедерации южных штатов, но купленными в Англии и вышедшими из английских гаваней.

В особенности один из этих каперов, построенный и вооруженный в Ливерпуле, «CSS Alabama», причинил огромные убытки американской торговле, но наконец 19 июня 1864 года был потоплен в виду французской гавани Шербурга американским корветом «Кирсардж». По имени этого капера и вся дипломатическая распря, возникшая вследствие упомянутых обстоятельств, получила название «Алабамской распри». Дело состояло в следующем. Так как Великобритания, несмотря на то, что английское правительство было своевременно предупреждено американским посольством и американскими консулами относительно опасности, угрожающей сохранению мира, не старалась препятствовать выходу конфедеративных каперов из английских гаваней, то вашингтонский кабинет увидел в этом нарушение нейтралитета и потребовал от великобританского правительства полного возмещения убытков, причиненных означенными каперами имуществу американских граждан. Переговоры об этом не раз принимали угрожающий характер, пока наконец в феврале 1871 года обе державы не условились между собою решить этот спор при помощи назначенной обеими сторонами комиссии. Эта комиссия собралась в Вашингтоне 8 марта 1871 года и 8 мая пришла к соглашению относительно передачи Алабамской распри на решение созванного в Женеве третейского суда (Tribunal of Arbitration), который должен был состоять из пяти членов: по одному от каждой из спорящих сторон, от короля Италии, от президента Швейцарского союзного совета и от императора бразильского. Вместе с тем комиссия пришла к соглашению касательно некоторых международных принципов, которые были бы обязательны для решения этого спора и к признанию которых были бы приглашены и другие морские державы; со стороны Англии последовало, однако, заявление, что эти принципы она принимает только для поддержания мирных отношений. Относительно других требований, которые Англия и Северная Америка предъявляли одна к другой вследствие американской междоусобной войны, было решено предоставить рассмотрение и разрешение их особой комиссии из трех членов. Этот договор был принят 25 мая 1871 года североамериканским сенатом и 17 июня ратифицирован в Лондоне.

Составленная из трех членов комиссия открыла свои заседания в Вашингтоне 26 сентября 1871 года, а третейский суд собрался в Женеве только 17 декабря. Деятельность последнего грозила, однако, приостановиться, так как североамериканское правительство требовало вознаграждения также за убытки, косвенно причиненные торговле крейсерами южных штатов, равно как за происшедшее благодаря этому возвышение премии за страхование судов, далее, за расходы, употребленные на преследование этих крейсеров, и за издержки, причиненные продлившеюся вследствие того войною. 3 февраля 1872 года Англия заявила в Вашингтоне, что она не подчинится решению третейского суда, если вопрос о косвенных убытках будет считаться открытым. Дальнейшее обострение конфликта было, однако, устранено тем, что третейский суд объявил себя некомпетентным в решении вопроса о косвенных убытках, а вашингтонское правительство отказалось от этого требования. Обнародованный 15 сентября 1872 года приговор третейского суда признал ответственность Англии за действия «CSS Alabama», «Флориды» и «Шенандоа» (CSS Shenandoah), объявил вестовые суда ответственными наравне с теми крейсерами, к которым они принадлежали, и определил сумму вознаграждения, которую Англия должна была уплатить Соединенным Штатам вместе с процентами, в 15½ млн. долларов, или 3 229 166 фунтов стерлингов. Приговор этот был принят обеими сторонами.

Подробное изложение американского взгляда на это дело, предложенного на рассмотрение Женевского третейского суда, находится в американском официальном документе «The case of the United States, laid before the Tribunal of Arbitration convened at Geneva» (Лейпц., 1872). Англия, с своей стороны, издала две памятные записки в виде двух брошюрованных парламентских синих книг под заглавиями «The case of the United States, to be laid before the Tribunal of Arbitration to be convened at Geneva» (Лонд., 1872) и «Case presented on the party of the Government of Her Britannic Majesty to the Tribunal of Arbitration» (Лонд., 1872).

Источники

• Алабамский вопрос // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • Источники статьи из ЭСБЕ:
  • «Officiai correspondence on the claims in respect to the Alabama» (Лонд., 1867);
  • Блунчли, «Opinion impartiale sur la question de la Alabama» (Берл., 1870);
  • Геффкена, «Die Alabamafrage» (Штутг., 1872).

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Дело «Алабамы»

Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.
Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
– Который? Который? – плачущим голосом спрашивал вокруг себя Петя, но никто не отвечал ему; все были слишком увлечены, и Петя, выбрав одного из этих четырех лиц, которого он из за слез, выступивших ему от радости на глаза, не мог ясно разглядеть, сосредоточил на него весь свой восторг, хотя это был не государь, закричал «ура!неистовым голосом и решил, что завтра же, чего бы это ему ни стоило, он будет военным.
Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окна дворца, ожидая еще чего то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу – к обеду государя, и камер лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
– Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.


15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.