Алан Скотт

Алан Скотт
Алан Скотт. Художник Люк Росс.
История публикаций
Издатель	DC Comics
Дебют	All-American Comics #16 (июль, 1940 год)
Авторы	Билл Фингер, Мартин Ноделл
Характеристики персонажа
Позиция	Добро
Полное имя	Алан Лэдд Веллингтон Скотт
Псевдонимы	Зелёный Фонарь, Сентинель, Белый король
Вид	Человек
Рост	180 см
Вес	86 кг
Цвет глаз	Голубой
Цвет волос	Блондин
Место рождения	Метрополис, США
Гражданство	США США
Семейное положение	Вдовец, позже снова женат
Команды и организации
Общество Справедливости Америки, Шах и мат, Стражи Магии
Особые силы
Способность создавать «твёрдую энергию» с помощью кольца силы Полёт Долголетие при использовании кольца
Оборудование
Кольцо силы Фонарь для подзарядки кольца (в данный момент не используется)

Алан Скотт (англ. Alan Scott) — вымышленный персонаж, супергерой вселенной DC Comics. Первый супергерой, носивший псевдоним Зелёный Фонарь. Персонаж был создан Мартином Ноделлом и Биллом Фингером в 1940 году. В июле 1940 года персонаж дебютировал на страницах выпуска All-American Comics #16.

Алан Скотт носил костюм, основанный на греческой мифологии, и боролся со злом при помощи магического кольца, дающего ему самые разнообразные сверхчеловеческие возможности, включая полёт, долголетие, создание конструкции из «твёрдой энергии» и многое другое. Персонаж появлялся в различных сериях комиксов, несколько раз возрождался по просьбе многих фанатов. Он был одним из тех персонажей, которые стали членами-основателями Общества Справедливости Америки.

История публикаций

Оригинальный образ Зелёного Фонаря был создан американским художником Мартином Ноделлом. Ноделл упомянул, что этот образ был вдохновлён образом кондуктора с зелёным железнодорожным фонарем, которого Ноделл увидел в опере цикла Рихарда Вагнера «Кольцо Нибелунга». После просмотра оперы у Ноделла появилась идея создать супергероя, который бы обладал различными магическими силами, использовал их при помощи кольца, а также имел при себе фонарь, при помощи которого подзаряжал бы это кольцо. Художник хотел, чтобы у персонажа был яркий и интересный костюм, в основе которого лежали бы элементы греческой мифологии. В одном не датированном интервью Ноделл вспоминал:

После того, как я представил концепцию персонажа, я ждал больше недели прежде чем меня пригласили прийти. Меня сопроводили в офис мистера [Макса] Гейнса, издателя, и, после долгого сидения и перелистывания страниц моей презентации, он, наконец, сказал «Он нам нравится!». А затем: «Можешь начинать работу!». Я сделал пять страниц из восьми положенных прежде, чем они пригласили мне в напарники Билла Фингера. С ним на пару мы проработали семь лет [до 1947 года].

Имя «Алан Скотт» Ноделл выбрал, просматривая телефонный справочник Нью-Йорка до тех пор, пока не выбрал два наиболее понравившихся имени.

В июле 1940 года вышел выпуск All-American Comics #16, на страницах которого впервые дебютировал Алан Скотт; в выпуске он боролся с преступностью, используя псевдоним «Зелёный Фонарь». Зимой 1940 года он появился на страницах выпуска All-Star Comics #3 в качестве члена Общества Справедливости Америки. Он стал вторым председателем команды в выпуске #7, но впоследствии на несколько лет он оставил эту должность, оставшись, тем не менее, одним из основных персонажей. Как правило, враги Алана Скотта были обычными людьми, но иногда встречались и сверхъестественные — вроде бессмертного Вандала Сэвиджа или зомби Соломона Гранди. Персонаж стал довольно популярным и в том же году руководство DC Comics решило дать ему собственную серию комиксов. Большинство событий серии комиксов о Зелёном Фонаре Алане Скотте происходило в Нью-Йорке.

В 1941 году на страницах комиксов появился напарник Алана Скотта, полный бруклинский таксист Дойби Диклз. Дойби не был особо популярен среди читателей и через год его было решено вывести из сюжета. В 1948 году у Алана Скотта появился другой напарник — собака по кличке Стрик. Стрик снискал огромный успех у читателей и даже получил свою собственную серию комиксов.

После окончания Второй мировой войны популярность супергероев резко пошла на убыль. Серия комиксов о Зелёном Фонаре была отменена в 1949 году, после выхода 38-го выпуска, и All-American Comics отказались от супергеройской темы в пользу историй в стиле вестерн. Последнее появление Алана Скотта версии Золотого века комиксов состоялось в 1951 году, на страницах выпуска All-Star Comics #57. Комиксы об этом персонаже выходили в течение почти 12 лет. Несмотря на это, даже после возрождения, Алан Скотт больше не появлялся в качестве персонажа своей собственной серии комиксов.

В 1959 году редактору DC Comics Юлиусу Шварцу было поручено возродить некоторых старых супергероев в новом облике. Новый Зелёный Фонарь, Хэл Джордан, стал в большей степени научно-фантастическим персонажем, чем персонажем с магическими силами. Эта версия Зелёного Фонаря была уполномочена инопланетными существами охранять различные миры в качестве межзвёздного полицейского и имела много своих собственных, космических, приключений. Силы и способности Хэла Джордана были практически идентичны таковым у Алана Скотта, однако данных персонажей кроме этого ничего не связывало — во вселенной Хэла Джордана никогда не существовало супергероя по имени Алан Скотт. Популярность Хэла Джордана была высокой, но и у старого Зелёного Фонаря всё ещё оставались преданные фанаты. В 1963 году Алан Скотт появился в качестве второстепенного персонажа на страницах выпуска The Flash #137. Чтобы избежать противоречий с более ранними историями о Хэле Джордане (согласно которым Алан Скотт не существует в этой вселенной), создатели сделали Алана Скотта жителем параллельной вселенной. В течение 1970—1980-х годов Алан Скотт несколько раз появлялся на страницах комиксов о персонажах Серебряного века после использования различных магических или технологических приспособлений. В 1976 году Алан Скотт неоднократно появлялся среди других членов Общества Справедливости Америки на страницах возрожденной серии комиксов All-Star Comics и более поздней серии Adventure Comics; события обеих серий происходили в 1970-х годах. В 1981 году DC Comics стали выпускать серию комиксов All-Star Squadron, сюжет которой рассказывает о том, как Алан Скотт и Общество Справедливости Америки принимают участие во Второй мировой войне.

