Алан (ансамбль)
Поделись знанием:
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)
– Как я рада, что вы приехали! Я нынче так счастлива! – сказала она с тем прежним оживлением, которого уже давно не видел в ней Пьер. – Вы знаете, Nicolas получил Георгиевский крест. Я так горда за него.
– Как же, я прислал приказ. Ну, я вам не хочу мешать, – прибавил он и хотел пройти в гостиную.
Наташа остановила его.
– Граф, что это, дурно, что я пою? – сказала она, покраснев, но, не спуская глаз, вопросительно глядя на Пьера.
– Нет… Отчего же? Напротив… Но отчего вы меня спрашиваете?
– Я сама не знаю, – быстро отвечала Наташа, – но я ничего бы не хотела сделать, что бы вам не нравилось. Я вам верю во всем. Вы не знаете, как вы для меля важны и как вы много для меня сделали!.. – Она говорила быстро и не замечая того, как Пьер покраснел при этих словах. – Я видела в том же приказе он, Болконский (быстро, шепотом проговорила она это слово), он в России и опять служит. Как вы думаете, – сказала она быстро, видимо, торопясь говорить, потому что она боялась за свои силы, – простит он меня когда нибудь? Не будет он иметь против меня злого чувства? Как вы думаете? Как вы думаете?
– Я думаю… – сказал Пьер. – Ему нечего прощать… Ежели бы я был на его месте… – По связи воспоминаний, Пьер мгновенно перенесся воображением к тому времени, когда он, утешая ее, сказал ей, что ежели бы он был не он, а лучший человек в мире и свободен, то он на коленях просил бы ее руки, и то же чувство жалости, нежности, любви охватило его, и те же слова были у него на устах. Но она не дала ему времени сказать их.
– Да вы – вы, – сказала она, с восторгом произнося это слово вы, – другое дело. Добрее, великодушнее, лучше вас я не знаю человека, и не может быть. Ежели бы вас не было тогда, да и теперь, я не знаю, что бы было со мною, потому что… – Слезы вдруг полились ей в глаза; она повернулась, подняла ноты к глазам, запела и пошла опять ходить по зале.
В это же время из гостиной выбежал Петя.
Петя был теперь красивый, румяный пятнадцатилетний мальчик с толстыми, красными губами, похожий на Наташу. Он готовился в университет, но в последнее время, с товарищем своим Оболенским, тайно решил, что пойдет в гусары.
Петя выскочил к своему тезке, чтобы переговорить о деле.
Он просил его узнать, примут ли его в гусары.
Пьер шел по гостиной, не слушая Петю.
Петя дернул его за руку, чтоб обратить на себя его вниманье.
– Ну что мое дело, Петр Кирилыч. Ради бога! Одна надежда на вас, – говорил Петя.
– Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все.
– Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит.
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.
– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
| Государственный академический ансамбль танца «Алан» | |
| Жанр |
танцы осетинского и кавказского фольклора |
|---|---|
| Годы |
1938 — по настоящее время |
| Страны | |
| Город | |
| Язык песен | |
| Руководитель |
Эльбрус Кубалов |
| Бывшие участники | |
| www.alandance.ru
Награды:  | |
Государственный академический ансамбль танца «Ала́н» (осет. Цæгат Ирыстоны Паддзахадон ансамбль «Алан») — государственный музыкальный коллектив Северной Осетии. Основан в 1938 году Т. Я. Кокойты[1].
- 1938—1966 гг. — Государственный ансамбль песни и танца Северной Осетии.
- 1966—1968 гг — Государственный ансамбль народного танца Северной Осетии.
- 1968—1997 гг. — Государственный ансамбль народного танца «Алан».
- 1997—2012 гг. — Государственный академический ансамбль народного танца «Алан».
- 2012 г.— н.в. — Государственный академический ансамбль танца «Алан».
Содержание
История
- 1938 год — Татаркану Кокойти, одному из известных осетинских композиторов, поручили организовать профессиональный коллектив — ансамбль песни и танца Северной Осетии. Первыми артистами стали вчерашние каменщики и шахтеры, трактористы и кукурузоводы, победители республиканского смотра художественной самодеятельности. Первые концерты были показаны уже через несколько недель репетиций перед жителями г. Орджоникидзе, а затем и перед тружениками колхозов республики.
- 1939 год — Не прошло и года после создания ансамбля, а он уже выехал на свои первые гастроли по городам и селам Украины и России. Художественный руководитель Ахполат Аликов.
- 1941—1942 гг. — Великая Отечественная война. Работа прервана.
- 1943—1945 — Ансамбль возрождается под руководством Е. Колесникова. Гастроли в Грузии, Азербайджане, Дагестане, в городах Пятигорск, Кисловодск, Ессентуки.
- 1946—1949 — Гастроли на Дальнем Востоке, в республиках Средней Азии, в городах Поволжья. Художественный руководитель Татаркан Кокойты.
- 1952—1967 — Ансамбль становится Лауреатом Всесоюзного и международного конкурсов на VI Всемирном фестивале молодежи и студентов в Москве. Первые зарубежные гастроли в ГДР. Участие в декаде осетинского искусства и литературы в Москве и дней осетинской культуры и искусства в Ленинграде и Ленинградской области. Гастроли по республикам Средней Азии и Казахстана. Художественные руководители: Г. Гуржибеков, Дуда Хаханов, А. Ачеев, В. Темиряев. Постановщик периода 1966—67 — студент ГИТИСа Хаджисмел Варзиев.
- 1968—1974 — Лауреат IХ Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Софии (Диплом — «Лучший балетмейстер» — Хаджисмел Варзиев). Победитель Всероссийского смотра-конкурса. Художественный руководитель и главный балетмейстер Хаджисмел Варзиев. Директор Р. Гудиев.
- 1974—1976 — Гастроли в Ленинграде, в Восточной и Западной Сибири, на Урале, Поволжье, Закавказье. Художественный руководитель Ж. Кабоева. Директор Л. Цебоева. Балетмейстер Илья Гафт/
- 1977—1985 — Гастроли в Берлине, Лейпциге, Дрездене, Амстердаме, Праге, Софии, Стокгольме, Кабуле, Бейруте, по городам Бельгии, Иордании, Ирака, Италии.
- 1985 — Диплом ХII Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве. Художественный руководитель Народная артистка РСФСР Альбина Баева. Директора С. Бритаев, Р. Гудиев, Г. Каргинов.
- 1986—1987 — Гастроли Бирма — Директор Хетагуров, Таймураз Николаевич.
- 1987— Гастроли Вьетнам. — Звание «Почетный гражданин Хошимина». Художественный руководитель и главный балетмейстер Хаджисмел Варзиев. Директор Хетагуров, Таймураз Николаевич.
- 1988 — Гастроли Индия — Орден Дружбы народов. Художественный руководитель и главный балетмейстер Хаджисмел Варзиев. Директор Хетагуров, Таймураз Николаевич.
- 1989— Гастроли Италия — Награждение Республиканской премией им. К. Л. Хетагурова. Художественный руководитель и главный балетмейстер Хаджисмел Варзиев. Директор Хетагуров, Таймураз Николаевич.
- 1990—1996 — Золотая медаль Международного фестиваля пяти континентов в г. Дижон (Франция). Кубок Международного фестиваля г. Аттина (Италия). Директор С. Козаев.
- 2000 — Премия в области искусств «Золотой Аполлон». Директор и художественный руководитель Л. Цебоева.
- 2005—2010 — Обладатель Премии Правительства Российской Федерации. Директор Ю. Магкаев.
- 2011 — Художественный руководитель Эльбрус Кубалов.
Пресса и люди об ансамбле
- «„Алан“ — это имя, это история, это эпоха». — Народный артист России, профессор Владимир Захаров.
- «Танцевальный ансамбль Северной Осетии „Алан“ продемонстрировал великолепное сочетание традиционного кавказского танца с элементами классического балета».
Сирия, газета «Ас-Сауро», 30 июня 1974 г.
- «На публику произвели ошеломительное впечатление воинственные энергичные танцы, блистательно исполненные мужской группой Осетинского ансамбля танца „Алан“. Сила и элегантность, быстрота, ловкость и грация, прекрасное исполнение танца были встречены бурными овациями зрителей, большую часть которых составляла молодёжь».
Германия, «Майлерг Цайтунг», 23 марта 1995 г.
- «Участник Международного фольклорного ХVI фестиваля в Аттине (Италия) Северо-Осетинский Госансамбль „Алан“ представляет традиционные танцы Осетии и других регионов. Большим успехом у зрителей пользуются национальные осетинские инструменты: гармоники, доулы и дала-фандыры. Ведущие танцоры исполняют танцы под звуки замечательного хора и оркестра».
Италия, Аттина, Август 1994 г.
- «Это Государственный ансамбль, постоянно повышающий свой профессионализм, имеет широкий репертуар исключительно уникальных танцев. Среди них: „Девичий танец“, темпераментный мужской танец „Орлиное племя“, жанровая миниатюра „Девушка с характером“ и комическая композиция „Несчастные влюблённые“. Об исключительной оригинальности „Алана“ свидетельствует танец „Симд“, дошедший до нас с древнейших времён».
Италия, Иттири, 1994 г.
- «Плавные танцы „Симд“, „Хонга“, („Приглашение“), „Девичий“, полны магической символики и сказочной грациозности. Настроение танца передаётся каждым движением рук, наклоном головы, взмахом ресниц. Цветовая гамма костюмов, мелодичное сопровождение оркестра и певцов — всё это великое мастерство исполнителей». — Народный артист России Бимболат Ватаев.
- «Даже если бы осетины создали только один танец „Симд“, они были бы великой нацией». — Поэт Кайсын Кулиев.
- «Какое море звуков, мелодий, юмора!: не верилось, что такие модулятивные мелодии таятся в недрах народа: не один гениальный композитор позавидует подобным танцам». — Композитор Виктор Долидзе.
- «…Любой танец ансамбля — маленькая новелла, рассказывающая о жизни народа. Артисты сумели постичь душу народного танца, в котором сама жизнь, её радость и красота!».
Журнал «Культура и Жизнь» 1960 г.
- «… Искусство — это язык, связывающий все народы мира. Эту истину подтвердил ансамбль „Алан“ во время своих блестящих выступлений в Иордании».
Иордания, газета «Ар-Рай», 1974 г.
- «Особый интерес зрителей всегда вызывают лучшие образы осетинского народного творчества».
«Вечерняя Москва», 24 ноября, 1954 г.
Хореографический репертуар
- Симд / (массовый танец)
- Плавный танец (сольный танец)
- Хонгæ кафт / «Танец приглашения» (трех парный танец)
- Аланты кафт / «Аланский танец» (массовый мужской)
- Фыййауты кафт / «Танец чабанов» (массовый мужской)
- Чызджыты кафт / «Девичий танец» (массовый женский)
- Уæлахизон / «Поединок» (сольный танец)
- Хохаг ерысы кафт / «Горский танец» (массовый мужской)
- Хъаматимæ кафт / «Танец с кинжалами»
- Цæргæсты цæгат / «Орлиное племя»
- Доултимæ кафт / «Танец с доулами»
- Уацамонгæйы къус / «Чаша Уацамонга»
- Танец с трещетками
- Абхазский танец
- Аварский девичий танец (массовый женский)
- Азербайджанский девичий танец «Мирзалай возгалы» (массовый женский)
- Аджарский танец «Ган да Ган»
- Грузинский танец «Картули» (парный танец)
- Кабардинский танец «Кафа»
- Лезгинский танец
- Шой /обрядовый танец /
- Шуточный танец «Влюбленные неудачники»
- Болгарский танец
См. также
Напишите отзыв о статье "Алан (ансамбль)"
Примечания
- ↑ [ossetians.com/rus/news.php?newsid=362 Кокойты Татаркан]
Ссылки
- Сайты
- [www.alandance.ru www.alandance.ru Официальный сайт ансамбля «Алан»]
- [mkuor.ru/index.php?view=article&catid=42%3A2009-02-27-21-31-10&id=68%3A-lr&option=com_content&Itemid=61 Государственный Академический ансамбль народного танца «Алан»]
- Видеоматериалы
- [www.youtube.com/watch?v=6ei-hM2wlbg Осетинский массовый танец симд в исполнении ансамбля «Алан» (постановка Эльбруса Кубалова)]
Отрывок, характеризующий Алан (ансамбль)
– И прекрасно.– Как я рада, что вы приехали! Я нынче так счастлива! – сказала она с тем прежним оживлением, которого уже давно не видел в ней Пьер. – Вы знаете, Nicolas получил Георгиевский крест. Я так горда за него.
– Как же, я прислал приказ. Ну, я вам не хочу мешать, – прибавил он и хотел пройти в гостиную.
Наташа остановила его.
– Граф, что это, дурно, что я пою? – сказала она, покраснев, но, не спуская глаз, вопросительно глядя на Пьера.
– Нет… Отчего же? Напротив… Но отчего вы меня спрашиваете?
– Я сама не знаю, – быстро отвечала Наташа, – но я ничего бы не хотела сделать, что бы вам не нравилось. Я вам верю во всем. Вы не знаете, как вы для меля важны и как вы много для меня сделали!.. – Она говорила быстро и не замечая того, как Пьер покраснел при этих словах. – Я видела в том же приказе он, Болконский (быстро, шепотом проговорила она это слово), он в России и опять служит. Как вы думаете, – сказала она быстро, видимо, торопясь говорить, потому что она боялась за свои силы, – простит он меня когда нибудь? Не будет он иметь против меня злого чувства? Как вы думаете? Как вы думаете?
– Я думаю… – сказал Пьер. – Ему нечего прощать… Ежели бы я был на его месте… – По связи воспоминаний, Пьер мгновенно перенесся воображением к тому времени, когда он, утешая ее, сказал ей, что ежели бы он был не он, а лучший человек в мире и свободен, то он на коленях просил бы ее руки, и то же чувство жалости, нежности, любви охватило его, и те же слова были у него на устах. Но она не дала ему времени сказать их.
– Да вы – вы, – сказала она, с восторгом произнося это слово вы, – другое дело. Добрее, великодушнее, лучше вас я не знаю человека, и не может быть. Ежели бы вас не было тогда, да и теперь, я не знаю, что бы было со мною, потому что… – Слезы вдруг полились ей в глаза; она повернулась, подняла ноты к глазам, запела и пошла опять ходить по зале.
В это же время из гостиной выбежал Петя.
Петя был теперь красивый, румяный пятнадцатилетний мальчик с толстыми, красными губами, похожий на Наташу. Он готовился в университет, но в последнее время, с товарищем своим Оболенским, тайно решил, что пойдет в гусары.
Петя выскочил к своему тезке, чтобы переговорить о деле.
Он просил его узнать, примут ли его в гусары.
Пьер шел по гостиной, не слушая Петю.
Петя дернул его за руку, чтоб обратить на себя его вниманье.
– Ну что мое дело, Петр Кирилыч. Ради бога! Одна надежда на вас, – говорил Петя.
– Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все.
– Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит.
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.
– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
