Александровская крепость

Александровская крепость — крепость Днепровской линии. Начало строительства — август 1770 года. Крепость строилась для защиты от набегов крымских татар. Начала строиться первоначально на реке Мокрая Московка, а в 1771 г. перенесена ближе к реке Сухая Московка.

С упразднением в конце XVII века Днепровской укреплённой линии, Александровская крепость была оставлена в числе штатных крепостей и сохранила своё значение во время правления Екатерины II. В 1800 году крепость была исключена из табеля пограничных укреплённых пунктов. Позже она переросла в город Александровск (ныне Запорожье).

От Александровской крепости почти не осталось земляных насыпей или рвов. В 1970-х гг. их поглотил разросшийся г. Запорожье.

Описание в Военной энциклопедии 1910

Александровская крепость — батальонная крепость на берегу Днепра, при устье р. Московки, на правом фланге пограничной Днепровской линии. Постройка Александровской крепости была начата в 1770 г. и к 1775 г. ещё не была окончена, однако находилась в состоянии обороны, достаточном для отражения нападения крымских татар. С упразднением в 1784 г. Днепровской укреплённой линии, Александровская крепость была оставлена вместе с аналогичной Петровской крепостью у Азовского моря (другой, левый фланг линии); обе крепости были включены в число штатных крепостей и сохранили своё значение во время правления Екатерины. Гарнизон крепостей был определён в один батальон, как это и проектировалось. Другое требование состояло в том, чтобы крепости были довольно обширными. Расположение крепостных верков, поэтому, отличалось своеобразностью и особенностями, которые раньше не встречались. Главная ограда состояла из капонирных или полигональных фронтов, расположенных в правильном четырёхугольнике. Посредине фронтов были сомкнутые земляные постройки, в виде маленьких цитаделей, редутов или даже фортов, которые в то же время заменяли капониры для продольного обстреливания главы, крепостного рва. Они были отделены от главы, вала и походили по начертанию на горнверки или другие вспомогательные постройки меньшего размера. Такое расположение отвечало обороне малыми силами чтобы в случае крайности, гарнизон мог не занимать главный вал (с открытой горжей), а сосредотачиваться в одних указанных постройках, из которых хорошо обстреливались и главная ограда со рвом, и внутренность крепости. Труднее было согласовать с малочисленностью гарнизона усиленную оборону прикрытого пути с разрезным гласисом. Можно только предположить, что одновременное занятие главного вала и прикрытого пути рассчитывалось на тот случай, когда гарнизон мог получить значительное подкрепление извне. Но и в этом случае, по сравнительной обширности верков, рациональнее было бы занять сильнее главную ограду, совершенно отказавшись от обороны прикрытого пути и гласиса, представлявших по своему расположению и устройству скорей неудобство, чем улучшение крепостной обороны. По ведомости о вооружении пограничных крепостей за 1799 г. Александровская крепость значилась, а в табели пограничных укреплённых пунктов, составленном в 1800 г., она уже включена не была.
Военная энциклопедия / Под ред. В. Ф. Новицкого и др. — СПб.: т-во И. В. Сытина, 1911—1915.

Название

Однозначной точки зрения в честь кого была названа крепость нет. Распространённой и долгое время единственной относительно происхождения названия крепостей Днепровской линии, и в частности Александровской крепости, была версия Аполлона Скальковского. Он считал, что императрица Екатерина II назвала крепости новой укрепленной Линии в честь важнейших сановников, в частности Александровскую — в честь князя Александра Вяземского. Такого же мнения придерживался и Я. П. Новицкий.

В 1960-х годах запорожский краевед В. Г. Фоменко предположил, что семь крепостей Линии были названы именами шести генерал-фельдмаршалов — высших военачальников русской армии и одного генерал-аншефа — выдающегося флотоводца. Согласно этой версии Александровская крепость получила своё название в честь генерал-фельдмаршала Александра Голицына. Эта версия изложена у многих краеведов.

В 2002 году профессор А. И. Карагодин выдвинул гипотезу, что Екатерина II называла новые крепости в честь святых, имена которых были указаны в церковном календаре за первую половину 1770 года.