В 1986 году редакторами DC Comics было принято решение объединить всех созданных ими персонажей в одной-единственной вселенной; в результате этого решения была выпущена ограниченная серия комиксов «Кризис на бесконечных Землях». По итогам событий Кризиса Алан Скотт и Хэл Джордан разделили одну вселенную. DC Comics решили показать историю персонажа и других членов Общества Справедливости Америки в виде ван-шота Last Days of the Justice Society, согласно которому Алан Скотт оказался в ловушке в ином измерении. В 1990-х годах по просьбе поклонников персонажа DC Comics вернули Алана Скотта на страницы своих комиксов. Вместо того, чтобы вновь представить Алана Скотта молодым супергероем, как это случилось с Бэтменом и Суперменом, DC Comics показали его ветераном Второй мировой войны, который из-за воздействия кольца живёт намного дольше обычного. Чтобы отличать Алана Скотта от Хэла Джордана, персонаж на некоторое время получил псевдоним «Сентинель» и, вместо того, чтобы использовать кольцо, он творил «твёрдую энергию» руками. В 2003 году, в выпуске JSA #50, его образ вернулся к классическому (с кольцом и прежним псевдонимом), тем не менее сохранив независимость от образа члена Корпуса Зелёных Фонарей Хэла Джордана. Он был постоянным персонажем на страницах серий комиксов JSA и Justice Society of America.

В 2011 году редакторами вновь было принято решение пересмотреть все созданные персонажи. В результате перезагрузки Вселенной DC Алан Скотт и Хэл Джордан вновь стали существовать в параллельных вселенных. Новая версия Алана Скотта была представлена в виде молодого и сильного супергероя. В таком образе Алан Скотт появился в 2012 году, на страницах выпуска Earth 2 #3. Согласно этому выпуску костюм был полностью перепроектирован: создатели отказались от плаща, цвет изменили на полностью зелёный, а поверхность костюма приобрела плавность и гладкость линий.

Биография

Золотой и Серебряный века

Обретение сил

Происхождение сил Алана Скотта объясняется метеороидом, который упал в Китае за тысячи лет до его рождения и оказался неким мистическим «зелёным пламенем». Это «пламя» предсказало, что им будет дарована смерть, жизнь и сила. Согласно дальнейшим событиям, один изготовитель ламп выковал из вещества метеороида лампу, однако жители его деревушки посчитали это кощунством, напали на мастера и погибли во взрыве зелёного огня. После лампа из метеороида попала в руки пациента клиники для душевнобольных, который перековал лампу в знакомый Алану Скотту фонарь, после чего вылечился от своей болезни и начал новую жизнь. В конце концов фонарь попадает к Алану Скотту, молодому железнодорожному инженеру. После того, как Алан практически погибает при обрушении железнодорожного моста, фонарь даёт ему инструкции о том, как создать кольцо власти, и Алан получает силу для борьбы с теми, из-за кого обрушился мост в частности, и со всеми преступниками в целом. Алан надевает разноцветный костюм, включающий красный, жёлтый, фиолетовый и коричневый цвета, что отличает его от его преемников, носивших только зелёные цвета. Также он открыл свою слабость к древесине.

Алан Скотт является членом-основателем Общества Справедливости Америки и его вторым председателем. В своём распоряжении он имел самые различные возможности (полёты, защита от металла, гипноз, детектор лжи, способность проходить сквозь стены, «двигаясь через четвёртое измерение», и прочее) в том числе и те, которые потом связывали с Зелёным Фонарём Серебряного века, Хэлом Джорданом. Однако, как выяснилось, его силы имеют слабость к предметам, сделанным из дерева, и вещам, имеющим отношение к растениям.

В течение 1940-х годов истории о Зелёном Фонаре Алане Скотте варьировались от серьёзных приключений, особенно с появлением Соломона Гранди, его заклятого врага, до легкой комедии, часто связанной с его новым помощником, Дойби Диклзом.

Общество Справедливости Америки

О ранней деятельности Алана Скотта в основном сообщается при помощи флэшбеков. Согласно All-Star Squadron Annual #3, Алан Скотт и общество Справедливости боролись с неким Йеном Каркулом, который наполнил их энергией/ замедлившей старение всех членов ОСА. Данный факт объяснял то, каким образом супергерои и их семьи оставались сильными даже к концу XX века. Это же событие также вынудило Скотта временно покинуть ОСА, что бы объяснило его исчезновение на некоторое время.

В 1951 году Скотт вновь вернулся в Общество, как раз, когда команда находилась под следствием Комиссия представителей конгресса по расследованию антиамериканской деятельности (англ. Joint Congressional Un-American Activities Committee, орган основан на реально существующей Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности) по обвинению в сочувствии коммунизму. От супергероев лишь требовалось раскрыть свои личности, но все члены общества отказались это делать и вскоре оставили супергеройскую деятельность.

Общество, со Скоттом в качестве члена, была реорганизована в 1960-х, но об их приключениях известно мало, в основном о них рассказывалось в кроссоверах Общества Справедливости Америки и Лиги Справедливости, а также в виде совместных приключений Алана Скотта и Хэла Джордана.

Дети

Касательно личной жизни Алана Скотта было показано, что он женился на бывшей преступнице с раздвоением личности, известной как Роза и Шип. От неё Алан имел сына и дочь, который стали супергероями Обсидианом и Джейд соответственно.

Позже Алан Скотт женился на своём бывшем враге, исправившейся преступнице Молли Мэйн, также известной как Арлекин, примирившейся с сыном и дочерью.

Посткризисная биография

После «Кризиса на бесконечных Землях», вышедшего в 1986 году, Общество Справедливости и Лига Справедливости разделили одну общую вселенную. Как следствие этого, создателями было решено в том же году выпустить ван-шот The Last Days of the Justice Society of America Special, в котором бы объяснялась судьба Алана Скотта и других членов ОСА в этой общей вселенной. Согласно сюжету ван-шота, секретный проект Германии под личным руководством Адольфа Гитлера вызвал волну разрушений, на огромной скорости прокатившейся по всей земле. Алан и другие супергерои его эпохи, лишь недавно, ещё в период существования Земли-Два, похоронив Робина и Охотницу, отправляюся в лимбо, чтобы бороться с вечно повторяющимся Рагнарёком.

Возвращение

Через некоторое время, благодаря действиям Вэйврайдера, команада вместе с Аланом покидает лимбо, чтобы вернуться на пост-кризисную Землю, которую они старались спасти. Их история продолжилась в серии комиксов Justice Society of America, выпуски которой выходили с 1992-го по 1993-й год. В выпуске показывалось, как члены ОСА обживались в новом для них мире, а также как они боролись с новым воплощением Ультра-Гуманайта, а также Полем Сэнт-Германом и Волшебником Кулаком. Скотт воссоединяется с женой и детьми; согласно его словам в Justice Society of America #1, Молли «изящно справляется с делами в компании…», а Джейд и Обсидиан «…довольствуются выполнением своих личных дел в Голливуде . Не слишком интересуются супергеройской деятельностью». В последнем выпуске, Justice Society of America #10, команда, вместо того, чтобы разойтись, вновь воссоединяется для первого после возвращения домой официального собрания Общества.

