Аларих II

Аларих II готск. 𐌰𐌻𐌰𐍂𐌴𐌹𐌺𐍃 (Alareiks) — «Могущественный король», лат. Alaricus II<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Гравюра XVIII века</td></tr>
король вестготов
28 декабря 484 — 507
Предшественник:	Эйрих
Преемник:	Гезалех
Вероисповедание:	христианин арианского толка
Рождение:	около 466
Смерть:	507(0507)
Род:	Балты
Отец:	Эйрих
Мать:	Рагнахильда
Супруга:	Тиудигото
Дети:	Гезалех Амаларих

Аларих II (погиб в 507) — король вестготов в 484—507 годах.

Биография

Начало правления

Аларих II был сыном Эйриха и Рагнахильды. На момент своего восшествия на престол он, вероятно, был ещё очень юн, так как Теодорих Великий в 507 году называет его мужчиной в расцвете сил. Из одного письма Сидония Аполлинария от 466/467 года следует, что к моменту написания этого письма Рагнахильда уже родила Алариха, но он был ещё маленьким ребёнком.

28 декабря 484 года Аларих занял в Тулузе престол своего отца. Источники необычно скупо освещают историю правления Алариха II, сообщая лишь о важнейших событиях, происходивших в этот период.

Международная обстановка

Помощь остготам

В начале правления Алариха II положению Вестготского королевства, казалось, ничего не угрожает. Власть Алариха распространялась на огромную территорию от Атлантического океана до Альп и от Гибралтарского пролива до Луары. Это было самое обширное варварское государство в Европе. Победы отца Алариха Эйриха увеличили престиж вестготов, казавшихся непобедимыми.

В 489 году родственный вестготам народ — остготы, во главе с королём Теодерихом Великим выступили против правившего в Италии Одоакра и вторглись в эту страну. Сначала остготы сравнительно легко преодолели сопротивление армии Одоакра, но уже в следующем, 490 году тот сумел перейти в контрнаступление и даже осадил своего противника в Тицине (совр. Павия). И тогда на помощь остготам пришли вестготы. Вестготская армия, в свою очередь вторгшаяся в Италию, добилась снятия осады с Павии, а затем вместе с остготской вступила в бой с войсками Одоакра на реке Адде, и здесь 14 августа 490 года соединённые готские силы наголову разгромили разнородное войско Одоакра и вынудили противника запереться в Равенне. После этого война в Италии свелась к осаде Равенны, продолжавшейся два с половиной года, но вестготы в ней, кажется, уже не участвовали.

Когда Теодорих в 493 году стал бесспорным хозяином Италии, он отдал свою дочь Тиудигото в жёны Алариху. Этот брак соединил оба знатнейших готских королевских рода Амалов и Балтов. Остготское королевство в Италии становилось естественным союзником Вестготского.

Взаимоотношения с франками

В это время изменилось положение в Северной Галлии. Когда вестготы овладели Юго-Западной и даже Южной Галлией, а бургунды — Юго-Восточной, северная часть страны, где ещё сохранялась римская власть, была отрезана от Италии. Там практически самовластно правил Эгидий, а через некоторое время после его смерти правителем Северной Галлии стал сын Эгидия Сиагрий. Григорий Турский даже называет его «королём римлян» (лат. rех Romanorum). Это, конечно, неверно, и он скорее всего, имел титул римского патриция, как его называет Фредегар в своей «Хронике», но он хорошо отражает реальное положение Сиагрия. По-видимому, между Сиагрием и Аларихом установились если не дружественные, то мирные и, видимо, взаимовыгодные отношения.

В 481 году королём франков, уже живших на северо-востоке Галлии, стал воинственный Хлодвиг I, который победил в 486 году под Суассоном Сиагрия. Побеждённый бежал в Тулузу, где Аларих поначалу предоставил ему убежище. Однако позднее, когда Хлодвиг под угрозой объявления войны потребовал его выдачи, вестготы уступили. Сиагрий был закован, передан франкским посланцам и затем казнён. Этот постыдный поступок Алариха позволяет сделать вывод о том, что вестготы осознавали военное превосходство франков. Выдача Сиагрия не привела к установлению хороших отношений с франками. Вестготы получили к северу от своей границы нового и довольно сильного врага.

Хлодвиг не ограничился завоеванием Северной Галлии, его целью было подчинение всей Галлии. А для этого было нужно сокрушить вестготов. В последующие годы, должно быть, происходили столкновения с франками в области средней Луары. В 496 году Аларих отбил город Сент у Хлодвига. Следовательно, за какое-то время до победы Алариха он находился в руках франков. Этот город находился в самом сердце вестготских поселений в Аквитании. Два года спустя, в 498 году франки заняли даже Бордо, где они захватили в плен вестготского герцога Суатрия. Около 500 года воспользовавшись раздорами в бургундском королевском доме, Хлодвиг вторгся в Бургундию. Армия бургундского короля Гундобада потерпела поражение в сражении при Дижоне, и сам король с трудом спасся. Но франки, решив, что они достаточно ослабили Бургундское королевство, ушли, а Гундобад обратился за помощью к Алариху. И тот, трезво оценив обстановку, пришёл к нему на помощь. С помощью вестготов Гундобад разгромил своего брата Годегизела, поддерживаемого франками. Франкских пленных Гундобад отослал в Тулузу к Алариху. Одержавший победу Гундобад в награду за помощь в 501 году уступил готам Авиньон. Около 502 года эти столкновения закончились. Поскольку Аларих II и Хлодвиг встретились на острове посреди Луары у Амбуаза, граница между вестготами и франками, вероятно, проходила именно по этой реке. О чём велись переговоры, неизвестно, но вполне возможно, речь шла о взаимном признании владений.

