Александра Георгиевна

Александра Георгиевна Αλεξάνδρα της Ελλάδας και Δανίας<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Великая княгиня принцесса Греческая и Датская
Рождение:	18 (30) августа 1870(1870-08-30) дворец Мон-Репо, Корфу, Королевство Греция
Смерть:	12 (24) сентября 1891(1891-09-24) (21 год) Ильинское, Московская губерния, Российская империя
Род:	Глюксбурги, Романовы
Отец:	Георг I
Мать:	Ольга Константиновна
Супруг:	Павел Александрович
Дети:	Мария, Дмитрий
Награды:

Вели́кая княги́ня Алекса́ндра Гео́ргиевна (18 [30] августа 1870, Корфу — 12 (24) сентября 1891, Ильинское, Московская губерния) — принцесса Греческая и Датская, после замужества — российская Великая княгиня.

Биография

Третий ребёнок и первая дочь короля Греции Георга I и его жены Ольги Константиновны. По отцу приходилась двоюродной сестрой Николаю II, а по матери правнучкой Николаю I.

4 июня 1889 года в Санкт-Петербурге Александра вышла замуж за Великого Князя Павла Александровича (1860—1919), деверя своей родной тётки, российской императрицы Марии Фёдоровны, которая была сестрой Георга I. Кроме того, великий князь приходился Александре Георгиевне двоюродным дядей, будучи двоюродным братом её матери. Таким образом, супруги были прямыми потомками императора Николая I.

На брак Павла и Александры стихотворение написал Афанасий Фет, друживший и переписывавшийся с дядей Александры, великим князем Константином, известным как поэт «К. Р.»:

Кто сердце девы молодой
Впервые трепетать заставил?
Не ты ли, витязь удалой,
Красавец, царский конник, Павел?

Созданий сказочных мечту
Твоя избранница затмила,
Трех поколений красоту
Дочь королевы совместила…

Первым ребёнком Павла и Александры была великая княжна Мария (родилась в 1890 году).

Август 1891 года Александра, находившаяся на исходе восьмого месяца беременности, проводила вместе с мужем, его братом великим князем Сергеем Александровичем и женой последнего Елизаветой Фёдоровной в подмосковной усадьбе Ильинское. По распространенному мемуарному свидетельству камердинера А. А. Волкова, с великой княгиней произошёл несчастный случай, когда она прыгнула с берега в лодку, однако оно не подтверждается другими свидетельствами. Роды были отягчены эклампсией, ребёнок (великий князь Дмитрий Павлович), был извлечен с помощью искусственного стимулирования и выжил. Но спустя шесть дней роженица скончалась, не приходя в сознание. После вскрытия были обнаружены нефрит и поражение сердца.

18 сентября Александра была погребена в Петропавловском соборе в Санкт-Петербурге.

Перезахоронение

В 1939 году по просьбе греческого правительства (в это время царствовал родной племянник Александры, король Георг II) советское правительство разрешило перенести останки великой княгини в Грецию. Гроб Александры Георгиевны был извлечён из склепа в Петропавловском соборе, на греческом судне доставлен из Ленинграда в Афины и перезахоронен на королевском кладбище во дворце Татой. Мраморное надгробие в Петропавловском соборе после этого было поставлено на прежнее место и является единственным в соборе памятником над пустой гробницей.

Дети

• Мария (1890—1958).
• Дмитрий (1891—1942).

Ссылки

• [funeral-spb.narod.ru/necropols/ppk/tombs/alexgeorg/alexgeorg.html Александра Георгиевна (1870—1891)]

Отрывок, характеризующий Александра Георгиевна

Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.