Позднее Алан вместе с Гаем Гарднером и группой супергероев отправляется на Оа, на которую напал Хэл Джордан, обезумевший после разрушения Кост-сити и называющий себя Параллаксом. Алан терпит поражение в бою с Хэлом. После сражения Алан находит молодого художника, Кайла Райнера, который, как оказалось, наследует кольцо Зелёного Фонаря, и объясняет ему ситуацию с Джоданом и Корпусом Зелёных Фонарей. Во время событий Zero Hour Алан сражается со злодеем Экстентом после того, как стал свидетелем поражения и смерти своих товарищей по команде от рук злодея. Также потерпев поражение, Алан передаёт кольцо и имя «Зелёный Фонарь» Кайлу. Позднее кольцо Алана было уничтожено Параллаксом.

На какое-то время сущность звёздного сердца, заключённая внутри Алана, стала частью его тела, что позволило супергерою использовать свои способности без кольца; он берёт себе псевдоним «Сентинель» и вновь становится членом-основателем Общества. Благодаря свойствам Звёздного сердца Алан Скотт стал выглядеть и чувствовать себя намного моложе. Это привело к тому, что его жена, Молли, на которую омолаживающий эффект Звёздного сердца не воздействовал, продала душу демону Нерону в обмен на молодость. Позже Алан Скотт, при помощи Призрачного Странника и Затанны, войдёт в демоническую сферу, чтобы воссоединить душу своей жены с её бездушным телом.

После пребывания в сфере его биологический возраст был вновь изменён — Алан Скотт стал выглядеть ближе к своему истинному возрасту. В сражении с Мордру он снова начинает использовать псевдоним «Зелёный Фонарь». После он также возвращается к своему оригинальному костюму, вновь воссоздаёт кольцо и становится старейшим государственным деятелем в Обществе Справедливости и сообществе супергероев в целом. В серии Green Lantern: Rebirth Алан и его дочь Джейд помогают выжившим членам Корпуса Зелёных Фонарей, Хэлу Джордану, ранее одержимому древней сущностью страха (Параллаксом), Джону Стюарту, Гаю Гарднеру, Кайлу Райнеру и Киловогу справиться с одердимым Параллаксом стражем Гансетом. Во время сражения Алан всё больше слабеет из-за неудачных попыток Параллакса Гансета ввергнуть его душу в страх, как это произошло с Джорданом, Стюартом, Гарднером и Киловогом. Не добившись результата, параллакс решает убить Алана, но Джордан, освободившись от влияния Параллакса при помощи сущности Спектра и спасает Алана от сущности страха.

Алан Скотт упоминается во время событий Ранно-Танагарской войны — кольцо Кайла Райнера раскрывает, что он является почётным членом Корпуса Зелёных Фонарей.

Infinite Crisis и 52

Во время событий «Бесконечного кризиса» Алан Скотт, Джейд и другие супергерои отправляются вместе с Донной Трой в центр Вселенной, чтобы спасти его от Александра Лютора-младшего. несмотря на то, что их миссия удалась и они спасли Вселенную, Джейд не выжила в битве. Год спустя после Бесконечного кризиса, Алан Скотт всё ещё молод и силён для своего истинного возраста. Он носит повязку на одном глазу, который потерял во время несчастного случая при Зета-телепортации. Несмотря на то, что он потерял дочь, в разговоре с Кайлом Райнером Алан утверждает, что у него ещё осталась семья — его близкие и друзья — и что Кайл тоже часть его семьи.

События выпуска «Неделя 4» суперсерии 52 раскрылось, что Алан Скотт потерял глаз за 11 месяцев до событий Checkmate #1, когда он и другие супергерои были объявлены пропавшими. Адам Стрэндж надеялся использовать зета-луч для телепортации супергероев подальше от пространственно-временного искажения, вызванного действиями Александра Лютора-младшего, но вместо этого искажение расщепило луч, из-за чего супергерои получили различного рода увечья при телепортации. В выпуске «Неделя 5» Алан навещает семью Человека-зверя, чтобы сообщить им, что супергероя в космосе не было. Это даёт Эллен Бейкер, жене Человека-зверя, надежду на то, что её муж всё ещё жив. В выпуске «Неделя 29» Алан, Дикий кот и Флэш Джей Гаррик собираются на День благодарения. Они обсуждают других членов ОСА, а также новую команду, Infinity Inc., членом которой была и погибшая дочь Алана, Джейд.

После того, как Алан впал в кому в результате сражения с Джентльменом-духом, он представляет себе джейд, которая прощается с ним и передаёт ему другую часть своей зелёной энергии. Очнувшись, Алан обнаруживает что вместо отсутствующего глаза у него теперь шар из зелёного пламени, а он сам, благодаря связи с этим пламенем и Джейд, может отслеживать астральные тела и мистические формы жизни, вроде призраков.

One Year Later

В течение последующего года Алан Скотт присоединился к организации «Шах и мат» в качестве Белого короля, а его друг, мистер Террифик — в качестве его Белого слона. Вскоре после этого у него возникают конфликтные отношения с Чёрной королевой, Сашей Бордо, из-за насильственных методов «Шаха и мата», особенно когда Саша и её люди вырезали дюжину солдат Кобры при набеге на их убежище. По мнению Саши Бордо, цель оправдывает средства, в то время как Скотт полагает, что герои не должны убивать, если в этом нет необходимости. В ответ Бордо требует у Скотта отставки. Параллельно данному конфликту, Скотт и Белая королева (Аманда Уоллер) пытаются воспрепятствовать роспуску организации политическими силами.

После возвышения Гога, Алан объединяется с членами Общества Справедливости, которые выступают против слишком простого взгляда Гога на мир. Однако, после столкновения с обществом Справедливости из параллельной вселенной, где его дочь Джейд жива, он становится одержим поисками способа воскресить свою дочь. Позднее Песочный человек узнаёт, что Гог пытается слиться с Землёй и что, если он продолжит пытаться ещё сутки, то Земля просто уже не сможет жить без его сущности. Остальные члены Общества прибывают, чтобы отделить голову Гога от Земли, что является единственным способом спасти планету. Другие члены Общества пытаются защитить гога, но только до тех пор, пока не заметили, как Гог нападает на одного из них. Тогда последователи Гога, в том числе и Магог, отказываются от его благословения. ОСА побеждают Гога и отправляют его к Стене Источника, однако Алан больше не сможет увидеть свою дочь.

В серии комиксов «Финальный Кризис» Алан возглавил силы сопротивления Дарксайду как один из супергероев, ответивших на Статью X. В выпуске Final Crisis #5 он защищает штаб-квартиру «Шаха и мата» в Швейцарии от сил Уравнителей. Несмотря на то, что Донна Трой пытается надеть на Алана шлем Уравнителя, его спасает Человек-ястреб.

