Алан Фиц-Флаад
Алан Фиц-Флаад англ. Alan fitzFlaad | ||
| ||
---|---|---|
Предшественник: | новый титул | |
Преемник: | Уильям Фиц-Алан | |
Вероисповедание: | христианство | |
Смерть: | ок. 1114 | |
Отец: | Флаад сын Алана | |
Супруга: | Эвелина де Хесден | |
Дети: | Уильям, Уолтер, Йордан, Симон |
Алан Фиц-Флаад (англ. Alan fitzFlaad; ум. около 1114) — бретонский рыцарь на службе у английского короля Генриха I, основатель английского дворянского рода Фицаланов и шотландского дворянского рода Стюартов, впоследствии — королей Шотландии и Англии.
Содержание
Происхождение
О происхождении Алана Фиц-Флаада существовало несколько гипотез. По популярной в новое время теории, Алан был внуком Банко, упоминаемого в «Хронике Холиншеда» тэна Лохабера, которого Шекспир сделал одним из действующих лиц своей трагедии Макбет: ведьмы предрекают Банко, что его потомки станут королями. Согласно легенде, у Банко был сын Флинс, который перебрался из Шотландии в Англию и стал отцом Алану, родоначальнику дома Стюартов. Этa теория, однако, не подтверждена никакими средневековыми источниками: ни в одном из сохранившихся английских документов XI—XII веков не упомянуто имя Флинс. Имя Флаад найдено лишь в одном документе: в акте об освящении монастыря в Монмуте 1101 или 1102 года, где среди свидетелей упомянут Флаад (лат. Float), сын сенешаля Алана, рыцарь Уильяма Фиц-Бадерона. Последний, как было установлено[1], является Уильямом, старшим сыном Риваллона, сеньора Доля, небольшого феодального владения в северо-восточной Бретани. Предположение о происхождении Флаада из Бретани было позднее подтверждено рядом документов конца XI века об основании монастырей и дарений земельной собственности в области вокруг Доля.
В настоящее время гипотеза о бретонском происхождении Алана Фиц-Флаада считается наиболее вероятной. По всей видимости отец Алана — Флаальд или Флаад — был одним из сыновей Алана, сенешаля сеньоров Доля.[2] Этот Алан, либо его второй сын с тем же именем, участвовал в Первом крестовом походе в Палестину в 1097 году: по свидетельству Ордерика Виталия, Алан, сенешаль Доля, сражался при осаде крестоносцами Никеи[3]. Его внук (или, что более вероятно, племянник) Алан Фиц-Флаад упомянут в качестве дарителя земельного участка неподалёку от Доля аббатству Мармутье в акте 1095 года.
Биография
Начиная с первых лет XII века Алан Фиц-Флаад уже упоминается в английских источниках. Очевидно, вместе с некоторыми другими небогатыми рыцарями Котантена и северо-восточной Бретани, он перебрался в Англию после вступления на престол Генриха I, который одно время являлся сеньором Контантена.[1] Известно, что когда Генрих был осаждён в Мон-Сен-Мишеле войсками Вильгельма II, ему помогали обороняться бретонцы, вполне вероятно, выходцы из Доля, который был ближайшим к Нормандии бретонским городом. Среди тех котантенских и бретонских рыцарей, который в начале XII века перебралась вслед за Генрихом I в Англию, были Ричард де Ревьер, родоначальник дома графов Девона, Вильгельм д’Обиньи, королевский судья, братья Сент-Джон, основатели английского дворянского рода Сент-Джон, и, очевидно, Алан Фиц-Флаад.
По всей видимости, Генрих I передал Алану ряд земельных владений, прежде всего в Шропшире, но также в Норфолке и некоторых других графствах Англии, которые были конфискованы у Роберта Беллемского и Арнульфа де Хесдена. Известно, что Алану был пожалован замок Освестри на валлийской границе, который стал его главной резиденцией. В Норфолке Алан Фиц-Флаад основал монастырь Спорль (до настоящего времени не сохранился), причём в грамоте об учреждении этого монастыря содержится перечень рыцарей-свидетелей, вероятно вассалов и соратников Алана, чьи имена говорят о бретонском происхождении. Имя Алана также упомянуто в двух хартиях короля Генриха I церковным учреждениям в Йорке и Хэмпшире. Других сведений о Алане Фиц-Флааде не сохранилось. Не известна также дата его смерти: по одним источникам, он скончался до 1114 года, по другим — значительно позднее.[1]
Брак и дети
Алан Фиц-Флаад был женат на Эвелине де Хесден (ум. после 1126), дочери пикардийского рыцаря Арнульфа де Хесдена.[4] Их дети:
- Уильям Фиц-Алан (ум. 1160), шериф Шропшира, женат первым браком на Кристине, племяннице Роберта Глостерского; вторым браком на Изабелле де Сей, дочери и наследнице Элии де Сея, сеньора Клана. Основатель английского дворянского рода Фицаланов, впоследствии — графов Арундел.
- Уолтер Фиц-Алан (ум. 1177), сеньор Ренфру и 1-й лорд-стюард Шотландии, женат на Эохине де Молль, дочери Томаса де Молля. Основатель шотландского дворянского рода Стюартов, впоследствии — королей Шотландии и Англии.
- Йордан Фиц-Алан, сенешаль Доля, женат на некой Марии. Род Йордана Фиц-Алана, представители которого обладали наследственной должностью сенешаля Доля, угас в начале XIII века.
- Симон Фиц-Алан (вероятно незаконнорожденный), легендарный родоначальник шотландского клана Бойд.
Напишите отзыв о статье "Алан Фиц-Флаад"
Примечания
- ↑ 1 2 3 [www.medievalgenealogy.org.uk/sources/round/stewarts1.shtml Выдержки из работы Г. Раунда «Studies in Peerage and Family History»]
- ↑ Round, J. Horace. Studies in Peerage and Family History. — London, 1901
- ↑ Ордерик Виталий. Церковная история.
- ↑ [fmg.ac/Projects/MedLands/BRITTANY.htm#_Toc172797231 Генеалогия сенешалей Доля]
Ссылки
- [fmg.ac/Projects/MedLands/BRITTANY.htm#_Toc172797231 Генеалогия сенешалей Доля] (англ.)
- [www.medievalgenealogy.org.uk/sources/round/stewarts1.shtml Происхождение Стюартов. Выдержки из книги: Round, J. Horace. Studies in Peerage and Family History. — London, 1901] (англ.)
Отрывок, характеризующий Алан Фиц-Флаад
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»