Алашская автономия

Алашская автономия
каз. Алаш Орда
парламентская республика
← 1917 — 1920 →
Флаг
Столица	Семипалатинск
Язык(и)	казахский, русский
Религия	Ислам
Председатель правительства
-	Алихан Букейханов
Девиз	Алаш! (каз. Оян, Қазақ! — Проснись, казах!)
История	13 декабря 1917 — Второй Общекиргизский съезд 26 августа 1920 — Образование Киргизской АССР

К:Появились в 1917 годуК:Исчезли в 1920 году

Алашская автономия (каз. Алаш-Орда; 1917—1920) — существовавшее в начале XX века на территории современного Казахстана казахское автономное государственное образование, под управлением правительства, именовавшегося «Алаш-Орда». Алашская автономия была провозглашена партией «Алаш» и учреждена Общекиргизским (общеказахским) съездом в Оренбурге 5-13 декабря 1917 года. Ликвидировано большевистским Военно-революционным комитетом по управлению Киргизским краем 5 марта 1920 года.

Второй Общекиргизский съезд (Второй Общеказахский съезд)

Среди казахов единственным политическим оппонентом Алаш орды была партия Уш Жуз, цели которой, как ни странно, мало чем отличались от целей партии Алаш, но Уш Жуз быстро вошла в число союзников большевиков, и выдвинула своих кандидатов в Учредительное Собрание в декабре 1917 года. Одним из этих кандидатов был Сакен Сейфуллин. Газета Сары-Арка опубликовала результаты этих выборов. В Петропавловском уезде за Алаш проголосовало 26 814 голосов, за Уш Жуз только 36. В Семипалатинском уезде Алаш получила 58 300, а Уш Жуз - только 1. В Омском уезде результаты были похожими - 16200 за Алаш, и 300 - за Уш Жуз. После провала на выборах партия Уш Жуз провозгласила, что она принимает большевистскую программу. Она призвала казахов отвергнуть требование Алаш об автономии, не давать молодых людей в создаваемую Алаш милицию, не давать им ни копейки денег . Для того, чтобы выработать программу действий в условиях, сложившихся после Октябрьской революции 1917 года, 5-13 декабря 1917 года в Оренбурге состоялся II-ой Общекиргизский съезд (Общеказахский съезд). В его работе принимали участие делегаты со всего Туркестана: от образованной 1 июля 1917 года Букеевской губернии (бывшая Букеевская Орда), Уральской, Тургайской, Акмолинской, Семипалатинской, Семиреченской, Сырдарьинской областей, от киргизских уездов Ферганской, Самаркандской, Закаспийской областей, Амударьинского отдела и киргизских волостей Алтайской губернии (образована 17 июня 1917). Среди приглашенных был и премьер только созданной Туркестанской автономии Мустафа Шокай. Организаторами его были Алихан Букейханов, Ахмет Байтурсынов, Миржакип Дулатов, а также И. Омаров, С. Кадырбаев, С. Дощанов. Председателем съезда был Б. Кулманов.

При открытии съезда делегаты выступили с сообщениями с мест, в которых говорилось в основном о том, что юг Туркестана охвачен голодом. Народ разрознен, местные власти не в силах навести порядок. Обсудив эти сообщения первым пунктом резолюции съезд призвал «народ к прекращению партийной борьбы и к единению».

На повестке дня были вынесены следующие вопросы:

1. отношение к автономии Сибири, Туркестана и юго-восточному союзу;
2. автономия областей;
3. милиция;
4. национальный совет;
5. образование;
6. национальный фонд;
7. муфтият;
8. народный суд;
9. аульное управление;
10. продовольственный вопрос.

Центральным вопросом на съезде стал вопрос о создании автономии. Доклад об автономии сделал А. Букейханов, его доклад и вопрос о казахской автономии были переданы на рассмотрение особой комиссии. От имени комиссии выступил X. Габбасов. После обсуждения доклада в виду того, что

…в конце октября пало Временное правительство, Российская Республика лишилась власти, пользующейся доверием и моральным авторитетом, при отсутствии всякой власти в стране возможно возникновение гражданской войны, анархия волна за волной заметает большие города и деревни по всему государству, анархия растёт с каждым днём. Единственным выходом из создавшегося трудного положения является организация твёрдой власти, которую признало бы все население киргизских областей.

съезд единогласно постановил образовать Автономию киргизских областей и присвоить ей имя «Алаш» .