В 2013 г. А. В. Макидонов выдвинул версию, что имена крепостям Днепровской линии были даны в честь членов Совета при высочайшем дворе, заседавших в период с 1769-го по 1770-й гг. и имевших непосредственное отношение к выработке решений по созданию Линии. По этой версии Александровская крепость была названа коллективным именем трёх членов Совета — вице-канцлера Коллегии иностранных дел князя Александра Михайловича Голицына, генерал-прокурора князя Александра Алексеевича Вяземского и генерал-фельдмаршала князя Александра Михайловича Голицына.

История

В 1768 и 1769 годах населённая часть Новороссийской губернии и Запорожья были опустошены набегами Крымской орды под предводительством хана Крым-Гирея. Эти набеги вызвали войну с Турцией. В 1770 году, когда война перешла за рубеж Новороссийской губернии, а русские войска укрепились на Таганрогской линии, Екатерина II повелела Сенату устроить новую Днепровскую линию, отделяющую Новороссийскую губернию и Запорожские вольности от татарских владений, начиная от Азовского моря степью по рекам Берде, Конке и до Днепра.

Строительство

Согласно первоначальному проекту генерал-поручика Михаила Алексеевича Деденёва крепость должна была быть батальонной, и иметь на вооружении 170 пушек, 30 мортир и 6 гаубиц. По первоначальной смете возведение Александровской крепости должно было обойтись в 314 тыс. 599 рублей. Хотя крепость планировалась как батальонная, однако в ней не должен был находиться административный центр Днепровской линии. Центр планировалось разместить в Кирилловской крепости, которая должна была располагаться посредине Линии. Однако именно Александровская крепость стала наибольшей крепостью и центром Линии. Расстояние от крепости до Екатеринослава 81, Павлограда 112, от Перекопа 109 верст.

13 августа 1770 г. через Самарь на р. Московку двинулся многочисленный обоз под командованием коменданта крепости Александровской полковника Вилема фон Фредерздорфа с батальоном солдат, с массой рабочего и семейного народа, с детьми и всякими пожитками. Прельщённая богатством угодий дикой степи, многочисленная масса переселенцев на новую Линию состояла из семейств отставных солдат, бросивших пепелища на старой Украинской линии.

15/16 августа Фредерздорф был уже на р. Московке где стал лагерем, заняв Миниховский ретраншемент и несколько бывших здесь запорожских зимовников. О планах строительства Днепровской оборонительной линии запорожский Кош, не был поставлен в известность. Уже 25 августа 1770 г. в официальных бумагах с лагеря при Московке, Фредерздорф упоминает о крепости Александровской

По преданиям, до построения Александровской крепости и основания города, по pp. Сухой и Мокрой Московкам было изобилие дубовых лесов, которые при выходе в долину Днепра сливались с лесом Великого Луга. В Днепре, ниже крепости в Великом Лугу и выше на порогах, было изобилие рыбы — осетров, стерлядей, лящей, судаков, сазанов, щук, сомов, сельдей и другой мелкой рыбы. Лов вёлся также в озёрах и речках Конке, Мокрой Московке, Кучугумовке, Волчей.

В первую зиму при строительстве крепости вырубался лес, в два обхвата дубы шли на отопление новых поселенцев. В первую зиму 1770 года на строительстве крепости работало не менее 800 человек. Для начальства были построены деревянные дома, для солдат — казармы, а для всех остальных — землянки, в которых размещалось по нескольку семейств, а лопатники отдельно по 40 человек каждый. Защиту стройки выполняли донские казаки.

Строительство крепости с 1770 по 1775 г. велось инженером полковником Яковом Бибиковым при участии военных инженеров — подполковника Андрея Панина, капитанов — Фёдора Алексеевича Наковальнина и Александра Вахтина, поручика Путимцева и прапорщика Александра Мусин-Пушкина. Полковник Вилем фон Фредерздорф был первым комендантом Александровской крепости в 1770—1774 гг.