События в Испании

Восстание Бурдунела

Во время этих неприятностей с франками вестготы были вынуждены воевать и в Испании. Сарагосская хроника сообщает, что в 496 году в Испании поднял восстание некий Бурдунел, который в следующем году был выдан своими приближенными и сожжён в Тулузе в медном быке.

О выступлении Бурдунела известно очень мало. Его имя — кельтское, и, хотя само по себе оно ещё не гарантирует его местного происхождения, делает его всё же более вероятным. Важно и сообщение хроники о захвате им тирании. И у позднеантичных, и у идущих вслед за ними раннесредневековых авторов понятие тирании связывается не с народным выступлением (которое обычно приравнивается к разбойному), а с узурпацией власти со стороны сравнительно высокопоставленного деятеля. Поэтому речь явно не может идти о народном выступлении, подобном восстанию багаудов. Бурдунел держался у власти довольно долго. Это свидетельствует о наличии у него какой-то поддержки. Может быть, эту поддержку ему оказала местная испано-римская знать, надеявшаяся с его помощью освободится от подчинения вестготам.

В хронике ничего не говорится о районе восстания. Однако, на основании того, что все события упоминаемые в Сарагосской хронике связаны с самой Сарагосой, можно сделать вывод, что выступление произошло где-то в Тарраконской Испании.

Восстание Петра

В 506 году, как сообщает Сарагосская хроника, готы взяли Тортосу и убили тирана Петра, голова которого была доставлена в Сарагосу. В отличие от имени Бурдунел имя Пётр было уже известным и довольно распространённым христианским именем. Среди готов такие имена распространены ещё не были, так что Петра можно с полным правом считать испано-римлянином. Тортоса расположена в нижнем течении реки Эбро недалеко от моря. Таким образом, ареной выступления Петра была (и теперь в этом уже нельзя сомневаться) Тарраконская Испания. Меньше чем через десять лет эта провинция (по крайней мере, её часть) снова поднялась против вестготов. Не исключено, что Пётр и Бурдунел были каким-то образом связаны с франками.

Исход вестготов в Испанию

Примечательно, что Иберийский полуостров впервые приобрёл важное значение в глазах вестготов только при появлении франкской угрозы. До тех пор они, хотя и подчинили себе значительную часть Иберийского полуострова, но сами занимали только важнейшие опорные пункты; с уверенностью можно говорить лишь о присутствии вестготов в Мериде, где в 483 году вестготский герцог совместно с епископом позаботились о восстановлении разрушенного моста через Гвадиану. Возможно, какое-то число готов поселилось в древнекастильской Месете, приблизительно в области Паленсии, после победы над свевами. При римлянах Испания казалась придатком Галлии. Процесс романизации также не затронул её (за исключением побережья Средиземного моря) в столь значительной степени, как Галлию. Начиная с 409 года, эта страна чрезвычайно пострадала от нападений вандалов, аланов и свевов.

Хотя после уничтожения аланов (416—418) и ухода вандалов в 429 году, образовался определённый вакуум власти, который не сумела заполнить Римская империя, вестготы начали принимать участие в испанских делах (и то очень нерешительно) только с 456 года. После этого, во второй половине V века они постепенно присоединили этот полуостров к своим владениям. Движение осуществлялось несколькими волнами. Уже в 494 году Сарагосская хроника сообщает, что готы вошли в Испанию, а под 497 годом, что они получили места для поселения в Испании. Каково конкретное содержание этих кратких сообщений, спорно: одни исследователи полагают (и это традиционная точка зрения), что речь идёт о начале переселения вестготов из Галлии в Испанию, другие — о военной операции готов. Хотя на землях между Луарой и Гаронной, оказавшихся под непосредственной угрозой нападений франков, жило очень небольшое количество вестготов, тем не менее, уже тогда переселяться в Испанию решились их многочисленные соплеменники из коренных областей вестготских поселений.

Внутренняя политика

Отношения Алариха со своими подданными ортодоксально-никейской веры

Военные действия 90-х годов оказались лишь прелюдией к решаюшей схватке между франками и вестготами. Огромное значение в это время приобретает религиозный вопрос. Ещё в 90-е годы V века Хлодвиг принял христианство в его ортодоксально-никейской форме, а вслед за ним ортодоксальное христианство становится и религией всех франков. Это давало Хлодвигу преимущество в его политике, поскольку вестготы, также как и остготы и бургунды, были арианами, в то время как местное население их государств придерживалось ортодоксально-никейской веры. Григорий Турский пишет, что многие жители Галлии тогда хотели быть под властью франков. Конечно, это понятное преувеличение автора «Истории франков», жившего к тому же под властью франкских королей, но всё же в какой-то мере отражает настроения ортодоксально-никейских подданных Алариха и особенно ортодоксального клира. Аларих же колебался между антиортодоксальными репрессиямии и привлечением никейцев к своей поддержке. С одной стороны, были сосланы некоторые епископы, в том числе один из виднейших теологов того времени Цезарий Арльский, который был сослан в Бордо. Ещё суровее расправился Аларих с турским епископом Волузианом. В его деле политическая подкладка была ещё яснее: он был заподозрен в стремлении перейти под власть франков, и за это он не только был смещён с епископской кафедры, но и отправился в изгнание в Испанию, то есть как можно дальше от франкской границы. Ортодоксально-никейское духовенство было лишено дарованных ему римскими императорами привилегий в налоговой области.