Был образован временный народный совет «Алаш-Орда» из 25 членов, 10 мест из которых предоставлялись русским и представителям других народов края. Местом пребывания Алаш-Орды был определён Семипалатинск, позднее получивший название Алаш-кала .

На должность главы правительства — Председателя Всекиргизского народного совета — был избран на альтернативной основе Алихан Букейханов (партия «Алаш»), кроме него, на этот пост претендовали Б. Кулманов и А. Турлубаев.

Съезд решил не признавать Советской власти. Для отпора в случае вступления Красной Армии на территорию киргизов было решено создать свою национальную армию. Участники съезда считали, что Советская власть «ни с какой точки зрения» неприемлема для тогдашнего Киргизского края с его отсталой культурой, решили не допускать советской системы управления на его территории, а в остальном не вмешиваться «в борьбу русских между собою». До созыва Учредительного Собрания и установления всероссийской общепризнанной власти предлагалось немедленно приступить к фактическому осуществлению автономного самоуправления киргизов, через созданный на том же съезде Всеказахский временный народный совет «Алаш-Орда» .

Отношения с «красными» и «белыми»

Лидеры Алаш-Орды контактировали с Советской властью, X. и Ж. Досмухамедовы встречались с В. И. Лениным и И. В. Сталиным, X. Габбасов также вёл переговоры с И. В. Сталиным как наркомом по делам национальностей . В январе 1918 года Алиби (Али-Бей) Джангильдин (крещеный казах - по крещению был назван Николай Степнов) пообещал Сталину создать про-большевистские силы в Тургайской области чтобы подорвать усилия Алаш по созданию автономии. В течение весны соперничество политических властей в степи означало то, что превалировали анархия и насилие. В марте 1918 года газета "Сары Арка" сообщила, что типография Алаш былa разгромлена, что вынудило газету "Казах" закрыться. Статья критиковала большевиков за это нападение, в частности роль Джангильдина.

Также лидеры Алаш-Орды установили контакты с атаманом А. Дутовым после свержения им Советской власти в Оренбурге, с Комитетом Учредительного собрания в Самаре, с Временным Сибирским правительством (Уфимская Директория) в Омске. От контактов и компромиссов с Советской властью алашординцы перешли к союзу с Омском с целью борьбы с Советами. В июне 1918 года было принято постановление Алаш-Орды: «Все декреты, изданные Советской властью на территории автономной Алаш, признать недействительными. Председатель Алаш-Орды А. Букейханов, Члены М. Тынышпаев, Х. Габбасов». Но самостоятельная Алаш-Орда не нужна была никому, и временщики в Омске Указом от 4 ноября 1918 года пытались её упразднить, чтобы подчинить Алаш себе, а избранный ими позднее Верховный правитель России адмирал А.Колчак также отказал Алаш-Орде в признании.

В августе в Семипалатинске был сформирован первый Алашский конный полк.

11 сентября 1918 года образовалось Западное отделение Алаш-Орды с центром в Джамбейты в Уральской области, во главе с Ж. Досмухамедовым. Центр Восточного отделения переехал из Семипалатинска в Жана Семей.

В марте 1919 войска Колчака развернули решительное наступление на Самару и Казань, в апреле заняли весь Урал и приблизились к Волге, сильно потеснив Красную армию. Пользуясь моментом, «Алаш-Орда» подняла антисоветский мятеж в тургайских степях. В книге Макана Джумагулова «Орлы гибнут в вышине» утверждается, что тогда алашординцы во главе с Миржакипом Дулатовым арестовали и 18 мая расстреляли красного командира Амангельды Иманова.

Летом 1919 года Реввоенсовет 1 армии Восточного фронта прислал ультиматум Уральской группе Алаш-Орды о присылке делегатов для переговоров:

Мы уполномочены представительством Российской Социалистической Федеративной Советской Республики и Революционным Военным Советом армии довести до вашего сведения: 1). О полном поражении оренбургского казачества; 2). очищении дороги на Туркестан и 3). начале широких операций по освобождению киргизских областей от неприятеля.

... мы предлагаем по примеру оренбургских казаков прекратить бесполезную и гибельную войну против могущественной Красной армии и сдаться на милость Советского правительства... и открыть с нами переговоры на основе признания власти Всекиргизского Военного Революционного Комитета в Оренбурге и постановлений созываемого указанным Комитетом Всекиргизского съезда, который заложит основы существования самостоятельной Киргизской Республики.