Во время событий «Темнейшей ночи» Алан и Общество Справедливости сражаются против воскресших в качестве Чёрных Фонарей своих мёртвых товарищей и Кал-Ла. После того, как Джаким Тандер потерпел поражение, Алан Скотт наряду с другими поместил его силы в специальную «Бомбу для Чёрных Фонарей», которая сымитировала удар молнии Джакима и уничтожила всех Чёрных Фонарей в Нью-Йорке. В финальной битве его дочь Джейд воскресла под действием сил белого света.

Brightest Day

В начале событий кроссовера Brightest Day Алан Скотт лежит на руках у своего сына, Обсидиана, и бьётся в конвульсиях, в то время как из него вытекает зелёный свет. Его тело стало одержимо, после чего оно безвольно улетело, а товарищи Алана преследовали его до Германии. Там они встречают Лигу Справедливости Бэтмена и выясняется, что Джейд, которая всё это время восстанавливала силы на Оа, вернулась на Землю на зелёном метеороиде, который, как оказалось, был тем самым Звёздным сердцем, которое дало Алану силы. Себастьян Фауст объясняет, что Звёздное сердце в течение долгого времени брало людей Земли под свой контроль. Теперь же, когда оно на Земле, оно создаёт более сильных, но в то же время безумных металюдей по всей планете. Джейд объясняет, что Звёздное сердце поймало её в космосе и намеренно принесло её на Землю, чтобы найти Алана, что всё это — её вина и теперь её отец в опасности. В этот момент Алан просыпается и его костюм преобразуются в доспехи, идентичные тем, что он носит в серии Kingdom Come, а сам Алан сообщает супергероям, что предназначен для разрушения мира.

Стармен отправляется в космос, чтобы найти сбежавшего Алана, и выясняет, что тот построил на Луне собственную крепость. Прежде, чем Стармен успевает кого-либо предупредить, Алан появляется и вырывает камень, дающий Стармену способности, из его груди, оставляя супергероя раненным и бессильным. Звёздное сердце тем временем использует своё влияние, чтобы искусить металюдей со способностью к магии либо управлению природными стихиями, тем самым ввергая мир в хаос. Вычислив, что для прекращения хаоса Алан должен умереть, Бэтмен использует Мисс Марсианку, чтобы телепатически связаться со Старменом и выяснить местоположение Алана. После этого Бэтмен собирает ударный отряд, состоящий из него самого, Джейд, Человека-часа, Донны Трой, Джесси Квик и Мистера Америки, так как только у них шанс попасть под влияние Звёздного сердца достаточно низок. Мистер Чудо сообщает, что Алан установил в крепости оборону из технологий Четвёртого мира, после чего Мистер Чудо предлагает свои услуги, как того, кто знаком с технологиями Четвёртого мира. Он проводит их по крепости прямо к Алану, после чего Джейд использует свои силы, чтобы вернуть отцу рассудок. Алан, очнувшись от влияния Звёздного сердца, решает не уничтожать Изумрудный город, ту самую крепость, а позволить стать домом для различных волшебных существ со всех уголков Вселенной DC.

После событий Ярчайшего Дня Алан и другие члены ОСА преследуют в Монумент-Пойнт метачеловека-террориста по прозвищу Коса. В ходе борьбы Коса ломает Алану шею. Как выяснилось, Коса был результатом экспериментов в области генной инженерии, проводимых в нацистской Германии, а задание поймать Косу было выдано самим президентом, при этом предполагая убийство террориста. Однако Алан и Джей не смогли договориться о конкретных действиях, в результате Косу оставили в живых. Доктар Мид-Найт выяснил, что раны Алана от сражения с Косой были таковы, что попытка их излечить энергией кольца вновь позволит Звёздному сердцу взять контроль над Аланом.

Джейд навещает отца в изумрудном городе, где тот находится, будучи прикованным к постели. Она предлагает ему использовать её способности для того, чтобы исцелиться. Однако Алан отказывается, мотивируя это тем, что не может позволить Звёздному сердцу причинить вред кому-то из горожан. Тем временем на город нападает Эклипсо, на помощь городу приходит Джесси Квик, целью которой было защитить Алана.

Позднее ОСА сражается со злодеем Д’аркеном, который сбежал из тюрьмы, находящейся под Монумент-Пойнт, и поглотил силы всех металюдей-членов ОСА. В результате Д’аркен стал слишком могущественным. Пока с ним сражались члены ОСА без суперсил или с магическими возможностями, было решено, что Звёздное сердце является единственной силой, способной уничтожить Д’аркена. В момент, когда сила Звёздного сердца была высвобождена, тело Алана сгорело из-а огромного количества всей выходящей энергии. Впоследствии члены ОСА идут на похороны Алана и верят, что он мёртв.

Другие версии

The New 52

Перезагрузка всей Вселенной DC в 2011 году снова поместила Хэла Джордана и Алана Скотта в разные вселенные; Алан, вновь став молодым главой компании CGC, теперь существовал на Земле-2 (параллельная вселенная в рамках новой Мультивселенной DC). 1 июня 2012 года DC Comics объявили, что Алан Скотт будет представлен в качестве гомосексуалиста. В выпуске #3 был показан его парень, Сэм, которому Алан намеревается сделать предложение во время отпуска в Китае. Однако прежде, чем у него появится возможность это сделать, поезд, на котором ехала пара, терпит крушение. Только благодаря таинственному зелёному пламени Алан выживает и быстро излечивается. Голос из этого пламени сообщает ему, что нечто ужасное, угрожающее всему миру, вызвало это крушение и что Сэм не выжил. Убитый горем Алан принимает возможность отомстить за Сэма и защитить мир — зелёное пламя окутывает Алана, превращает кольцо для помолвки в кольцо власти} и одевает Алана в зелёный костюм. Рождённый заново как Зелёный Фонарь, Алан Скотт помогает другим оставшимся в живых и клянется отомстить за Сэма. Данная версия Зелёного Фонаря Алана Скотта черпает свою энергию от мистического существа по имени Зелень (англ. The Green), связывающего всю органическую жизнь на Земле.

Kingdom Come

В ограниченной серии комиксов Марка Уэйда и Алекса Росса Kingdom Come Алан является единственным Зелёным Фонарём на Земле. Он живёт на космической станции «Новая Оа», вращающейся вокруг Земли, и использует эту станцию как базу для предотвращения инопланетных вторжений; преступления людей его давно не интересуют. После того, как Супермен вернулся к супергеройской деятельности, Алан воссоединяется с Лигой Справедливости, чтобы справиться с суперзлодеями, ввергшими Землю в хаос. После того, как злодеи были побеждены, Алан Скотт стал членом Ассамблеи ООН как посол суверенного государства Новая Оа.

