Александер, Георгий Александрович
Гео́ргий Алекса́ндрович Александе́р (1909, Москва — 1942, Симферополь), майор (1942), кавалер ордена Красного знамени (1941), участник Великой Отечественной войны. Погиб при обороне Севастополя.
Содержание
Ранние годы
Потомственный военный. По происхождению — из обрусевших немцев. Выпускник Московского артиллерийского училища. В 1937 году принял командование севастопольской бронебашенной батарей № 30 в районе поселка Любимовка.
Командир ББ-30
Батарея представляла собой долговременное оборонительное сооружение с подземным бункером и двумя артиллерийскими башнями. Вооружение составляли морские орудия калибра 305 мм длиной 52 калибра, производства Обуховского сталелитейного завод (ОСЗ). Батарея занимала важное место в оборонительной системе Севастополя[1].
Для осады Севастополя немецкие войска привлекли значительные силы тяжелой артиллерии, в том числе сверхтяжёлые осадные орудия: стационарную гаубицу Gamma Mörser (420 мм) и две самоходных мортиры Karl (600 мм).
Под Севастополем также было использовано сверхтяжёлое 800-мм орудие «Дора»[2]. Орудие вступило в строй в начале июня и выпустило, в общей сложности, около пятидесяти 7-тонных снарядов, в том числе и по батарее ББ-30.
Кроме этого, Севастополь подвергался массированным ударам с воздуха: в ходе июньского наступления на город и его окрестности было сброшено около 2,5 тыс. тонн фугасных бомб[3].
26 июня немцы прорвались внутрь батареи и взяли в плен оставшихся в живых артиллеристов. Командир батареи Александер с несколькими матросами вырвался из бетонного блока через водосток к реке Бельбек . Группа попыталась прорваться к партизанам, однако на следующий день, в районе деревни Дуванкой (ныне Верхнесадовое) была обнаружена и пленена противником. Александер был в штатском, но его схватили, так как один предатель из местного населения опознал его и выдал фашистам. Александера отправили в тюрьму в Симферополь, где после пыток был расстрелян .
Память
Увековечен в Севастополе (на Северной стороне Севастополя имеется улица имени Георгия Александера), поселок Любимовка, братская могила 30-й батареи.
В 2010 г. история Г. А. Александера была воссоздана в художественно-документальном фильме «Севастополь» из 13-серийного цикла «Города-Герои» (Беларусь, телекомпания «ОНТ»).
Семья
Жена Георгия Александера, его дочь Татьяна и сын Николай жили в Москве, закончили МВТУ им. Н. Э. Баумана, оба кандидаты технических наук, имеют научные работы.
Напишите отзыв о статье "Александер, Георгий Александрович"
Ссылки
- [www.bellabs.ru/30-35/Docs-30.html Автобиография и аттестация Г. А. Александера]
- [www.bellabs.ru/30-35/Photos-30.html Фото и видео Г. А. Александера и 30-й ББ]
- [www.bellabs.ru/30-35/Dora-Karl.html Немецкая сверхтяжёлая артиллерия против 30-й ББ]
- [www.publish.diaspora.ru/gazeta/articles/ukraina022_1.shtml Сверхорудие Круппа]
- [www-ki.rada.crimea.ua/nomera/2008/003/iz.html Из «биографии» тридцатой батареи]
Литература
- Боевые операции Люфтваффе = Rise and Fall of the German Air Force: 1933-1945. — М.: Яуза-Пресс, 2009. — 656 с. — 5000 экз. — ISBN 978-5-9955-0028-5.
Напишите отзыв о статье "Александер, Георгий Александрович"
Ссылки и примечания
Отрывок, характеризующий Александер, Георгий Александрович
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.
Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.
Анна Павловна Шерер, так же как и другие, выказала Пьеру перемену, происшедшую в общественном взгляде на него.
Прежде Пьер в присутствии Анны Павловны постоянно чувствовал, что то, что он говорит, неприлично, бестактно, не то, что нужно; что речи его, кажущиеся ему умными, пока он готовит их в своем воображении, делаются глупыми, как скоро он громко выговорит, и что, напротив, самые тупые речи Ипполита выходят умными и милыми. Теперь всё, что ни говорил он, всё выходило charmant [очаровательно]. Ежели даже Анна Павловна не говорила этого, то он видел, что ей хотелось это сказать, и она только, в уважение его скромности, воздерживалась от этого.
В начале зимы с 1805 на 1806 год Пьер получил от Анны Павловны обычную розовую записку с приглашением, в котором было прибавлено: «Vous trouverez chez moi la belle Helene, qu'on ne se lasse jamais de voir». [у меня будет прекрасная Элен, на которую никогда не устанешь любоваться.]
Читая это место, Пьер в первый раз почувствовал, что между ним и Элен образовалась какая то связь, признаваемая другими людьми, и эта мысль в одно и то же время и испугала его, как будто на него накладывалось обязательство, которое он не мог сдержать, и вместе понравилась ему, как забавное предположение.
Вечер Анны Павловны был такой же, как и первый, только новинкой, которою угощала Анна Павловна своих гостей, был теперь не Мортемар, а дипломат, приехавший из Берлина и привезший самые свежие подробности о пребывании государя Александра в Потсдаме и о том, как два высочайшие друга поклялись там в неразрывном союзе отстаивать правое дело против врага человеческого рода. Пьер был принят Анной Павловной с оттенком грусти, относившейся, очевидно, к свежей потере, постигшей молодого человека, к смерти графа Безухого (все постоянно считали долгом уверять Пьера, что он очень огорчен кончиною отца, которого он почти не знал), – и грусти точно такой же, как и та высочайшая грусть, которая выражалась при упоминаниях об августейшей императрице Марии Феодоровне. Пьер почувствовал себя польщенным этим. Анна Павловна с своим обычным искусством устроила кружки своей гостиной. Большой кружок, где были князь Василий и генералы, пользовался дипломатом. Другой кружок был у чайного столика. Пьер хотел присоединиться к первому, но Анна Павловна, находившаяся в раздраженном состоянии полководца на поле битвы, когда приходят тысячи новых блестящих мыслей, которые едва успеваешь приводить в исполнение, Анна Павловна, увидев Пьера, тронула его пальцем за рукав.