С другой стороны, именно Аларих II стремился к налаживанию хороших контактов с римлянами. Так, возможно, при его содействии состоялось проведение цирковых игр в Сарагосе в 504 году. Организация игр считалась императорской привилегией; Аларих мог рассчитывать предстать, таким образом, перед римлянами в облике наследника империи. На одной гемме мы видим Алариха с римской прической и по-римски побритой бородой. Принимая во внимание, какое значение в раннее Средневековье придавалось внешнему облику в качестве внешнего знака принадлежности к определённой этнической группе, можно по достоинству оценить важность такого поведения Алариха.

Римский закон вестготов

Со стремлением урегулировать отношения со своими романскими подданными связана и законодательная деятельность Алариха. Принятый при его отце кодекс относился только к готам. Романское же население продолжало жить по старым римским законам. При Аларихе был составлен Римский Закон Вестготов, также известный под названием «Бревиарий Алариха». В этот свод было включено большинство законов из Кодекса Феодосия, новеллы поздних императоров до Ливия Севера и фрагменты из произведений античных юристов. Законы, больше не отвечавшие изменившимся условиям, были выброшены. Так, в своде отсутствуют законы, затрагивавшие церковные вопросы и направленные на дискриминацию арианства. Были исключены и некоторые устаревшие статьи о сенаторском звании, а к другим были добавлены разъяснения, сильно изменявшие их смысл. Почти ко всем законам были присоединены толкования, часто взятые из достаточно древних юридических источников и в некоторых случаях даже радикально модифицировавшие само содержание статей. Вероятно, 2 февраля 506 года вестготский граф Гойарих обнародовал Римский Закон Вестготов перед собранием ортодоксальных епископов и знатных римлян. Составление этого кодекса не следует принимать за какую-то уступку Алариха II по отношению к римскому населению. Скорее оно явилось следствием суверенного права вестготского государя. Свод Алариха II сыграл большую роль в будущей судьбе римского права в Западной Европе; на протяжении нескольких столетий римское право было известно только в той форме, которую придали ему правоведы вестготского короля. Под властью вестготов римляне жили в очень благоприятных условиях. Это, прежде всего, относится к низшим слоям населения, которые в Римской империи были угнетены чрезвычайно тяжелыми налогами.

Вводя в силу новый свод, вестготский король преследовал ряд целей. Во-первых, этим сводом облегчалось судопроизводство, ибо с этого времени судьи могли уже руководствоваться одним документом, а не теряться в массе разнообразных актов. Во-вторых, закреплялось в правовом отношении разделение вестготов и римлян, ибо теперь для двух групп населения действовали два разных кодекса: Эйриха для вестготов и Алариха для римлян. В третьих, приобреталась юридическая независимость вестготского королевства от Византии, ибо отныне на его территории действовал собственный свод законов, и законодательные акты Константинополя уже не имели силы для римских подданных Алариха. Характерно, что дата введения в силу этого кодекса определена по годам правления Алариха, а не римского императора. Вестготский король подчеркивал не только свою полную независимость от империи и юридическое равенство с императором, но и то, что римляне, живущие на территории его королевства, являются исключительно его подданными. В четвёртых, привлекая к законодательству римских юристов и советуясь с церковной и светской знатью подчинённого римского населения, король стремился показать своё расположение к римским и ортодоксально-никейским подданным.

Агдский собор

Пытаясь заручиться поддержкой ортодоксально-никейского епископата галльской части страны в виду угрозы франкского вторжения, Аларих санкционировал собрание собора. 10 сентября 506 года в Агде состоялся собор ортодоксальной церкви Королевства вестготов, в котором приняло участие 24 епископа. Хотя отсутствовали епископы из испанской части государства (видимо, их позиция в тот момент вестготского короля не интересовала), мы можем говорить о том, что это был государственный собор: первый в германском государстве, так как епископы Франкской державы собрались только в 511 году в Орлеане, а епископы страны бургундов — в 517 году.

Заседания собора вёл Цезарий Арльский, ещё совсем недавно живший в изгнании в Бордо. Он был не только необычайно учёным человеком, влияние которого на церковную жизнь того времени невозможно переоценить, но и в качестве митрополита Арльского наследником традиции, стремившейся к ограничению римского влияния на галльскую церковь. Так как усилия Алариха II, направленные на создание независимой вестготской церкви, совпадали с требованиями Цезария, последний мог даже надеяться занять место первого патриарха ортодоксальной церкви государства вестготов.

Постановления собора относились к урегулированию практических вопросов церковной жизни; при этом использовались и ранние церковные юридические источники, прежде всего собрание канонов из Арля.

Значение политики Алариха

В отличие от Эйриха, преследовавшего ортодоксов-никейцев, его преемник Аларих II, по крайней мере, к концу своего правления, проводил другую церковную политику, сулившую большие успехи. У нас нет данных о первых годах его царствования. И, тем не менее, издание Римского Закона Вестготов означало определённое улучшение положения для ортодоксальной церкви, так как в кодекс была включена та часть римских императорских законов, которая устанавливала её статус. Речь шла об узаконивании юридического положения церкви. Для характеристики церковной политики Алариха II характерно, что он не позволил ввести в Римский Закон Вестготов 17-ю новеллу Валентиниана III; в ней император на государственном уровне санкционирует верховную власть папского престола над галльской церковью. В этом отчетливо проявляется намерение Алариха II превратить ортодоксальную церковь вестготской державы в обособленную церковь и оградить её от постороннего влияния.