В данной серии комиксов Алан Скотт носит костюм, разработанный на основе тяжелых доспехов средневековых рыцарей. В подобном костюме он появлялся и в основной линии комиксов, в основном, когда он использует избыточное количество зелёной энергии.

JSA: The Unholy Three

Другая версия Алана Скотта представлена в серии комиксов JSA: The Unholy Three. В этой действительности Алан Скотт после Второй мировой войны стал работать на спецслужбы. Кольцо силы Алана давало спецслужбам преимущество, так как при помощи него можно было определить, лжет человек или нет. Кольцо, вместе с левой рукой Алана, было уничтожено Суперменом.

Green Lantern: Evil’s Might

В данной серии комиксов, выпущенной импринтом Elseworlds, Алан Скотт является лидером банды Тёмно-Зелёных (англ. Bowery Greens). Алан Скотт крадёт волшебный камень со свойствами, похожими на свойства кольца Кайла Райнера, а позднее — фонарь Кайла. В финальном столкновении Алан смертельно ранит Кайла, однако сам оказался в ловушке внутри кольца Кайла.

The Golden Age

The Golden Age, ещё одна из серий комиксов импринта Elseworlds, принадлежащего DC Comics, показывает Алана Скотта в качестве подследственного в Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности. Причиной его ареста посужил тот факт, что он отказался передать Комиссии нескольких людей, которых считали коммунистами. В финальной битве с Динаменом, Джонни Квик называет Алана «большим парнем», подразумевая, что Алан был одним из величайших героев эпохи (однако существует вероятность, что Квик всего лишь отметил высокий рост Алана Скотта).

Superman & Batman: Generations

Одна из версий Алана Скотта появилась в серии комиксов Superman & Batman: Generations. Согласно сюжету, кольцо Алана Скотта действительно когда-то было кольцом члена Корпуса Зелёных Фонарей, но было утеряно на Земле много лет назад. Также было показано, что при первом использовании кольца Алана оглушил неизвестный, подкравшись сзади и ударив деревянной битой. Это заставило Алана думать, что его кольцо имеет слабость к дереву, и вызвало провал в памяти (простое объяснение, отсылающее к слабости Корпуса Зелёных Фонарей к жёлтому цвету).

52

В последнем выпуске суперсерии 52 была показана новая Мультивселенная, первоначально состоящая из 52 идентичных реальностей. Вследствие поедания реальностей Мистером Разумом она приобретает визуальные аспекты докризисной Земли-Два, включая Зелёного Фонаря и других членов Общества Справедливости. Настоящие имена супергероев этой реальности никогда не упоминались, однако облик Зелёного Фонаря соответствует облику Алана Скотта. Согласно Гранту Моррисону, данная реальность не является докризисной Землёй-Два. В выпуске Justice Society (vol. 3) #20 появилась Джейд из пост-кризисной Земли-2 и была очень удивлена увидеть отца живым и здоровым, так как в её реальности Алан Скотт былл уже мёртв.

Superman: Red Son

Алан Скотт появляется в серии комиксов Superman: Red Son в качестве члена Морского Корпуса Зелёных Фонарей.

Силы и способности

Алан контролирует магическую силу Звёздного Сердца — магической сущности, однажды захваченной Стражами. После уничтожения кольца длительная привязанность к энергии оставила Алана, позволив создавать зелёное пламя и различные конструкции исключительно за счёт силы воли, без кольца и без подзарядки от фонаря.

• Создание твёрдых объектов — Скотт может создавать простое оружие, ловушки, гигантские руки, стены;
• Долголетие — кольцо придало Скотту вечную жизнь и его старение является лишь подчинением кольца его силе воли;
• Полёт;
• Способность проходить сквозь твёрдые предметы;
• Гипноз;
• Манипуляции с энергией — имитация различных веществ, видов излучения или волн, способность усилием воли создавать их манипулировать ими;
• Невидимость;
• Защитное поле — способность создавать энергетическое защитное поле вокруг себя и других объектов;
• Мимикрия — предположительно, может использовать силу кольца, чтобы перенимать на время способности других героев;
• Электромагнитная чувствительность — способность почувствовать колебания электромагнитных волн.

Вне комиксов

Телевидение

• В эпизоде из двух частей «Легенды» мультсериала «Лига справедливости» появляется супергерой Зёлёный Охранник (настоящее имя Скотт Мэйсон). В эпизоде он был озвучен Уильямом Кэттом. Согласно сюжету Джон Стюарт и несколько членов Лиги попадают в параллельную вселенную, где встречают Гильдию Справедливости Америки (образы всех членов Гильдии основаны на образах членов Общества Справедливости). Зелёный Страж является данью уважения Алану Скотту. Его кольцо силы имеет слабость к алюминию.
• Алан Скотт появляется в эпизоде «Абсолютное правосудие» телесериала «Тайны Смолвиля». В 1970-х он был главой неназванной телекомпании и и известным супергероем, пока его не арестовало правительство и, в стремлении расправиться с ОСА, не обвинило в мошенничестве. Алан, как и другие, был готов признать все обвинения, но его отпустили. Однако, из-за того, что все знали его личность, он был вынужден оставить супергеройскую деятельность. В XXI веке Кларк Кент и Хлоя Салливан нашли чёрно-белое видео с Аланом (на руке заметно кольцо силы) и его досье. О нём было мало что известно, но Старгёрл подтвердила, что он жив, и намекнула, что у него есть дети. Также в штаб-квартире ОСА можно увидеть его кольцо и фонарь в витрине, а также изображение на общем портрете. В комиксе-продолжении сериала упоминалось, что Алан Скотт был членом Корпуса Зелёных Фонарей.
• В эпизоде «Кризис: 22 300 миль над Землёй!» сериала «Бэтмен: Отважный и смелый» Алан Скотт вместе с другими членами ОСА появляется на Сторожевой Башне в качестве гостей. Его озвучил Кори Бёртон
• Алан Скотт имеет бессловесное камео в эпизоде «Человечность» мультсериала «Юная Лига Справедливости». Его можно увидеть в архивной записи с членами ОСА
• В мультсериале «Зелёный Фонарь», хоть он никогда не появлялся в нём, на него имеются отсылки в эпизоде «Паровой Фонарь». Согласно словам Джила Брума (он же Паровой Фонарь) его вдохновил супергерой по имени Зелёный Фонарь, который носил красное и у него было кепи.

Фильмы

• Алан Скотт имеет камео во вступительных титрах анимационного фильма «Лига Справедливости: Новый барьер». Согласно показанным кадрам, он оставляет супергеройскую деятельность из-за конфликта с правительством.
• В фильме 2011 года «Зелёный Фонарь» на Алана Скотта был сделан тонкий намёк в диалоге между Хэлом Джорданом и Кэррол Феррис: «Так всё работает из-за этого волшебного кольца?», что является отсылкой к изначальному взгляду авторов комиксов на источник силы Зелёных Фонарей.