В фондах Центрального госархива военной истории сохранился «План реки Московки», который позволил краеведу В. Г. Фоменко установить место первых жилищ на территории Александровска, то есть обнаружить исторический центр города. Согласно В. Г. Фоменко землянки солдат крепости стояли на месте театра им. Магара и сквера напротив него.

Александровская (2-я) крепость по форме напоминала огромную многоугольную звезду диаметром около 1 километра, окруженную земляным валом. Её площадь составляла 105 десятин (около 120 гектаров). На нынешней карте Запорожья крепость можно условно разместить между улицами: Соборным просп., Крепостной, Школьной и Украинской (ранее, соответственно, проспектом Ленина, Грязнова, Украинской, Героев Сталинграда)).

Население

Одновременно с построением Днепровской линии правительство было озабочено заселением прилежащих к крепостям мест оседлым народом. Однако из-за войны с Турцией, неурожаев и опасных болезней, желающих селиться было слишком мало; по преимуществу сюда стягивались бобыли и малосемейные отставные солдаты из старой Украинской линии, да кое-где к ним присоединялись казаки Запорожского коша. Последние вызвали законное негодование казацкой старшины и было дано поручение изгнать их из крепости в казацкие полки. С 30 ноября 1773 г. по распоряжению Сената на строительстве Линии было решено использовать труд осужденных на каторгу преступников.

Население крепости, и позднее города, страдало от частых эпидемий — холеры, чумы, возникавших на юге Российской империи. Наиболее чувствительные последствия эпидемий были в 1771—1772 гг. Много поселенцев умирало. Частые неурожаи, голод также не способствовали росту населения. В метрической книге Покровского собора за 1774 год зарегистрировано 470 смертей, тогда как население на 1783 год составляло 901 человек.

С 1772 года, во время войны с Турцией, когда появилась чума, в Александровске состояло 2 лазарета — полевой 2-й армии (до 1775 г.) и местных пограничного батальона и инженерной команды. При появлении чумы в 1771 году — в 3-х верстах от крепости Александровской, на левой стороне реки Мокрой Московки был учрежден пограничный карантин, который существовал до 1791 года. Еще раньше, в 1770 г., при крепости была создана линейная аптека.

Первые городские здания

В 1775 г., по окончании земляных работ, в крепости было построено несколько деревянных и кирпичных домов для обер-коменданта и коменданта с их канцеляриями и штатом, и для остальных штаб и обер-офицеров; затем, для размещения нижних чинов — 8 обширных казарм; для других учреждений и назначений крепости — аптека, госпиталь, школа, провиантский запасный магазин, пороховой погреб, цейхгауз и острог.

На полную достройку крепости предусматривалось направить 3000 мастеровых и работных людей, 330 погонщиков с волами и потратить более 55 тыс. рублей. Возведение крепости тормозилось отсутствием строительных материалов, в первую очередь дерева. В степной зоне с этим были проблемы. В краткое время леса, которые росли по берегам рек, почти все были истреблены.

Для религиозных нужд войск в 1772 году в крепости имелась походная церковь-палатка во имя Св. Георгия Победоносца при которой находились два священника, а в 1773 г. инженерной командой из казённых материалов линейного ведомства (кирпича и дерева) была построена новая Свято-Покровская церковь.

Вознесенка

В 1797 году, по упразднении крепостей Днепровской линии, все солдаты Александровской крепости оставлены «на собственном иждивении». Освободив казенные казармы и дома, солдаты тут же за валами крепости, близ устья Сухой Московки и «Климовой груши», поселились в Солдатской слободке, незадолго пред этим основанной «престарелыми капралами».

Батальонная школа

В начале 1770-х гг. в крепости Александровской стала действовать гарнизонная школа . Возраст учащихся — от 7 до 16 лет. Школа предназначалась для обучения грамоте и военной науке солдатских детей.

Литература

• Ласковскій. Матеріалы для исторіи инженернаго искусства въ Россіи, часть IV (въ рукописи, хранящейся въ Николаевской инженерной академіи).
• Александровская крепость // A (метка английского Ллойда) — Алжирия. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911. — С. 251. — (Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.] ; 1911—1915, т. 1).</span>
• Новицький Яків. История города Александровска, (Екатеринославской губ.) в связи с историей возникновения крепостей Днепровской линии 1770—1806 г // [history.org.ua/LiberUA/Book/novits1/4.pdf Твори / Упорядн. Анатолій Бойко. НАН України. Інститут української археографії та джерелознавства ім. М. С. Грушевського, Інститут історії України, Інститут мистецтвознавства, фольклористики та етнології ім. М. Т. Рильського; Запорізький національний університет; Запорізьке наукове товариство ім. Я. Новицького. У 5 т]. — Запоріжжя: АА Тандем, 2007. — Т. 1. — 508 с. — ISBN 978-966-488-001-2.

Отрывок, характеризующий Александровская крепость

Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.


24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.
Древние оставили нам образцы героических поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, и мы все еще не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого времени история такого рода не имеет смысла.
На другой вопрос: как даны были Бородинское и предшествующее ему Шевардинское сражения – существует точно так же весьма определенное и всем известное, совершенно ложное представление. Все историки описывают дело следующим образом:
Русская армия будто бы в отступлении своем от Смоленска отыскивала себе наилучшую позицию для генерального сражения, и таковая позиция была найдена будто бы у Бородина.
Русские будто бы укрепили вперед эту позицию, влево от дороги (из Москвы в Смоленск), под прямым почти углом к ней, от Бородина к Утице, на том самом месте, где произошло сражение.
Впереди этой позиции будто бы был выставлен для наблюдения за неприятелем укрепленный передовой пост на Шевардинском кургане. 24 го будто бы Наполеон атаковал передовой пост и взял его; 26 го же атаковал всю русскую армию, стоявшую на позиции на Бородинском поле.
Так говорится в историях, и все это совершенно несправедливо, в чем легко убедится всякий, кто захочет вникнуть в сущность дела.
Русские не отыскивали лучшей позиции; а, напротив, в отступлении своем прошли много позиций, которые были лучше Бородинской. Они не остановились ни на одной из этих позиций: и потому, что Кутузов не хотел принять позицию, избранную не им, и потому, что требованье народного сражения еще недостаточно сильно высказалось, и потому, что не подошел еще Милорадович с ополчением, и еще по другим причинам, которые неисчислимы. Факт тот – что прежние позиции были сильнее и что Бородинская позиция (та, на которой дано сражение) не только не сильна, но вовсе не есть почему нибудь позиция более, чем всякое другое место в Российской империи, на которое, гадая, указать бы булавкой на карте.
Русские не только не укрепляли позицию Бородинского поля влево под прямым углом от дороги (то есть места, на котором произошло сражение), но и никогда до 25 го августа 1812 года не думали о том, чтобы сражение могло произойти на этом месте. Этому служит доказательством, во первых, то, что не только 25 го не было на этом месте укреплений, но что, начатые 25 го числа, они не были кончены и 26 го; во вторых, доказательством служит положение Шевардинского редута: Шевардинский редут, впереди той позиции, на которой принято сражение, не имеет никакого смысла. Для чего был сильнее всех других пунктов укреплен этот редут? И для чего, защищая его 24 го числа до поздней ночи, были истощены все усилия и потеряно шесть тысяч человек? Для наблюдения за неприятелем достаточно было казачьего разъезда. В третьих, доказательством того, что позиция, на которой произошло сражение, не была предвидена и что Шевардинский редут не был передовым пунктом этой позиции, служит то, что Барклай де Толли и Багратион до 25 го числа находились в убеждении, что Шевардинский редут есть левый фланг позиции и что сам Кутузов в донесении своем, писанном сгоряча после сражения, называет Шевардинский редут левым флангом позиции. Уже гораздо после, когда писались на просторе донесения о Бородинском сражении, было (вероятно, для оправдания ошибок главнокомандующего, имеющего быть непогрешимым) выдумано то несправедливое и странное показание, будто Шевардинский редут служил передовым постом (тогда как это был только укрепленный пункт левого фланга) и будто Бородинское сражение было принято нами на укрепленной и наперед избранной позиции, тогда как оно произошло на совершенно неожиданном и почти не укрепленном месте.
Дело же, очевидно, было так: позиция была избрана по реке Колоче, пересекающей большую дорогу не под прямым, а под острым углом, так что левый фланг был в Шевардине, правый около селения Нового и центр в Бородине, при слиянии рек Колочи и Во йны. Позиция эта, под прикрытием реки Колочи, для армии, имеющей целью остановить неприятеля, движущегося по Смоленской дороге к Москве, очевидна для всякого, кто посмотрит на Бородинское поле, забыв о том, как произошло сражение.
Наполеон, выехав 24 го к Валуеву, не увидал (как говорится в историях) позицию русских от Утицы к Бородину (он не мог увидать эту позицию, потому что ее не было) и не увидал передового поста русской армии, а наткнулся в преследовании русского арьергарда на левый фланг позиции русских, на Шевардинский редут, и неожиданно для русских перевел войска через Колочу. И русские, не успев вступить в генеральное сражение, отступили своим левым крылом из позиции, которую они намеревались занять, и заняли новую позицию, которая была не предвидена и не укреплена. Перейдя на левую сторону Колочи, влево от дороги, Наполеон передвинул все будущее сражение справа налево (со стороны русских) и перенес его в поле между Утицей, Семеновским и Бородиным (в это поле, не имеющее в себе ничего более выгодного для позиции, чем всякое другое поле в России), и на этом поле произошло все сражение 26 го числа. В грубой форме план предполагаемого сражения и происшедшего сражения будет следующий:

Ежели бы Наполеон не выехал вечером 24 го числа на Колочу и не велел бы тотчас же вечером атаковать редут, а начал бы атаку на другой день утром, то никто бы не усомнился в том, что Шевардинский редут был левый фланг нашей позиции; и сражение произошло бы так, как мы его ожидали. В таком случае мы, вероятно, еще упорнее бы защищали Шевардинский редут, наш левый фланг; атаковали бы Наполеона в центре или справа, и 24 го произошло бы генеральное сражение на той позиции, которая была укреплена и предвидена. Но так как атака на наш левый фланг произошла вечером, вслед за отступлением нашего арьергарда, то есть непосредственно после сражения при Гридневой, и так как русские военачальники не хотели или не успели начать тогда же 24 го вечером генерального сражения, то первое и главное действие Бородинского сражения было проиграно еще 24 го числа и, очевидно, вело к проигрышу и того, которое было дано 26 го числа.
После потери Шевардинского редута к утру 25 го числа мы оказались без позиции на левом фланге и были поставлены в необходимость отогнуть наше левое крыло и поспешно укреплять его где ни попало.
Но мало того, что 26 го августа русские войска стояли только под защитой слабых, неконченных укреплений, – невыгода этого положения увеличилась еще тем, что русские военачальники, не признав вполне совершившегося факта (потери позиции на левом фланге и перенесения всего будущего поля сражения справа налево), оставались в своей растянутой позиции от села Нового до Утицы и вследствие того должны были передвигать свои войска во время сражения справа налево. Таким образом, во все время сражения русские имели против всей французской армии, направленной на наше левое крыло, вдвое слабейшие силы. (Действия Понятовского против Утицы и Уварова на правом фланге французов составляли отдельные от хода сражения действия.)
Итак, Бородинское сражение произошло совсем не так, как (стараясь скрыть ошибки наших военачальников и вследствие того умаляя славу русского войска и народа) описывают его. Бородинское сражение не произошло на избранной и укрепленной позиции с несколько только слабейшими со стороны русских силами, а Бородинское сражение, вследствие потери Шевардинского редута, принято было русскими на открытой, почти не укрепленной местности с вдвое слабейшими силами против французов, то есть в таких условиях, в которых не только немыслимо было драться десять часов и сделать сражение нерешительным, но немыслимо было удержать в продолжение трех часов армию от совершенного разгрома и бегства.


25 го утром Пьер выезжал из Можайска. На спуске с огромной крутой и кривой горы, ведущей из города, мимо стоящего на горе направо собора, в котором шла служба и благовестили, Пьер вылез из экипажа и пошел пешком. За ним спускался на горе какой то конный полк с песельниками впереди. Навстречу ему поднимался поезд телег с раненными во вчерашнем деле. Возчики мужики, крича на лошадей и хлеща их кнутами, перебегали с одной стороны на другую. Телеги, на которых лежали и сидели по три и по четыре солдата раненых, прыгали по набросанным в виде мостовой камням на крутом подъеме. Раненые, обвязанные тряпками, бледные, с поджатыми губами и нахмуренными бровями, держась за грядки, прыгали и толкались в телегах. Все почти с наивным детским любопытством смотрели на белую шляпу и зеленый фрак Пьера.
Кучер Пьера сердито кричал на обоз раненых, чтобы они держали к одной. Кавалерийский полк с песнями, спускаясь с горы, надвинулся на дрожки Пьера и стеснил дорогу. Пьер остановился, прижавшись к краю скопанной в горе дороги. Из за откоса горы солнце не доставало в углубление дороги, тут было холодно, сыро; над головой Пьера было яркое августовское утро, и весело разносился трезвон. Одна подвода с ранеными остановилась у края дороги подле самого Пьера. Возчик в лаптях, запыхавшись, подбежал к своей телеге, подсунул камень под задние нешиненые колеса и стал оправлять шлею на своей ставшей лошаденке.
Один раненый старый солдат с подвязанной рукой, шедший за телегой, взялся за нее здоровой рукой и оглянулся на Пьера.
– Что ж, землячок, тут положат нас, что ль? Али до Москвы? – сказал он.
Пьер так задумался, что не расслышал вопроса. Он смотрел то на кавалерийский, повстречавшийся теперь с поездом раненых полк, то на ту телегу, у которой он стоял и на которой сидели двое раненых и лежал один, и ему казалось, что тут, в них, заключается разрешение занимавшего его вопроса. Один из сидевших на телеге солдат был, вероятно, ранен в щеку. Вся голова его была обвязана тряпками, и одна щека раздулась с детскую голову. Рот и нос у него были на сторону. Этот солдат глядел на собор и крестился. Другой, молодой мальчик, рекрут, белокурый и белый, как бы совершенно без крови в тонком лице, с остановившейся доброй улыбкой смотрел на Пьера; третий лежал ничком, и лица его не было видно. Кавалеристы песельники проходили над самой телегой.
– Ах запропала… да ежова голова…
– Да на чужой стороне живучи… – выделывали они плясовую солдатскую песню. Как бы вторя им, но в другом роде веселья, перебивались в вышине металлические звуки трезвона. И, еще в другом роде веселья, обливали вершину противоположного откоса жаркие лучи солнца. Но под откосом, у телеги с ранеными, подле запыхавшейся лошаденки, у которой стоял Пьер, было сыро, пасмурно и грустно.
Солдат с распухшей щекой сердито глядел на песельников кавалеристов.
– Ох, щегольки! – проговорил он укоризненно.
– Нынче не то что солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, – сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. – Нынче не разбирают… Всем народом навалиться хотят, одью слово – Москва. Один конец сделать хотят. – Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял все то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой.
Дорога расчистилась, и Пьер сошел под гору и поехал дальше.
Пьер ехал, оглядываясь по обе стороны дороги, отыскивая знакомые лица и везде встречая только незнакомые военные лица разных родов войск, одинаково с удивлением смотревшие на его белую шляпу и зеленый фрак.
Проехав версты четыре, он встретил первого знакомого и радостно обратился к нему. Знакомый этот был один из начальствующих докторов в армии. Он в бричке ехал навстречу Пьеру, сидя рядом с молодым доктором, и, узнав Пьера, остановил своего казака, сидевшего на козлах вместо кучера.
– Граф! Ваше сиятельство, вы как тут? – спросил доктор.
– Да вот хотелось посмотреть…
– Да, да, будет что посмотреть…
Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.