Значение всей политики Алариха II заключается в том, что он предпринял широко задуманную попытку интегрировать ортодоксальное население в вестготское государство. Это говорит о том, что Аларих II ни в коем случае не был слабым или незначительным правителем. Он проводил в жизнь совершенно новую концепцию внутриполитического развития, целью которой было установление гармоничных взаимоотношений между ортодоксами-римлянами и арианами-вестготами. Король намеревался управлять обоими племенами на абсолютно равноправных началах. И все же церковная политика, начатая изданием Римского Закона Вестготов и продолженная Агдским собором, ни к чему не привела. Победы франков прервали этот многообещающий процесс. Развал Тулузского государства воспрепятствовал проведению запланированного на 507 год государственного собора, который должен был состояться в Тулузе и в котором должны были участвовать и испанские епископы.

Разгром Тулузского королевства

Расклад сил

Заключённый в 502 году мир с франками был нарушен Хлодвигом. Теодорих Великий упоминает в одном письме, написанном около 507 года, что франки заняли вестготскую область, и, что в боях погиб один из членов королевского рода. Король остготов, дочь которого Тиудигото стала женой Алариха II, пытался защитить своего зятя, тем более что речь шла о поддержании столь желанного для Теодориха «равновесия сил». Посоветовав Алариху II ничего не предпринимать, он обратился к Хлодвигу с призывами к миру, и пригрозил в случае отказа военной интервенцией. Западным эрулам, варнам и тюрингам Теодорих напомнил о благодеяниях Эйриха, чтобы те оказывали противодействие салическим франкам на Нижнем Рейне. В этой ситуации большое значение приобрела позиция бургундского короля Гундобада. Его сын, как и Аларих, был женат на дочери Теодориха, совсем недавно вестготский король активно помог ему в борьбе с братом, которого не менее активно поддерживали франки. Гундобад, как и Аларих и Теодорих, был арианином. Франки были соперниками бургундов в борьбе за власть в Галлии, а недавние события показали, что они готовы при удобном случае вмешаться в дела Бургундии. Всё это, казалось, должно было склонить бургундского короля к поддержке Алариха или, по крайней мере, к нейтралитету. Но, с другой стороны, и вестготы были соперниками бургундов, а союз двух готских королевств был очень опасен не только для Хлодвига, но и для Гундобада. Да и ссориться со всё более набирающим силу Хлодвигом было для него опасно. Не меньшее значение имело стремление бургундов захватить принадлежавшую вестготам юго-восточную часть Галлии, чтобы выйти к средиземноморскому побережью. Всё это привело к тому, что в конце концов Гундобад присоединился к Хлодвигу в войне с вестготами. Не исключено, что между ними была заключена договорённость о разделе галльских владений вестготов. Остготский король советовал бургундам отказаться от самоубийственной коалиции с Хлодвигом. Однако призывы Теодориха остались тщетны. Вполне возможно, что к нападению на вестготов Хлодвига подстрекал константинопольский двор, ибо успех Хлодвига означал одновременно ослабление политического положения Теодориха Великого.

Битва при Пуатье. Смерть Алариха II

Вероятно, Хлодвиг I перешёл в наступление, так как решающее сражение состоялось у Пуатье, глубоко в вестготских владениях. (По поводу места битвы идут споры. Широко распространённая локализация места битвы при Вуйе не подкреплена надёжными данными). В конце лета 507 года войско вестготов потерпело сокрушительное поражение. Аларих II погиб в бою, якобы от руки самого Хлодвига.

Победители быстро проникли в центральные области вестготского государства и взяли Бордо и Тулузу, где в их руки попала часть королевской сокровищницы. Ошибочно говорить о том, что вся королевская сокровищница была обнаружена франками в Тулузе. Из сообщения Прокопия Кесарийского выясняется, что, по меньшей мере, значительная часть сокровищницы была перевезена для безопасности в Каркассон. Сын Хлодвига Теодорих занял Овернь; римская знать этой области сражалась в битве при Пуатье на стороне вестготов. Руководил сопротивлением Аполлинарий, сын Сидония Аполлинария, который при Аларихе II был возвращён из изгнания и назначен комитом Оверни. Впоследствии он, пойдя по стопам отца, в 515 году стал епископом города Клермона.

Причины поражения вестготов

Причину сокрушительного поражения, которое привело к потере почти всей галльской половины вестготского государства, не следует видеть в напряжённых отношениях между арианами-вестготами и ортодоксами-римлянами, которые якобы желали победы ортодоксальному королю франков. Политика привлечения галльской знати, проводимая, хотя и с колебаниями, Аларихом, частично дала свои плоды, что видно хотя бы на примере выступления против франков Аполлинария, сына Сидония Аполлинария.

Вероятнее всего кажется точка зрения, согласно которой поражение явилось следствием военного превосходства франков. То, что они могли выставить на самом деле большое войско, подтверждается их успешными действиями против остготов и византийцев в готской войне. К тому же ориентированные на ближний бой франки могли быть чрезвычайно опасны для привычных лишь к конному бою на расстоянии вестготов. В том, что одно военное поражение привело к развалу государства, не последнюю роль сыграла смерть Алариха и отсутствие объявленного взрослого наследника; в первые недели после поражения, по всей видимости, не оказалось никого, кто смог бы объединить силы вестготов. Сарагосская хроника совершенно верно передает последствия битвы, когда говорит, что «Тулузское королевство было разрушено франками». Смерть короля, захват области поселения, потеря части королевской казны объясняют и подтверждают высказывание хрониста.