Видеоигры

• Алан Скотт появляется в игре DC Universe Online. Его озвучил Джейсон Фелппс.
• В игре Batman: The Brave and the Bold – The Videogame замечена статуя Алана Скотта

Роман

«Спящие» — трилогия, автором идеи которой является Майк Бэрон и которую написал Кристофер Прайест. Каждый том трилогии посвящён одному из воплощений Зелёного Фонаря, в том числе и Алану Скотту.

Коллекционные фигурки

В 2010 году вышла коллекция фигурок Wave 14 of Mattel’s DC Universe Classics, в которой имеется также и коллекционная фигурка Алана Скотта.

Коллекции комиксов о персонаже

• Golden Age Green Lantern Archives Vol. 1 (Green Lantern Vol. 1 #1 и All-American Comics #16-30)
• Golden Age Green Lantern Archives Vol. 2 (Green Lantern Vol. 1 #2-3 и All-American Comics #31-38)
• JSA Presents: Green Lantern (Green Lantern: Brightest Day, Blackest Night (one-shot); JSA: Classified #25, #32-33)
• Crisis on Multiple Earths: The Team-Ups Vol. 1 (Green Lantern Vol. 2 #40)
• Crisis on Multiple Earths: The Team-Ups Vol. 2 (Green Lantern Vol. 2 #45, 52)

Ссылки

• [comicbookdb.com/character.php?ID=49 Green Lantern (Alan Scott)] (англ.) на сайте Comic Book DB
• [alankistler.squarespace.com/journal/2008/9/8/alan-kistlers-green-lantern-files.html Alan Kistler Profile on Green Lantern]
• [www.mykey3000.com/cosmicteams/profiles/greenlantern1.html Unofficial Green Lantern Profile]
• [www.comicsarchives.org/JSA%20FAct%20File/GAGL.html JSA Fact File: Green Lantern]
• [www.dcindexes.com/indexes/indexes.php?character=55 Earth-2 Green Lantern Index]
• [glcorps.dcuguide.com/profile.php?name=greenlantern Green Lantern Corps profile on Alan Scott]
• [en.dcdatabaseproject.com/Alan_Scott Alan Scott’s profile on the DC Database Project]

Отрывок, характеризующий Алан Скотт

– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
В Вильне Кутузов, в противность воле государя, остановил большую часть войск. Кутузов, как говорили его приближенные, необыкновенно опустился и физически ослабел в это свое пребывание в Вильне. Он неохотно занимался делами по армии, предоставляя все своим генералам и, ожидая государя, предавался рассеянной жизни.
Выехав с своей свитой – графом Толстым, князем Волконским, Аракчеевым и другими, 7 го декабря из Петербурга, государь 11 го декабря приехал в Вильну и в дорожных санях прямо подъехал к замку. У замка, несмотря на сильный мороз, стояло человек сто генералов и штабных офицеров в полной парадной форме и почетный караул Семеновского полка.
Курьер, подскакавший к замку на потной тройке, впереди государя, прокричал: «Едет!» Коновницын бросился в сени доложить Кутузову, дожидавшемуся в маленькой швейцарской комнатке.
Через минуту толстая большая фигура старика, в полной парадной форме, со всеми регалиями, покрывавшими грудь, и подтянутым шарфом брюхом, перекачиваясь, вышла на крыльцо. Кутузов надел шляпу по фронту, взял в руки перчатки и бочком, с трудом переступая вниз ступеней, сошел с них и взял в руку приготовленный для подачи государю рапорт.
Беготня, шепот, еще отчаянно пролетевшая тройка, и все глаза устремились на подскакивающие сани, в которых уже видны были фигуры государя и Волконского.
Все это по пятидесятилетней привычке физически тревожно подействовало на старого генерала; он озабоченно торопливо ощупал себя, поправил шляпу и враз, в ту минуту как государь, выйдя из саней, поднял к нему глаза, подбодрившись и вытянувшись, подал рапорт и стал говорить своим мерным, заискивающим голосом.
Государь быстрым взглядом окинул Кутузова с головы до ног, на мгновенье нахмурился, но тотчас же, преодолев себя, подошел и, расставив руки, обнял старого генерала. Опять по старому, привычному впечатлению и по отношению к задушевной мысли его, объятие это, как и обыкновенно, подействовало на Кутузова: он всхлипнул.
Государь поздоровался с офицерами, с Семеновским караулом и, пожав еще раз за руку старика, пошел с ним в замок.
Оставшись наедине с фельдмаршалом, государь высказал ему свое неудовольствие за медленность преследования, за ошибки в Красном и на Березине и сообщил свои соображения о будущем походе за границу. Кутузов не делал ни возражений, ни замечаний. То самое покорное и бессмысленное выражение, с которым он, семь лет тому назад, выслушивал приказания государя на Аустерлицком поле, установилось теперь на его лице.
Когда Кутузов вышел из кабинета и своей тяжелой, ныряющей походкой, опустив голову, пошел по зале, чей то голос остановил его.
– Ваша светлость, – сказал кто то.
Кутузов поднял голову и долго смотрел в глаза графу Толстому, который, с какой то маленькою вещицей на серебряном блюде, стоял перед ним. Кутузов, казалось, не понимал, чего от него хотели.
Вдруг он как будто вспомнил: чуть заметная улыбка мелькнула на его пухлом лице, и он, низко, почтительно наклонившись, взял предмет, лежавший на блюде. Это был Георгий 1 й степени.


