Алабин, Пётр Владимирович

Пётр Владимирович Алабин
Портрет Алабина
Род деятельности:	журналист
Дата рождения:	29 августа 1824(1824-08-29)
Место рождения:	Подольск, Московская губерния, Российская империя
Гражданство:	Российская империя Российская империя
Дата смерти:	10 мая 1896(1896-05-10) (71 год)
Место смерти:	Самара
Отец:	Владимир Антонович Алабин
Мать:	Эмилия Алабина
Награды и премии:

Пётр Влади́мирович Ала́бин (29 августа 1824 — 10 мая 1896) — русский государственный и общественный деятель, военный писатель и журналист, действительный статский советник, почётный гражданин городов Вятка, Самара и София.

Семья и образование

Родился 29 августа 1824 года в Подольске Московской губернии и происходил из дворян Рязанской губернии. Начальное образование получил в Белостокской гимназии и продолжил обучение в Петербургском коммерческом училище, где в 1842 году кончил курс на бухгалтерском отделении.

Жена — Варвара Васильевна.

Военная служба

При посещении императором Николаем I училища, Алабин обратился к Государю с просьбой о принятии его на военную службу, вследствие чего, в 1843 году, он был зачислен унтер-офицером в Тульский егерский полк.

Переведённый в Камчатский егерский полк и произведённый в 1845 году в офицеры, Алабин в 1849 году, занимая должность полкового адъютанта, совершил с полком поход в Венгрию.

В 1853 году он был переведён в Охотский егерский полк и в рядах его принял участие в Крымской кампании, участвовал в Ольтеницком и Инкерманском сражениях и пробыл в составе севастопольского гарнизона 6 месяцев 28 дней. За боевые отличия Алабин был произведён в штабс-капитаны и капитаны и награждён несколькими орденами. В январе 1869 года Пётр Владимирович выступил на страницах «Русского инвалида» с идеей создания Музея Севастопольской обороны (ныне Музей Черноморского флота).

Гражданская служба

В 1857 году Алабин в чине капитана вышел в отставку и перешёл на службу по гражданскому ведомству. С 1857 года ему пришлось управлять Вятской удельной конторой, а с 24 января 1866 года в течение десяти лет состоял управляющим Самарской палатой государственных имуществ. С 11 по 30 мая 1874 года и с 21 июня по 10 сентября 1875 года кратковременно исполнял должность самарского губернатора. Был заведующим пожарным обозом.

Вспыхнувшая русско-турецкая война снова побудила его отправиться на место военных действий, чтобы отвезти Великому Князю Николаю Николаевичу Старшему знамя для болгарского народа, устроенное, по его инициативе самарскими дамами, и вместе с тем послужить делу освобождения славян. Вскоре он был назначен уполномоченным Общества Красного Креста в Румынии и заведующим двумя госпиталями в Зимнице, затем главным агентом Московского и Петербургского Славянских обществ, с декабря же 1877 года губернатором в городе Софии, где, как и во всем Софийском округе, ввел гражданское управление. Также исполнял должность Орханийского губернатора.

Вернувшись из Болгарии в Самару, П. В. Алабин около пяти лет находился вдали от службы. В 1880—1883 годах — губернский гласный от Николаевского уезда. С 18 декабря 1884 года до 8 марта 1891 года был Самарским городским головой. С 1871 года — гласный Самарской городской думы. С мая 1872 года многократно избирался почётным мировым судьёй Самарского округа. Ассистент председателя Самарской губернской земской управы, член различных комиссий и комитетов.

В период пребывания Алабина в должности городского головы в Самаре построены и начали функционировать чугунолитейный завод Лебедева, маслобойный завод Вишнякова, типография Щелокова, Пастеровская станция, метеорологическая станция, городской водопровод, городской театр, спичечная фабрика «Волга», кирпичный завод Жукова, паровая мукомольная мельница Башкирова, кондитерская фабрика Гребежева, мыловаренный завод Уласова. Впервые в Самаре для освещения применили газ, начала действовать первая телефонная станция на 10 номеров, продолжалось строительство собора.

Состоял членом Московского славянского комитета, общества спасения на водах, был председателем и членом попечительских советов ряда самарских учреждений.

Сочинения

Алабин работал во многих российских периодических изданиях (среди которых выделяются «Московские ведомости», «Русская старина» и «Русский архив») и издал несколько отдельных сочинений, из которых следует отметить:

• Походные записки в войну 1853—56 гг. - Вятка, 1861. - 2 тома.
• Четыре войны (Походные записки. 1849, 1853, 1855—1856, 1877—1878). - М., 1888—1893. - в 3-х частях.

Последнее сочинение заключает в себе богатый исторический материал. Как военный корреспондент, он должен быть отмечен как автор «Корреспонденций с театра Крымской войны», печатавшихся в «Северной пчеле» в 1855 г., № № 31—36, 80 и 82. Также получили известность его труды:

• Двадцатипятилетие Самары, как губернского города. - Самара, 1874.
• Словарь растений. - Самара, 1875.
• Трёхвековая годовщина города Самары. - Самара, 1881

Суд

Самарская глава его жизни окрашена драматическим цветом. Покупка муки для голодных окончилась трагедией и в 68 лет Алабин попал под суд.

Он действительно дал разрешение на приобретение некачественных продуктов питания и сделал это совершенно сознательно, считая свои действия правильными. После жестокой засухи и неурожая хлеба в 1891 году Самарская губерния оказалась на грани голода. Правительство выделило 4,4 миллиона рублей для оказания помощи голодающим. Но этих денег было явно недостаточно. По расчётам земской управы, средств требовалось в два раза больше. В этих условиях Алабин принял решение о закупке более дешевых низкосортных продуктов питания, чтобы иметь возможность накормить как можно больше голодных людей.

Однако приобретенная у самарского купца Шихобалова дешёвая мука оказалась затхлой и прогорклой. А одесские хлебопромышленники поставили в губернию зерно с примесью сорных трав. Недоброкачественный хлеб вызвал массовые кишечные заболевания и даже один смертельный случай. Алабина обвинили в сговоре с хлеботорговцами и взяточничестве. В Самару прибыла комиссия министерства внутренних дел, она подтвердила факты приобретения непригодных к употреблению продуктов питания. Летом 1892 года по указу Правительственного сената Алабин был смещён с должности председателя губернской земской управы. «За преступление по должности» на него было заведено судебное дело.

Но тут, защищая свою честь, запротестовал уже сам Пётр Владимирович. Он настоял на открытом суде. В июне 1895 года Московская судебная палата, заседавшая в Нижнем Новгороде, рассмотрела дело Алабина и оправдала его. А общественность Самары даже вручила Петру Владимировичу икону Господа Вседержителя в знак полного доверия к нему. Но решение нижегородского суда вскоре было опротестовано прокурором и отменено. Было назначено новое судебное слушание, однако до него Пётр Владимирович уже не дожил.

Алабин скончался 10 мая 1896 года, умерев с тяжким грузом не снятых обвинений. Похоронен в Самаре на территории Иверского женского монастыря.

Память

• Ныне имя Алабина носит одна из центральных улиц в болгарской столице.
• В Самаре именем Петра Владимировича Алабина назван областной историко-краеведческий музей и недавно построенная станция метро. В музее находится бюст Алабина, созданный в 2010 году
• В честь Петра Владимировича Алабина в 1995 году был переименован в «Пётр Алабин» речной дизель-электроход «Киргизия» 785-го проекта.
• Алабино в Наро-Фоминском районе Московской области

Награды и звания

• Награждён орденами Святой Анны 3-й и 4-й степени и Святого Станислава 2-й и 3-й степени, а также медалями
• Почётный гражданин города Кирова
• Почётный гражданин города Самары
• Почётный гражданин Софии.

См. также

• Кировская областная библиотека им. А. И. Герцена
• Самарский областной историко-краеведческий музей имени П. В. Алабина

Литература

• Алабин, Петр Владимирович // A (метка английского Ллойда) — Алжирия. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911. — С. 222. — (Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.] ; 1911—1915, т. 1).</span>
• Алабин, Петр Владимирович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Материалы сайта «[www.kirkino.ru село Старое Киркино]».
• Некрологи:
  • «Исторический вестник», 1896 г., т. 65, июль.
  • «Московские ведомости», 1896, № 136.
  • «Новое время», 1896, № 7265.
  • «Русское слово», 1896, № 138.

Ссылки

• [slovari.yandex.ru/~книги/Брокгауз%20и%20Ефрон/Алабин/ Данные на сайте "Яндекс.Словари"](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2863 дня))
• [www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=1625 Данные на сайте Биография.ру]
• [greatrussianpeople.ru/info176.html Великие люди России - Алабин Петр Владимирович]
• [gaspiko.ru/html/alabin П.В. АЛАБИН И ВЯТКА. САМАРСКИЕ СТРАНИЦЫ.]
• [www.herzenlib.ru/cbs/docs/sovetskii/alabin_p_v.ppt#256,1, Презентация. Петр Владимирович Алабин 1824–1896]
• [gorodok.samaratoday.ru/showNews.php?idnews=896 Памяти П.В. Алабина]

Отрывок, характеризующий Алабин, Пётр Владимирович

Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.