Жёны и дети

• Неназванная по имени наложница.
  • сын Гезалех.
• Жена — дочь короля остроготов Теодориха Великого Тиудигото.
  • сын Амаларих.

Аларих II правил 23 года..

Литература

• Григорий Турский. История франков = Historia Francorum. — М.: Наука, 1987. — 464 с.
• Прокопий Кесарийский. Война с готами // Прокопий Кесарийский. Война с готами. О постройках / Пер. С. П. Кондратьев. — М.: Арктос, 1996. — 167 с. — ISBN 5-85551-143-X.
• [www.vostlit.info/Texts/rus9/Chron_vest_kor/frametext.htm Хроника вестготских королей // Опыт тысячелетия. Средние века и эпоха Возрождения: быт, нравы, идеалы] / Сост. М. Тимофеев, В. Дряхлов, Олег Кудрявцев, И. Дворецкая, С. Крыкин. — М.: Юристъ, 1996. — 576 с. — 5000 экз. — ISBN 5-7357-0043-X.
• Иордан. О происхождении и деяниях гетов / Вступ. статья, пер., коммент. Е. Ч. Скржинской. — СПб.: Алетейя, 2013. — 512 с. — (Византийская библиотека. Источники). — ISBN 978-5-91419-854-8.
• Хервиг Вольфрам. Готы. От истоков до середины VI века / Перевод с немецкого Б. Миловидов, М. Щукин. — СПб.: Ювента, 2003. — 654 с. — (Историческая библиотека). — 2 000 экз. — ISBN 5-87399-142-1.
• Клауде Дитрих. История вестготов / Перевод с немецкого. — СПб.: Издательская группа «Евразия», 2002. — 288 с. — 2 000 экз. — ISBN 5-8071-0115-4.
• Циркин Ю. Б. Античные и раннесредневековые источники по истории Испании. — СПб.: Филологический факультет СПбГУ; Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2006. — 360 с. — 1000 экз. — ISBN 5-8465-0516-3, ISBN 5-288-04094-X.
• Циркин Ю. Б. Испания от античности к средневековью. — СПб.: Филологический факультет СПбГУ; Нестор-История, 2010. — 456 с. — 700 экз. — ISBN 978-5-98187-528-1.
• [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/5.htm Западная Европа]. // [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/0.htm Правители Мира. Хронологическо-генеалогические таблицы по всемирной истории в 4 тт.] / Автор-составитель В. В. Эрлихман. — Т. 2.

Ссылки

• Аларих II // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [fmg.ac/Projects/MedLands/TOULOUSE.htm#_Toc225040395 Foundation for Medieval Genealogy. Аларих II]
• [www.manfred-hiebl.de/mittelalter-genealogie/_voelkerwanderung/a/alarich_2_westgoten_koenig_507/alarich_2_westgoten_koenig_507.html Genealogie Mittelalter. Аларих II]

Династия королей вестготов
Предшественник: Эйрих	король вестготов 484 — 507	Преемник: Гезалех