На другой день были у фельдмаршала обед и бал, которые государь удостоил своим присутствием. Кутузову пожалован Георгий 1 й степени; государь оказывал ему высочайшие почести; но неудовольствие государя против фельдмаршала было известно каждому. Соблюдалось приличие, и государь показывал первый пример этого; но все знали, что старик виноват и никуда не годится. Когда на бале Кутузов, по старой екатерининской привычке, при входе государя в бальную залу велел к ногам его повергнуть взятые знамена, государь неприятно поморщился и проговорил слова, в которых некоторые слышали: «старый комедиант».
Неудовольствие государя против Кутузова усилилось в Вильне в особенности потому, что Кутузов, очевидно, не хотел или не мог понимать значение предстоящей кампании.
Когда на другой день утром государь сказал собравшимся у него офицерам: «Вы спасли не одну Россию; вы спасли Европу», – все уже тогда поняли, что война не кончена.
Один Кутузов не хотел понимать этого и открыто говорил свое мнение о том, что новая война не может улучшить положение и увеличить славу России, а только может ухудшить ее положение и уменьшить ту высшую степень славы, на которой, по его мнению, теперь стояла Россия. Он старался доказать государю невозможность набрания новых войск; говорил о тяжелом положении населений, о возможности неудач и т. п.
При таком настроении фельдмаршал, естественно, представлялся только помехой и тормозом предстоящей войны.
Для избежания столкновений со стариком сам собою нашелся выход, состоящий в том, чтобы, как в Аустерлице и как в начале кампании при Барклае, вынуть из под главнокомандующего, не тревожа его, не объявляя ему о том, ту почву власти, на которой он стоял, и перенести ее к самому государю.
С этою целью понемногу переформировался штаб, и вся существенная сила штаба Кутузова была уничтожена и перенесена к государю. Толь, Коновницын, Ермолов – получили другие назначения. Все громко говорили, что фельдмаршал стал очень слаб и расстроен здоровьем.
Ему надо было быть слабым здоровьем, для того чтобы передать свое место тому, кто заступал его. И действительно, здоровье его было слабо.
Как естественно, и просто, и постепенно явился Кутузов из Турции в казенную палату Петербурга собирать ополчение и потом в армию, именно тогда, когда он был необходим, точно так же естественно, постепенно и просто теперь, когда роль Кутузова была сыграна, на место его явился новый, требовавшийся деятель.
Война 1812 го года, кроме своего дорогого русскому сердцу народного значения, должна была иметь другое – европейское.
За движением народов с запада на восток должно было последовать движение народов с востока на запад, и для этой новой войны нужен был новый деятель, имеющий другие, чем Кутузов, свойства, взгляды, движимый другими побуждениями.
Александр Первый для движения народов с востока на запад и для восстановления границ народов был так же необходим, как необходим был Кутузов для спасения и славы России.
Кутузов не понимал того, что значило Европа, равновесие, Наполеон. Он не мог понимать этого. Представителю русского народа, после того как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей славы, русскому человеку, как русскому, делать больше было нечего. Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер.


Пьер, как это большею частью бывает, почувствовал всю тяжесть физических лишений и напряжений, испытанных в плену, только тогда, когда эти напряжения и лишения кончились. После своего освобождения из плена он приехал в Орел и на третий день своего приезда, в то время как он собрался в Киев, заболел и пролежал больным в Орле три месяца; с ним сделалась, как говорили доктора, желчная горячка. Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он все таки выздоровел.
Все, что было с Пьером со времени освобождения и до болезни, не оставило в нем почти никакого впечатления. Он помнил только серую, мрачную, то дождливую, то снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку; помнил общее впечатление несчастий, страданий людей; помнил тревожившее его любопытство офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты о том, чтобы найти экипаж и лошадей, и, главное, помнил свою неспособность мысли и чувства в то время. В день своего освобождения он видел труп Пети Ростова. В тот же день он узнал, что князь Андрей был жив более месяца после Бородинского сражения и только недавно умер в Ярославле, в доме Ростовых. И в тот же день Денисов, сообщивший эту новость Пьеру, между разговором упомянул о смерти Элен, предполагая, что Пьеру это уже давно известно. Все это Пьеру казалось тогда только странно. Он чувствовал, что не может понять значения всех этих известий. Он тогда торопился только поскорее, поскорее уехать из этих мест, где люди убивали друг друга, в какое нибудь тихое убежище и там опомниться, отдохнуть и обдумать все то странное и новое, что он узнал за это время. Но как только он приехал в Орел, он заболел. Проснувшись от своей болезни, Пьер увидал вокруг себя своих двух людей, приехавших из Москвы, – Терентия и Ваську, и старшую княжну, которая, живя в Ельце, в имении Пьера, и узнав о его освобождении и болезни, приехала к нему, чтобы ходить за ним.
Во время своего выздоровления Пьер только понемногу отвыкал от сделавшихся привычными ему впечатлений последних месяцев и привыкал к тому, что его никто никуда не погонит завтра, что теплую постель его никто не отнимет и что у него наверное будет обед, и чай, и ужин. Но во сне он еще долго видел себя все в тех же условиях плена. Так же понемногу Пьер понимал те новости, которые он узнал после своего выхода из плена: смерть князя Андрея, смерть жены, уничтожение французов.
Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.
– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!
То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие.
Он не мог иметь цели, потому что он теперь имел веру, – не веру в какие нибудь правила, или слова, или мысли, но веру в живого, всегда ощущаемого бога. Прежде он искал его в целях, которые он ставил себе. Это искание цели было только искание бога; и вдруг он узнал в своем плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уж говорила нянюшка: что бог вот он, тут, везде. Он в плену узнал, что бог в Каратаеве более велик, бесконечен и непостижим, чем в признаваемом масонами Архитектоне вселенной. Он испытывал чувство человека, нашедшего искомое у себя под ногами, тогда как он напрягал зрение, глядя далеко от себя. Он всю жизнь свою смотрел туда куда то, поверх голов окружающих людей, а надо было не напрягать глаз, а только смотреть перед собой.
Он не умел видеть прежде великого, непостижимого и бесконечного ни в чем. Он только чувствовал, что оно должно быть где то, и искал его. Во всем близком, понятном он видел одно ограниченное, мелкое, житейское, бессмысленное. Он вооружался умственной зрительной трубой и смотрел в даль, туда, где это мелкое, житейское, скрываясь в тумане дали, казалось ему великим и бесконечным оттого только, что оно было неясно видимо. Таким ему представлялась европейская жизнь, политика, масонство, философия, филантропия. Но и тогда, в те минуты, которые он считал своей слабостью, ум его проникал и в эту даль, и там он видел то же мелкое, житейское, бессмысленное. Теперь же он выучился видеть великое, вечное и бесконечное во всем, и потому естественно, чтобы видеть его, чтобы наслаждаться его созерцанием, он бросил трубу, в которую смотрел до сих пор через головы людей, и радостно созерцал вокруг себя вечно изменяющуюся, вечно великую, непостижимую и бесконечную жизнь. И чем ближе он смотрел, тем больше он был спокоен и счастлив. Прежде разрушавший все его умственные постройки страшный вопрос: зачем? теперь для него не существовал. Теперь на этот вопрос – зачем? в душе его всегда готов был простой ответ: затем, что есть бог, тот бог, без воли которого не спадет волос с головы человека.


Пьер почти не изменился в своих внешних приемах. На вид он был точно таким же, каким он был прежде. Так же, как и прежде, он был рассеян и казался занятым не тем, что было перед глазами, а чем то своим, особенным. Разница между прежним и теперешним его состоянием состояла в том, что прежде, когда он забывал то, что было перед ним, то, что ему говорили, он, страдальчески сморщивши лоб, как будто пытался и не мог разглядеть чего то, далеко отстоящего от него. Теперь он так же забывал то, что ему говорили, и то, что было перед ним; но теперь с чуть заметной, как будто насмешливой, улыбкой он всматривался в то самое, что было перед ним, вслушивался в то, что ему говорили, хотя очевидно видел и слышал что то совсем другое. Прежде он казался хотя и добрым человеком, но несчастным; и потому невольно люди отдалялись от него. Теперь улыбка радости жизни постоянно играла около его рта, и в глазах его светилось участие к людям – вопрос: довольны ли они так же, как и он? И людям приятно было в его присутствии.
Прежде он много говорил, горячился, когда говорил, и мало слушал; теперь он редко увлекался разговором и умел слушать так, что люди охотно высказывали ему свои самые задушевные тайны.
Княжна, никогда не любившая Пьера и питавшая к нему особенно враждебное чувство с тех пор, как после смерти старого графа она чувствовала себя обязанной Пьеру, к досаде и удивлению своему, после короткого пребывания в Орле, куда она приехала с намерением доказать Пьеру, что, несмотря на его неблагодарность, она считает своим долгом ходить за ним, княжна скоро почувствовала, что она его любит. Пьер ничем не заискивал расположения княжны. Он только с любопытством рассматривал ее. Прежде княжна чувствовала, что в его взгляде на нее были равнодушие и насмешка, и она, как и перед другими людьми, сжималась перед ним и выставляла только свою боевую сторону жизни; теперь, напротив, она чувствовала, что он как будто докапывался до самых задушевных сторон ее жизни; и она сначала с недоверием, а потом с благодарностью выказывала ему затаенные добрые стороны своего характера.
Самый хитрый человек не мог бы искуснее вкрасться в доверие княжны, вызывая ее воспоминания лучшего времени молодости и выказывая к ним сочувствие. А между тем вся хитрость Пьера состояла только в том, что он искал своего удовольствия, вызывая в озлобленной, cyхой и по своему гордой княжне человеческие чувства.
– Да, он очень, очень добрый человек, когда находится под влиянием не дурных людей, а таких людей, как я, – говорила себе княжна.
Перемена, происшедшая в Пьере, была замечена по своему и его слугами – Терентием и Васькой. Они находили, что он много попростел. Терентий часто, раздев барина, с сапогами и платьем в руке, пожелав покойной ночи, медлил уходить, ожидая, не вступит ли барин в разговор. И большею частью Пьер останавливал Терентия, замечая, что ему хочется поговорить.
– Ну, так скажи мне… да как же вы доставали себе еду? – спрашивал он. И Терентий начинал рассказ о московском разорении, о покойном графе и долго стоял с платьем, рассказывая, а иногда слушая рассказы Пьера, и, с приятным сознанием близости к себе барина и дружелюбия к нему, уходил в переднюю.
Доктор, лечивший Пьера и навещавший его каждый день, несмотря на то, что, по обязанности докторов, считал своим долгом иметь вид человека, каждая минута которого драгоценна для страждущего человечества, засиживался часами у Пьера, рассказывая свои любимые истории и наблюдения над нравами больных вообще и в особенности дам.
– Да, вот с таким человеком поговорить приятно, не то, что у нас, в провинции, – говорил он.
В Орле жило несколько пленных французских офицеров, и доктор привел одного из них, молодого итальянского офицера.
Офицер этот стал ходить к Пьеру, и княжна смеялась над теми нежными чувствами, которые выражал итальянец к Пьеру.
Итальянец, видимо, был счастлив только тогда, когда он мог приходить к Пьеру и разговаривать и рассказывать ему про свое прошедшее, про свою домашнюю жизнь, про свою любовь и изливать ему свое негодование на французов, и в особенности на Наполеона.
– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c'est un sacrilege que de faire la guerre a un peuple comme le votre. [Это кощунство – воевать с таким народом, как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.
В Орел приезжал к нему его главный управляющий, и с ним Пьер сделал общий счет своих изменявшихся доходов. Пожар Москвы стоил Пьеру, по учету главно управляющего, около двух миллионов.
Главноуправляющий, в утешение этих потерь, представил Пьеру расчет о том, что, несмотря на эти потери, доходы его не только не уменьшатся, но увеличатся, если он откажется от уплаты долгов, оставшихся после графини, к чему он не может быть обязан, и если он не будет возобновлять московских домов и подмосковной, которые стоили ежегодно восемьдесят тысяч и ничего не приносили.
– Да, да, это правда, – сказал Пьер, весело улыбаясь. – Да, да, мне ничего этого не нужно. Я от разоренья стал гораздо богаче.
Но в январе приехал Савельич из Москвы, рассказал про положение Москвы, про смету, которую ему сделал архитектор для возобновления дома и подмосковной, говоря про это, как про дело решенное. В это же время Пьер получил письмо от князя Василия и других знакомых из Петербурга. В письмах говорилось о долгах жены. И Пьер решил, что столь понравившийся ему план управляющего был неверен и что ему надо ехать в Петербург покончить дела жены и строиться в Москве. Зачем было это надо, он не знал; но он знал несомненно, что это надо. Доходы его вследствие этого решения уменьшались на три четверти. Но это было надо; он это чувствовал.
Вилларский ехал в Москву, и они условились ехать вместе.
Пьер испытывал во все время своего выздоровления в Орле чувство радости, свободы, жизни; но когда он, во время своего путешествия, очутился на вольном свете, увидал сотни новых лиц, чувство это еще более усилилось. Он все время путешествия испытывал радость школьника на вакации. Все лица: ямщик, смотритель, мужики на дороге или в деревне – все имели для него новый смысл. Присутствие и замечания Вилларского, постоянно жаловавшегося на бедность, отсталость от Европы, невежество России, только возвышали радость Пьера. Там, где Вилларский видел мертвенность, Пьер видел необычайную могучую силу жизненности, ту силу, которая в снегу, на этом пространстве, поддерживала жизнь этого целого, особенного и единого народа. Он не противоречил Вилларскому и, как будто соглашаясь с ним (так как притворное согласие было кратчайшее средство обойти рассуждения, из которых ничего не могло выйти), радостно улыбался, слушая его.


Так же, как трудно объяснить, для чего, куда спешат муравьи из раскиданной кочки, одни прочь из кочки, таща соринки, яйца и мертвые тела, другие назад в кочку – для чего они сталкиваются, догоняют друг друга, дерутся, – так же трудно было бы объяснить причины, заставлявшие русских людей после выхода французов толпиться в том месте, которое прежде называлось Москвою. Но так же, как, глядя на рассыпанных вокруг разоренной кочки муравьев, несмотря на полное уничтожение кочки, видно по цепкости, энергии, по бесчисленности копышущихся насекомых, что разорено все, кроме чего то неразрушимого, невещественного, составляющего всю силу кочки, – так же и Москва, в октябре месяце, несмотря на то, что не было ни начальства, ни церквей, ни святынь, ни богатств, ни домов, была та же Москва, какою она была в августе. Все было разрушено, кроме чего то невещественного, но могущественного и неразрушимого.