Александрова, Варвара Ивановна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Варвара Ивановна Александрова
Имя при рождении:

Варвара Ивановна Александрова

Дата рождения:

1853(1853)

Место рождения:

Москва, Российская империя

Дата смерти:

27 августа 1924(1924-08-27)

Место смерти:

Москва, РСФСР, СССР

Гражданство:

Российская империя Российская империя СССР СССР

Вероисповедание:

православие

Партия:

Народники, Партия социалистов-революционеров

Основные идеи:

народничество, демократический социализм

Род деятельности:

профессиональная революционерка

Варвара Ивановна Александрова (по мужу Натансон) (1853 Москва Российская империя - 27 августа 1924 Москва СССР) - русская революционерка, народница, эсерка.



Биография

Родилась в 1853 году в семье потомственного почётного гражданина[1], московского купца 1 гильдии, владельца фабрики по производству изделий из шерсти и магазинов по продаже мужских головных уборов, Ивана Александровича Александрова (р. 1825) и его жены Марьи Леонтьевны (р. 1829). В семье было шесть дочерей: Наталья (р. 1846), Александра (р. 1848), Ольга (р. 1850), Варвара (р. 1852), Екатерина[2] (р. 1854) и Марья (р. 1856). Получила домашнее образование.

В 1872 году уехала в Цюрих (Швейцария) для учёбы на медицинском факультете Цюрихского университета.

Сблизилась с русскими студентками, вошла в состав кружка «фричей»[3]. В 1873 году работала наборщицей народнического журнала «Вперёд».

Осенью 1873 года по требованию русского правительства покинуть Цюрих, переехала учиться в Париж для учёбы на медицинском факультете Сорбонны. В начале 1874 года принимала участие в выработке устава «Всероссийской социально-революционной организации».

В конце 1874 года вернулась в Россию.

В феврале 1875 года принимала участие в учредительном съезде Всероссийской социально-революционной организации в Москве.

Весной поступила на ткацкую фабрику Зубкова в Иваново-Вознесенске рабочей и вела пропаганду среди рабочих.

Арестована в в Иваново-Вознесенске 7 августа 1875 года. Предана 30 ноября 1876 года суду Особого Присутствия Правительствующего Сената по обвинению в составлении и в участии в противозаконного сообществе и в распространении книг, имевших целью возбуждения к бунту (процесс 50-ти).

14 марта 1877 году приговорена к лишению всех прав состояния и к каторжным работам на заводах на 5 лет, заменённой высылкой в Иркутскую губернию, где проживала в Верхоленске. Там познакомилась с сыльным М. А. Натансоном.

В ноябре 1882 года добровольно последовала за М. А. Натансоном в Якутскую область, в село Амга, где и вышла за него замуж.

Находясь в Иркутской губернии, принимала участие в Красном Кресте «Народной Воли». По манифесту 15 мая 1883 года получила право повсеместного жительства, кроме столиц и столичных губерний.

Возвратившись в Европейскую Россию после 1888 года, принимала участие в революционной деятельности, являясь деятельным членом партии социалистов-революционеров.

С 1904 года жила с мужем за границей.

Вернулась в Россию в мае 1917 году, выехала с мужем (для лечения мужа) в Швейцарию в 1919 году и уже вдовой, приехала в Москву.

Умерла 27 августа 1924 года от рака в Московском Доме ветеранов революции имени Ильича, находившемся в здании бывшей богадельни имени Степана и Анны Тарасовых (Шаболовка, 4, ныне Пенсионный фонд РФ). Похоронена на Ваганьковском кладбище[4].

Семья

Брак бездетный.

Напишите отзыв о статье "Александрова, Варвара Ивановна"

Примечания

  1. Сословие в Российской империи.
  2. Мать Александра Ивановича Коновалова.
  3. «Фричи» — кружок российских студенток в Цюрихе в 1872-74 годах (назван по фамилии хозяйки пансиона), 12 человек: Софья Бардина, Вера и Лидия Фигнер, Александрова Варвара Ивановна, Ольга и Вера Любатович, Евгения, Мария и Надежда Субботины, Берта Каминская, Анна Топоркова, Доротея Аптекман. С 1873 на позициях революционного народничества. В 1874 объединились с «кавказцами» в группу «москвичей».
  4. [rosgenea.ru/?alf=1&serchcatal=%C0%EB%E5%EA%F1%E0%ED%E4%F0%EE%E2%E0-%CD%E0%F2%E0%ED%F1%EE%ED&r=4 Александрова-Натансон — Центр генеалогических исследований]

Отрывок, характеризующий Александрова, Варвара Ивановна

Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.


Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.