Отрывок, характеризующий Аларих II

Когда молились за воинство, она вспомнила брата и Денисова. Когда молились за плавающих и путешествующих, она вспомнила князя Андрея и молилась за него, и молилась за то, чтобы бог простил ей то зло, которое она ему сделала. Когда молились за любящих нас, она молилась о своих домашних, об отце, матери, Соне, в первый раз теперь понимая всю свою вину перед ними и чувствуя всю силу своей любви к ним. Когда молились о ненавидящих нас, она придумала себе врагов и ненавидящих для того, чтобы молиться за них. Она причисляла к врагам кредиторов и всех тех, которые имели дело с ее отцом, и всякий раз, при мысли о врагах и ненавидящих, она вспоминала Анатоля, сделавшего ей столько зла, и хотя он не был ненавидящий, она радостно молилась за него как за врага. Только на молитве она чувствовала себя в силах ясно и спокойно вспоминать и о князе Андрее, и об Анатоле, как об людях, к которым чувства ее уничтожались в сравнении с ее чувством страха и благоговения к богу. Когда молились за царскую фамилию и за Синод, она особенно низко кланялась и крестилась, говоря себе, что, ежели она не понимает, она не может сомневаться и все таки любит правительствующий Синод и молится за него.
Окончив ектенью, дьякон перекрестил вокруг груди орарь и произнес:
– «Сами себя и живот наш Христу богу предадим».
«Сами себя богу предадим, – повторила в своей душе Наташа. – Боже мой, предаю себя твоей воле, – думала она. – Ничего не хочу, не желаю; научи меня, что мне делать, куда употребить свою волю! Да возьми же меня, возьми меня! – с умиленным нетерпением в душе говорила Наташа, не крестясь, опустив свои тонкие руки и как будто ожидая, что вот вот невидимая сила возьмет ее и избавит от себя, от своих сожалений, желаний, укоров, надежд и пороков.
Графиня несколько раз во время службы оглядывалась на умиленное, с блестящими глазами, лицо своей дочери и молилась богу о том, чтобы он помог ей.
Неожиданно, в середине и не в порядке службы, который Наташа хорошо знала, дьячок вынес скамеечку, ту самую, на которой читались коленопреклоненные молитвы в троицын день, и поставил ее перед царскими дверьми. Священник вышел в своей лиловой бархатной скуфье, оправил волосы и с усилием стал на колена. Все сделали то же и с недоумением смотрели друг на друга. Это была молитва, только что полученная из Синода, молитва о спасении России от вражеского нашествия.
– «Господи боже сил, боже спасения нашего, – начал священник тем ясным, ненапыщенным и кротким голосом, которым читают только одни духовные славянские чтецы и который так неотразимо действует на русское сердце. – Господи боже сил, боже спасения нашего! Призри ныне в милости и щедротах на смиренные люди твоя, и человеколюбно услыши, и пощади, и помилуй нас. Се враг смущаяй землю твою и хотяй положити вселенную всю пусту, восста на ны; се людие беззаконии собрашася, еже погубити достояние твое, разорити честный Иерусалим твой, возлюбленную тебе Россию: осквернити храмы твои, раскопати алтари и поругатися святыне нашей. Доколе, господи, доколе грешницы восхвалятся? Доколе употребляти имать законопреступный власть?
Владыко господи! Услыши нас, молящихся тебе: укрепи силою твоею благочестивейшего, самодержавнейшего великого государя нашего императора Александра Павловича; помяни правду его и кротость, воздаждь ему по благости его, ею же хранит ны, твой возлюбленный Израиль. Благослови его советы, начинания и дела; утверди всемогущною твоею десницею царство его и подаждь ему победу на врага, яко же Моисею на Амалика, Гедеону на Мадиама и Давиду на Голиафа. Сохрани воинство его; положи лук медян мышцам, во имя твое ополчившихся, и препояши их силою на брань. Приими оружие и щит, и восстани в помощь нашу, да постыдятся и посрамятся мыслящий нам злая, да будут пред лицем верного ти воинства, яко прах пред лицем ветра, и ангел твой сильный да будет оскорбляяй и погоняяй их; да приидет им сеть, юже не сведают, и их ловитва, юже сокрыша, да обымет их; да падут под ногами рабов твоих и в попрание воем нашим да будут. Господи! не изнеможет у тебе спасати во многих и в малых; ты еси бог, да не превозможет противу тебе человек.
Боже отец наших! Помяни щедроты твоя и милости, яже от века суть: не отвержи нас от лица твоего, ниже возгнушайся недостоинством нашим, но помилуй нас по велицей милости твоей и по множеству щедрот твоих презри беззакония и грехи наша. Сердце чисто созижди в нас, и дух прав обнови во утробе нашей; всех нас укрепи верою в тя, утверди надеждою, одушеви истинною друг ко другу любовию, вооружи единодушием на праведное защищение одержания, еже дал еси нам и отцем нашим, да не вознесется жезл нечестивых на жребий освященных.
Господи боже наш, в него же веруем и на него же уповаем, не посрами нас от чаяния милости твоея и сотвори знамение во благо, яко да видят ненавидящий нас и православную веру нашу, и посрамятся и погибнут; и да уведят все страны, яко имя тебе господь, и мы людие твои. Яви нам, господи, ныне милость твою и спасение твое даждь нам; возвесели сердце рабов твоих о милости твоей; порази враги наши, и сокруши их под ноги верных твоих вскоре. Ты бо еси заступление, помощь и победа уповающим на тя, и тебе славу воссылаем, отцу и сыну и святому духу и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь».
В том состоянии раскрытости душевной, в котором находилась Наташа, эта молитва сильно подействовала на нее. Она слушала каждое слово о победе Моисея на Амалика, и Гедеона на Мадиама, и Давида на Голиафа, и о разорении Иерусалима твоего и просила бога с той нежностью и размягченностью, которою было переполнено ее сердце; но не понимала хорошенько, о чем она просила бога в этой молитве. Она всей душой участвовала в прошении о духе правом, об укреплении сердца верою, надеждою и о воодушевлении их любовью. Но она не могла молиться о попрании под ноги врагов своих, когда она за несколько минут перед этим только желала иметь их больше, чтобы любить их, молиться за них. Но она тоже не могла сомневаться в правоте читаемой колено преклонной молитвы. Она ощущала в душе своей благоговейный и трепетный ужас перед наказанием, постигшим людей за их грехи, и в особенности за свои грехи, и просила бога о том, чтобы он простил их всех и ее и дал бы им всем и ей спокойствия и счастия в жизни. И ей казалось, что бог слышит ее молитву.


