Александрийский уезд
|
Александрийский уезд
|
Александрийский уезд — административная единица в составе Екатеринославского наместничества, Херсонской и Кременчугской губерний. Центр — город Александрия.
История
Александрийский уезд был образован в 1784 году в составе Екатеринославского наместничества. В 1796 году упразднён. Восстановлен в 1806 году в составе Херсонской губернии. В 1920 отнесён к Кременчугской губернии.
Упразднён в 1922 году.
Население
По данным переписи 1897 года в уезде проживало 416,6 тыс. чел. В том числе украинцы — 85,1 %; русские — 9,4 %; евреи — 3,7 %. В уездном городе Александрии проживало 14 007 чел., в заштатном Новогеоргиевске — 11 594[2]
Административное деление
В 1913 году в уезде было 32 волости: Аджамская, Бандуровская, Богоявленская, Боковская, Братолюбовская, Верблюжская, Глинская, Дмитровская, Елисаветградковская, Звенигородская, Иванковецкая, Косовская, Красно-Камянская, Красносельская, Машоринская, Мироновская, Моисеевская, Новгородковская, Новогеоргиевская, Ново-Прагская, Новостародубская, Онуфриевская, Оситняжская, Павлышская, Петровская, Покровская, Светлопольская, Стецовская, Субботская, Федварьская, Федоровская, Цыбулевская[3].
Напишите отзыв о статье "Александрийский уезд"
Примечания
- ↑ [demoscope.ru/weekly/ssp/rus_gub_97.php?reg=47 Первая Всеобщая перепись населения Российской империи 1897 года. Херсонская губерния]
- ↑ [demoscope.ru/weekly/ssp/rus_gub_97.php?reg=47 Демоскоп Weekly — Приложение. Справочник статистических показателей]
- ↑ [www.prlib.ru/Lib/pages/item.aspx?itemid=391 Волостныя, станичныя, сельскія, гминныя правленія и управленія, а также полицейскіе станы всей Россіи съ обозначеніем мѣста ихъ нахожденія]. — Кіевъ: Изд-во Т-ва Л. М. Фишъ, 1913.
Ссылки
- Александрия, город Херсонской губернии // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
| ||||||||
Отрывок, характеризующий Александрийский уезд
– Напротив, но важность какая то. Княгиня! – сказал он ей шопотом.– Да, да, да, – радостно говорила Наташа.
Наташа рассказала ему свой роман с князем Андреем, его приезд в Отрадное и показала его последнее письмо.
– Что ж ты рад? – спрашивала Наташа. – Я так теперь спокойна, счастлива.
– Очень рад, – отвечал Николай. – Он отличный человек. Что ж ты очень влюблена?
– Как тебе сказать, – отвечала Наташа, – я была влюблена в Бориса, в учителя, в Денисова, но это совсем не то. Мне покойно, твердо. Я знаю, что лучше его не бывает людей, и мне так спокойно, хорошо теперь. Совсем не так, как прежде…
Николай выразил Наташе свое неудовольствие о том, что свадьба была отложена на год; но Наташа с ожесточением напустилась на брата, доказывая ему, что это не могло быть иначе, что дурно бы было вступить в семью против воли отца, что она сама этого хотела.
– Ты совсем, совсем не понимаешь, – говорила она. Николай замолчал и согласился с нею.
Брат часто удивлялся глядя на нее. Совсем не было похоже, чтобы она была влюбленная невеста в разлуке с своим женихом. Она была ровна, спокойна, весела совершенно по прежнему. Николая это удивляло и даже заставляло недоверчиво смотреть на сватовство Болконского. Он не верил в то, что ее судьба уже решена, тем более, что он не видал с нею князя Андрея. Ему всё казалось, что что нибудь не то, в этом предполагаемом браке.
«Зачем отсрочка? Зачем не обручились?» думал он. Разговорившись раз с матерью о сестре, он, к удивлению своему и отчасти к удовольствию, нашел, что мать точно так же в глубине души иногда недоверчиво смотрела на этот брак.
– Вот пишет, – говорила она, показывая сыну письмо князя Андрея с тем затаенным чувством недоброжелательства, которое всегда есть у матери против будущего супружеского счастия дочери, – пишет, что не приедет раньше декабря. Какое же это дело может задержать его? Верно болезнь! Здоровье слабое очень. Ты не говори Наташе. Ты не смотри, что она весела: это уж последнее девичье время доживает, а я знаю, что с ней делается всякий раз, как письма его получаем. А впрочем Бог даст, всё и хорошо будет, – заключала она всякий раз: – он отличный человек.
Первое время своего приезда Николай был серьезен и даже скучен. Его мучила предстоящая необходимость вмешаться в эти глупые дела хозяйства, для которых мать вызвала его. Чтобы скорее свалить с плеч эту обузу, на третий день своего приезда он сердито, не отвечая на вопрос, куда он идет, пошел с нахмуренными бровями во флигель к Митеньке и потребовал у него счеты всего. Что такое были эти счеты всего, Николай знал еще менее, чем пришедший в страх и недоумение Митенька. Разговор и учет Митеньки продолжался недолго. Староста, выборный и земский, дожидавшиеся в передней флигеля, со страхом и удовольствием слышали сначала, как загудел и затрещал как будто всё возвышавшийся голос молодого графа, слышали ругательные и страшные слова, сыпавшиеся одно за другим.
