Уаттара, Алассан

Алассан Уаттара фр. Alassane Dramane Ouattara<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Президент Кот-д’Ивуара
с 11 апреля 2011 года
Предшественник:	Лоран Гбагбо
Премьер-министр Кот-д’Ивуара
7 ноября 1990 года — 9 декабря 1993 года
Предшественник:	Феликс Уфуэ-Буаньи (до 1960) в 1960-90 должность была упразднена
Преемник:	Даниэль Каблан Дункан
Вероисповедание:	ислам
Рождение:	1 января 1942(1942-01-01) (82 года) Димбокро, Французская Западная Африка
Образование:	Университет Дрекселя, Университет Пенсильвании
Профессия:	экономист
Награды:

Аласса́н Драма́н Уаттара́ (фр. Alassane Dramane Ouattara [alaˈsan wataˈʁa]; род. 1 января 1942, Димбокро, рядом с нынешней столицей Ямусукро, Французская Западная Африка (современная область Нзи-Комоэ, Кот-д’Ивуар)) — ивуарийский политический деятель, премьер-министр Кот-д’Ивуара в ноябре 1990 — декабре 1993, председатель партии «Объединение республиканцев», президент Кот-д’Ивуара с 4 декабря 2010 года, де-факто — с 11 апреля 2011 года.

Алассан Уаттара родился на территории современного Кот-д’Ивуара. Окончил Университет Дрекселя (англ.) и Университет Пенсильвании. Работал в Международном валютном фонде (в 1984-1988 возглавлял Африканский департамент МВФ) и Центральном банке государств Западной Африки (в 1988-1990 возглавлял его).

В 1990 году президент Кот-д’Ивуара Феликс Уфуэ-Буаньи назначил его руководитилем межминистерского ведомства по стабилизации и развитию экономики. 7 ноября 1990 года был назначен премьер-министром. 9 декабря 1993 года, через два дня после смерти Уфуэ-Буаньи, Уаттара покинул пост премьер-министра. В 1994-1999 работал в МВФ в должности заместителя директора-распорядителя (Deputy Managing Director). Перед президентскими выборами 1995 года оппозиционная партия «Объединение республиканцев» намеревалась выставить его в качестве единого кандидата, однако Уаттара впоследствии отказался от участия в выборах. 1 августа 1999 года был избран руководителем «Объединения республиканцев».

Уаттара не был допущен к участию в президентских выборах 2000 года из-за того, что его мать была родом из Буркина-Фасо (впоследствии она получила ивуарийское гражданство). По конституции страны на пост президента может претендовать только тот кандидат, у которого оба родителя - ивуарийцы по рождению, а не по натурализации. Таким образом, все люди, рождённые в смешанных браках, исключаются из возможной борьбы за президентский пост. Это обстоятельство усугубило уже намечавшийся раскол общества по этническому признаку. К тому времени от трети до половины населения страны составляли лица зарубежного происхождения, в основном работавшие ранее в сельском хозяйстве, пришедшем по причине ухудшившейся экономической конъюнктуры в упадок.

В первом туре президентских выборов 2010 года Алассан Уаттара получил около 33% голосов и прошёл во второй тур. По предварительным данным, он победил во втором туре выборов, однако эти известия привели к беспорядкам и закрытию границ страны. После президентских выборов в Кот-д'Ивуаре разразился острый политический кризис, который продолжался до 11 апреля 2011 года, когда сторонники Уаттары установили контроль над территорией страны и Абиджаном, президент Лоран Гбагбо был арестован, новым президентом стал Уаттара. 21 мая в Ямусукро он официально вступил в должность президента Кот-д’Ивуара.

17 февраля 2011 года избран председателем Экономического сообщества стран Западной Африки (ЭКОВАС).

Ссылки

• [www.imf.org/external/np/omd/bios/Ado.htm Биография на официальном сайте МВФ]  (англ.)
• [archive.is/20130127060255/www.itar-tass.com/c112/114173.html Досье ИТАР-ТАСС]

Отрывок, характеризующий Уаттара, Алассан

– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.