С того дня, как Пьер, уезжая от Ростовых и вспоминая благодарный взгляд Наташи, смотрел на комету, стоявшую на небе, и почувствовал, что для него открылось что то новое, – вечно мучивший его вопрос о тщете и безумности всего земного перестал представляться ему. Этот страшный вопрос: зачем? к чему? – который прежде представлялся ему в середине всякого занятия, теперь заменился для него не другим вопросом и не ответом на прежний вопрос, а представлением ее. Слышал ли он, и сам ли вел ничтожные разговоры, читал ли он, или узнавал про подлость и бессмысленность людскую, он не ужасался, как прежде; не спрашивал себя, из чего хлопочут люди, когда все так кратко и неизвестно, но вспоминал ее в том виде, в котором он видел ее в последний раз, и все сомнения его исчезали, не потому, что она отвечала на вопросы, которые представлялись ему, но потому, что представление о ней переносило его мгновенно в другую, светлую область душевной деятельности, в которой не могло быть правого или виноватого, в область красоты и любви, для которой стоило жить. Какая бы мерзость житейская ни представлялась ему, он говорил себе:
«Ну и пускай такой то обокрал государство и царя, а государство и царь воздают ему почести; а она вчера улыбнулась мне и просила приехать, и я люблю ее, и никто никогда не узнает этого», – думал он.
Пьер все так же ездил в общество, так же много пил и вел ту же праздную и рассеянную жизнь, потому что, кроме тех часов, которые он проводил у Ростовых, надо было проводить и остальное время, и привычки и знакомства, сделанные им в Москве, непреодолимо влекли его к той жизни, которая захватила его. Но в последнее время, когда с театра войны приходили все более и более тревожные слухи и когда здоровье Наташи стало поправляться и она перестала возбуждать в нем прежнее чувство бережливой жалости, им стало овладевать более и более непонятное для него беспокойство. Он чувствовал, что то положение, в котором он находился, не могло продолжаться долго, что наступает катастрофа, долженствующая изменить всю его жизнь, и с нетерпением отыскивал во всем признаки этой приближающейся катастрофы. Пьеру было открыто одним из братьев масонов следующее, выведенное из Апокалипсиса Иоанна Богослова, пророчество относительно Наполеона.
В Апокалипсисе, главе тринадцатой, стихе восемнадцатом сказано: «Зде мудрость есть; иже имать ум да почтет число зверино: число бо человеческо есть и число его шестьсот шестьдесят шесть».
И той же главы в стихе пятом: «И даны быта ему уста глаголюща велика и хульна; и дана бысть ему область творити месяц четыре – десять два».
Французские буквы, подобно еврейскому число изображению, по которому первыми десятью буквами означаются единицы, а прочими десятки, имеют следующее значение:
a b c d e f g h i k.. l..m..n..o..p..q..r..s..t.. u…v w.. x.. y.. z
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 20 30 40 50 60 70 80 90 100 110 120 130 140 150 160
Написав по этой азбуке цифрами слова L'empereur Napoleon [император Наполеон], выходит, что сумма этих чисел равна 666 ти и что поэтому Наполеон есть тот зверь, о котором предсказано в Апокалипсисе. Кроме того, написав по этой же азбуке слова quarante deux [сорок два], то есть предел, который был положен зверю глаголати велика и хульна, сумма этих чисел, изображающих quarante deux, опять равна 666 ти, из чего выходит, что предел власти Наполеона наступил в 1812 м году, в котором французскому императору минуло 42 года. Предсказание это очень поразило Пьера, и он часто задавал себе вопрос о том, что именно положит предел власти зверя, то есть Наполеона, и, на основании тех же изображений слов цифрами и вычислениями, старался найти ответ на занимавший его вопрос. Пьер написал в ответе на этот вопрос: L'empereur Alexandre? La nation Russe? [Император Александр? Русский народ?] Он счел буквы, но сумма цифр выходила гораздо больше или меньше 666 ти. Один раз, занимаясь этими вычислениями, он написал свое имя – Comte Pierre Besouhoff; сумма цифр тоже далеко не вышла. Он, изменив орфографию, поставив z вместо s, прибавил de, прибавил article le и все не получал желаемого результата. Тогда ему пришло в голову, что ежели бы ответ на искомый вопрос и заключался в его имени, то в ответе непременно была бы названа его национальность. Он написал Le Russe Besuhoff и, сочтя цифры, получил 671. Только 5 было лишних; 5 означает «е», то самое «е», которое было откинуто в article перед словом L'empereur. Откинув точно так же, хотя и неправильно, «е», Пьер получил искомый ответ; L'Russe Besuhof, равное 666 ти. Открытие это взволновало его. Как, какой связью был он соединен с тем великим событием, которое было предсказано в Апокалипсисе, он не знал; но он ни на минуту не усумнился в этой связи. Его любовь к Ростовой, антихрист, нашествие Наполеона, комета, 666, l'empereur Napoleon и l'Russe Besuhof – все это вместе должно было созреть, разразиться и вывести его из того заколдованного, ничтожного мира московских привычек, в которых, он чувствовал себя плененным, и привести его к великому подвигу и великому счастию.
Пьер накануне того воскресенья, в которое читали молитву, обещал Ростовым привезти им от графа Растопчина, с которым он был хорошо знаком, и воззвание к России, и последние известия из армии. Поутру, заехав к графу Растопчину, Пьер у него застал только что приехавшего курьера из армии.
Курьер был один из знакомых Пьеру московских бальных танцоров.
– Ради бога, не можете ли вы меня облегчить? – сказал курьер, – у меня полна сумка писем к родителям.
В числе этих писем было письмо от Николая Ростова к отцу. Пьер взял это письмо. Кроме того, граф Растопчин дал Пьеру воззвание государя к Москве, только что отпечатанное, последние приказы по армии и свою последнюю афишу. Просмотрев приказы по армии, Пьер нашел в одном из них между известиями о раненых, убитых и награжденных имя Николая Ростова, награжденного Георгием 4 й степени за оказанную храбрость в Островненском деле, и в том же приказе назначение князя Андрея Болконского командиром егерского полка. Хотя ему и не хотелось напоминать Ростовым о Болконском, но Пьер не мог воздержаться от желания порадовать их известием о награждении сына и, оставив у себя воззвание, афишу и другие приказы, с тем чтобы самому привезти их к обеду, послал печатный приказ и письмо к Ростовым.
Разговор с графом Растопчиным, его тон озабоченности и поспешности, встреча с курьером, беззаботно рассказывавшим о том, как дурно идут дела в армии, слухи о найденных в Москве шпионах, о бумаге, ходящей по Москве, в которой сказано, что Наполеон до осени обещает быть в обеих русских столицах, разговор об ожидаемом назавтра приезде государя – все это с новой силой возбуждало в Пьере то чувство волнения и ожидания, которое не оставляло его со времени появления кометы и в особенности с начала войны.
Пьеру давно уже приходила мысль поступить в военную службу, и он бы исполнил ее, ежели бы не мешала ему, во первых, принадлежность его к тому масонскому обществу, с которым он был связан клятвой и которое проповедывало вечный мир и уничтожение войны, и, во вторых, то, что ему, глядя на большое количество москвичей, надевших мундиры и проповедывающих патриотизм, было почему то совестно предпринять такой шаг. Главная же причина, по которой он не приводил в исполнение своего намерения поступить в военную службу, состояла в том неясном представлении, что он l'Russe Besuhof, имеющий значение звериного числа 666, что его участие в великом деле положения предела власти зверю, глаголящему велика и хульна, определено предвечно и что поэтому ему не должно предпринимать ничего и ждать того, что должно совершиться.