Мы готовы распространить декрет Совета Народных Комиссаров об амнистии и прощения всех киргиз, принимавших участие в борьбе с советской властью...

Этим вы избежите всех последствий гражданской войны на территории Киргизского края в этот ответственный и критический для части киргизского народа момент и тех мер, которые мы принуждены будем проводить, если вы откажетесь от соглашения с нами...

Уполном. Революционного Воен. Совета Мюрат-Лежава (Элиава).

Члены Военного Совета Уральского укрепл. района.

"Алаш Орда", сборник документов, составитель Мартыненко, Кзыл-Орда, 1929. </blockquote> "Алаш-Орда" была вынуждена подчиниться и перейти на сторону Советов, но пришедшими к власти большевиками "Алаш-Орда" была немедленно упразднена, а все её руководители, несмотря на амнистию, были в 30-х годах расстреляны.

Репрессии

4 апреля 1919 года вышло постановление ВЦИК, в котором говорилось, что

киргизы, принимавшие участие в гражданской войне против советской власти, а также члены и сотрудники бывшего национального киргизского правительства „Алаш-Орды“ за прежнюю свою контрреволюционную деятельность никакому преследованию и наказанию не подлежат.

Однако все бывшие алаш-ордынцы подверглись репрессиям в 1920-х — 30-х годах.

См. также

• Казахстан
• Советский Казахстан

Документальные фильмы

• Калила Умаров. «Мағжан» — «Магжан» , Казахтелефильм. 1990. Документальный фильм о великом казахском поэте Магжане Жумабаеве
• Калила Умаров. «Наубет» — «Великий Джут» , Казахтелефильм. 1992. Документальный фильм о голодоморе в Казахстане (1931—1932)
• Калила Умаров. «Міржақыптың оралуы» — «Возвращения Мир-Якуба» , Казахтелефильм. 1993. Документальный фильм (Находится в
• Калила Умаров. «Алаш туралы сөз» — «Слова об Алаш» , Казахтелефильм. 1994. Документальный фильм
• Калила Умаров. «Алашорда», Казахфильм. 2009. Документальный фильм о первой казахской национальной автономии 1917—1920 гг.

Напишите отзыв о статье "Алашская автономия"

Примечания

Литература

• Бочагов А. К. "Алаш-Орда". Краткий исторический очерк о национально-буржуазном движении в Казахстане периода 1917-19 гг., Кзыл-Орда, 1927.
• «Алаш Орда», (Сборник документов, сост. Н. Мартыненко, Кызыл-Орда,1929), переизд. Алма-Ата, «Айкап», 1992, предисловие К. Сарсекеева.
• Сарсекеев К. «Смута», Алма-Ата, 1989.
• Аманжолова Д. «Партия „Алаш“: история и историография». Семипалатинск, 1993.
• Аманжолова Д. "Казахский автономизм и Россия. История движения «Алаш», Москва, 1994.
• Нурпеисов К. «Алаш» и «Алаш-Орда»,Алматы, 1995.
• Нурсалиев Р. Ауэзов и «Алаш», Алматы, 1995.
• Койгельдиев М. «Алаш козгалысы» (Движение «Алаш»), Алматы, 1996.
• Нурсалиев Р. «Алашординцы», Алматы, 2004.
• Steven Sabol "Russian Colonization and the Genesis of Kazak National Consciousness", Palgrave Macmillan, 2003, pp. 143–144.

Ссылки

• [web.archive.org/web/20150801010504/alash-orda.kz/ АЛАШОРДА]
• [web.archive.org/web/20070223191729/www.iie.freenet.kz/igf_alash.html Р. К. Нурмагамбетова. Движение Алаш и Алаш-Орда. Историография проблемы. 1920—1990-е гг. XX века.]
• [articlekz.com/node/2311 Уш-жуз, Алаш и партия большевиков в период конфронтации (1917-1920 годы)]

Отрывок, характеризующий Алашская автономия

– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.


Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
Первое время своего знакомства с Сперанским князь Андрей питал к нему страстное чувство восхищения, похожее на то, которое он когда то испытывал к Бонапарте. То обстоятельство, что Сперанский был сын священника, которого можно было глупым людям, как это и делали многие, пошло презирать в качестве кутейника и поповича, заставляло князя Андрея особенно бережно обходиться с своим чувством к Сперанскому, и бессознательно усиливать его в самом себе.