Алатырский уезд

Алатырский уезд Герб уездного города Герб губернии Губерния Симбирская губерния Центр Алатырь Образован 1565 Площадь 4 832,1 вёрст² Население 158 188 (1897)

Ала́тырский уезд — административно-территориальная единица Симбирской губернии, существовавшая в период с 1565 по 1927 год. Уездный город — Алатырь.

Географическое положение

Уезд располагался в центральной части Симбирской губернии. Площадь уезда составляла в 1897 году 4 832,1 верст² (5 499 км²), в 1926 году — 3 125 км².

История

В XVI—XVII веках управлялся воеводами, получавшими распоряжения из Приказа Казанского дворца, а также непосредственно из Москвы. На территории, подконтрольной алатырским воеводам, и непосредственно в Алатырском уезде возникли такие города, как Саранск, Симбирск, Карсун и др.

Алатырское Присурье длительное время оставалось пограничной территорией, имевшей важное стратегическое значение для защиты восточных рубежей Российского государства и освоения новых земель, начавшееся после взятия Иваном Грозным Казани в 1552 году.

В 1578 году для защиты от набегов нагайцев началось строительство засечной черты Темников-Алатырь-Тетюши, которая стала продолжением Большой засечной черты. В 1647 году для охраны Алатырского края от кочевников дворецкий и оружейничий Богдан Хитрово по указу царя Алексея Михайловича основывает город Карсун, а на следующий год проводит укреплённую линию (черту) от реки Барыш до реки Волги, на берегу которой ставит город Симбирск.

Территория уезда страдала не только от нападения кочевников, но и от многочисленных бандитских шаек и постоянно вспыхивающих крестьянских восстаний. В 1670 году во время восстания Степана Разина один из отрядов его войска под предводительством казака Максима Осипова вступил в Алатырский уезд и 16 сентября захватил Алатырь, после чего двинулся дальше вдоль Суры к Волге. Успокоить и усмирить край царским воеводам удалось лишь к январю следующего 1671 года.

С расширением территории Российского государства военное значение Алатырского уезда стало падать и на первое место вышли вопросы хозяйственного освоения его земель.

В административном отношении территория Алатырского уезда в первой половине XVII века включала в себя пять станов: Верхосурский Низсурский, Верхалатырский, Пьянский, Верхомейский и охватывал большую часть территории Карсунского, Курмышского, Лукояновского, Сергачского, а также полностью Ардатовского, и собственно Алатырского уездов.

В 1708 году Алатырь с уездом приписываются к Казанской губернии, в 1714 году — к вновь образованной Нижегородской губернии, которая уже в 1717 году была упразднена а её территория возвращена Казанской губернии.

В результате реформы 1719 года была создана Алатырская провинция, вошедшая в состав Нижегородской губернии. Кроме Алатыря, как главного города, к провинции были приписаны также города Курмыш и Ядрин с их уездами. В 1779 году Алатырская провинция вошла в состав Казанской губернии. Территория провинции простиралась от реки Инзы на юге до города Курмыш на севере.

В сентябре 1780 года Алатырский уезд был официально оформлен в составе созданного в результате реформы Екатерины Великой Симбирского наместничества (с 1796 года — Симбирской губернии).

В 1925 году уезд вошёл в состав Чувашской АССР. В 1927 году Алатырский уезд был упразднён, на его территории был образован Алатырский район.

Население

По данным переписи 1897 года в уезде проживало 158 188 чел. В том числе русские — 73,0%, мордва — 26,7%. В городе Алатырь проживало 12 209 чел.

По итогам всесоюзной переписи населения 1926 года население уезда составило 117 804 человек, из них городское (Алатырь) — 22 437 человек.

Административное деление

В 1913 году в уезде было 16 волостей:

Алатырская, Астрадамовская, Барышско-Слободская, Гулюшевская, Дубенско-Поводимовская, Ждамировская, Кладбищенская, Кувакинская, Мишуковская, Паранеевская,

Порецкая, Промзинская, Семеновская, Сиявская, Сыресевская, Чеберчинская.

Литература

• Писцовая книга татарским поместным землям Алатырского уезда 1624–1626 годов / Сост. В. Д. Кочетков, М. М. Акчурин. — М.; Н. Новгород, 2012. — 204 с.

Ссылки

• Алатырь, город // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890. — Т. I. — С. 357—358.
• Алатырский уезд // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1905. — Т. доп. I. — С. 67—68.

Отрывок, характеризующий Алатырский уезд

Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.