У Ростовых, как и всегда по воскресениям, обедал кое кто из близких знакомых.
Пьер приехал раньше, чтобы застать их одних.
Пьер за этот год так потолстел, что он был бы уродлив, ежели бы он не был так велик ростом, крупен членами и не был так силен, что, очевидно, легко носил свою толщину.
Он, пыхтя и что то бормоча про себя, вошел на лестницу. Кучер его уже не спрашивал, дожидаться ли. Он знал, что когда граф у Ростовых, то до двенадцатого часу. Лакеи Ростовых радостно бросились снимать с него плащ и принимать палку и шляпу. Пьер, по привычке клубной, и палку и шляпу оставлял в передней.
Первое лицо, которое он увидал у Ростовых, была Наташа. Еще прежде, чем он увидал ее, он, снимая плащ в передней, услыхал ее. Она пела солфеджи в зале. Он внал, что она не пела со времени своей болезни, и потому звук ее голоса удивил и обрадовал его. Он тихо отворил дверь и увидал Наташу в ее лиловом платье, в котором она была у обедни, прохаживающуюся по комнате и поющую. Она шла задом к нему, когда он отворил дверь, но когда она круто повернулась и увидала его толстое, удивленное лицо, она покраснела и быстро подошла к нему.
– Я хочу попробовать опять петь, – сказала она. – Все таки это занятие, – прибавила она, как будто извиняясь.
– И прекрасно.
– Как я рада, что вы приехали! Я нынче так счастлива! – сказала она с тем прежним оживлением, которого уже давно не видел в ней Пьер. – Вы знаете, Nicolas получил Георгиевский крест. Я так горда за него.
– Как же, я прислал приказ. Ну, я вам не хочу мешать, – прибавил он и хотел пройти в гостиную.
Наташа остановила его.
– Граф, что это, дурно, что я пою? – сказала она, покраснев, но, не спуская глаз, вопросительно глядя на Пьера.
– Нет… Отчего же? Напротив… Но отчего вы меня спрашиваете?
– Я сама не знаю, – быстро отвечала Наташа, – но я ничего бы не хотела сделать, что бы вам не нравилось. Я вам верю во всем. Вы не знаете, как вы для меля важны и как вы много для меня сделали!.. – Она говорила быстро и не замечая того, как Пьер покраснел при этих словах. – Я видела в том же приказе он, Болконский (быстро, шепотом проговорила она это слово), он в России и опять служит. Как вы думаете, – сказала она быстро, видимо, торопясь говорить, потому что она боялась за свои силы, – простит он меня когда нибудь? Не будет он иметь против меня злого чувства? Как вы думаете? Как вы думаете?
– Я думаю… – сказал Пьер. – Ему нечего прощать… Ежели бы я был на его месте… – По связи воспоминаний, Пьер мгновенно перенесся воображением к тому времени, когда он, утешая ее, сказал ей, что ежели бы он был не он, а лучший человек в мире и свободен, то он на коленях просил бы ее руки, и то же чувство жалости, нежности, любви охватило его, и те же слова были у него на устах. Но она не дала ему времени сказать их.
– Да вы – вы, – сказала она, с восторгом произнося это слово вы, – другое дело. Добрее, великодушнее, лучше вас я не знаю человека, и не может быть. Ежели бы вас не было тогда, да и теперь, я не знаю, что бы было со мною, потому что… – Слезы вдруг полились ей в глаза; она повернулась, подняла ноты к глазам, запела и пошла опять ходить по зале.
В это же время из гостиной выбежал Петя.
Петя был теперь красивый, румяный пятнадцатилетний мальчик с толстыми, красными губами, похожий на Наташу. Он готовился в университет, но в последнее время, с товарищем своим Оболенским, тайно решил, что пойдет в гусары.
Петя выскочил к своему тезке, чтобы переговорить о деле.
Он просил его узнать, примут ли его в гусары.
Пьер шел по гостиной, не слушая Петю.
Петя дернул его за руку, чтоб обратить на себя его вниманье.
– Ну что мое дело, Петр Кирилыч. Ради бога! Одна надежда на вас, – говорил Петя.
– Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все.
– Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит.
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.
– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него: