Аланд, Курт

Курт Аланд
Kurt Aland
Дата рождения:	28 марта 1915(1915-03-28)
Место рождения:	Берлин
Дата смерти:	13 апреля 1994(1994-04-13) (79 лет)
Место смерти:	Мюнстер
Научная сфера:	История Западных исповеданий, Библеистика, История Древней Церкви, Богословие, Новый Завет
Место работы:	Вестфальский университет имени Вильгельма
Известен как:	Протестантский учёный
Награды и премии:	Член АН Гёттингена (1975), Нидерландов (1976) членкор Академии Наук Великобритании (1969)

Курт Аланд (нем. Kurt Aland; 28 марта 1915 года, Берлин, — 13 апреля 1994 года, Мюнстер) — немецкий евангелический богослов, экзегет, специалист по церковной истории и текстологии Нового Завета, профессор Вестфальского университета имени Вильгельма в Мюнстере.

Биография

Родился в семье рабочих. В 1933 году поступил в Берлинский университет им. В. Гумбольдта, где изучал теологию, филологию, археологию и историю. В 1938 году сдал экзамен по теологии не в самом университете, а в так называемой Исповедующей церкви (ветви Евангелической церкви Германии, оказывавшей сопротивление нацистскому режиму), к которой он примкнул в 1935 году. В Исповедующей церкви Аланд участвовал в издании журнала «Молодая церковь». В 1939 году он защищает лиценциат по теологии под руководством профессора церковной истории Ханса Лицманна (1875—1942).

В 1939 году был призван на военную службу, в 1940 году получил тяжелое ранение во Франции, а уже в следующем году демобилизовался. В том же году стал главным редактором «Богословской литературной газеты» («Theologische Literaturzeitung»), публиковавшей рецензии на книги и статьи по теологии. В 1941 году защитил докторскую диссертацию. В 1944 году становится пастором Евангелической церкви Германии. В 1946 году в советской оккупационной зоне был назначен экстраординарным профессором богословского факультета Берлинского университета. С 1947 года помимо преподавания в Берлинском университете возглавляет профессорскую кафедру Университета Галле. В 1950 году стал почетным доктором богословского факультета Гёттингенского университета. Из-за критического отношения к политическому режиму ГДР был арестован в 1953 году, но после трехмесячного пребывания в тюрьме был выпущен. В 1958 году он вместе с семьёй иммигрировал в ФРГ и обосновался в Мюнстере. Его богатейшая библиотека, состоящая из 8 тысяч томов, была конфискована в пользу университета.

В 1959 году К. Аланд становится профессором Вестфальского университета имени Вильгельма в Мюнстере. Здесь он основал Институт новозаветной текстологии в 1959 году и руководил им до выхода на пенсию в 1983 году. Деятельность Аланда в институте получила всемирную известность в связи с изданием (совместно с Эрвином Нестле) критического греческого текста Нового Завета, учитывающего большинство сохранившихся новозаветных папирусов и рукописей. Это издание известно под именем «Греческий Новый Завет в редакции Нестле-Аланда» (Novum Testamentum Graece Nestle — Aland), оно выдержало многочисленные переиздания (последнее, 28-е издание вышло в 2012 году). Кроме этого, Аланд издавал и другие труды по новозаветной текстологии.

Помимо исследований в области текстологии Нового Завета, Аланд широко известен как церковный историк, изучавший как раннее христианство, так и историю Реформации.

Член АН Нидерландов (1976), членкор Британской академии (1969). Также Аланд стал почётным доктором богословского факультета Гёттингенского университета (1950) и Сент-Эндрюсского университета (Шотландия, 1957).

Библиография

Библиография работ Аланда Курта насчитывает несколько сотен наименований (см. список на языке оригинала на сайте Богослов.ru — [www.bogoslov.ru/persons/424519/index.html Аланд Курт]).

См. также

• Категории рукописей Нового Завета — система классификации рукописей, предложенная Аландом Куртом в 1981 году.

Ссылки

• [www.bogoslov.ru/persons/424519/index.html Аланд Курт]. Богослов.Ru. Проверено 10 декабря 2009. [www.webcitation.org/66rXV1B8P Архивировано из первоисточника 12 апреля 2012].
• [www.pravenc.ru/text/64004.html Аланд Курт] // Православная энциклопедия

Отрывок, характеризующий Аланд, Курт

– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.